САМОРАЗРУШЕНИЕ

Мужчина-Дионис склонен к различным формам саморазрушения. Причинение себе боли приносит ему ощущение, что он жив. Уход в измененные состояния сознания дает ощущение, что он — часть чего-то неизмеримо большего или помогает раствориться в небытии. Кажется, это на какое-то время залечивает раны, заполняет пустоту в душе или просто отвлекает от них.

Мужчины-Дионисы — это люди, покрытые татуировками и проткнутые металлическими стерженьками (если это не дань моде; но, вообще-то говоря, даже одна татуировка и даже у юной девы символизирует какие-то ее отношения с Подземным миром, и дева эта — обычно Персефона [109]). Рисунками, выцарапанными на теле, Дионис вновь расчленяет, раздирает себя на отдельные части. Разные татуировки, объединенные в единое целое, кажется, соединяют тело вновь. Вдобавок ко всему, индивидуальная татуировка делает анонимное, незнакомое тело Диониса наконец-то «своим», исключительным, обладающим опознавательным знаком. В целом, покрытие своего тела татуировками — один из самых безобидных способов разговора человека-Диониса со своим телом. Часто в ход идет более тяжелая артиллерия — алкоголь и наркотики, сексуальные излишества, попытки самоубийства.

Саморазрушение мужчины-Диониса может быть связано и с идеологией группы, в которой растворяется личность человека. Он способен по собственной воле погибнуть или пострадать за тот или иной общественный идеал обычно маргинального сообщества.

ВЕДОМЫЙ БОГОМ

Дионис сам был богом, но воплощался в виде своего последователя. Мужчины этого типа часто чувствуют себя так, как будто их ведет нечто неизмеримо большее, чем они сами и чем люди вообще. Они воспринимают это обычно как присутствие и водительство бога. Это пророки и основатели мировых религий: Мухаммед, пророк Аллаха, или Иисус. Это лидеры сект и культов, отличных от общепризнанных (если, конечно, они не преследуют коммерческие цели и не одержимы единственно жаждой власти). Это святые и подвижники различных религий, которые никого за собой не ведут, но находятся в каких-то своих отношениях с божеством. Это сумасшедшие юродивые, убогие «Христа ради». Как это ни парадоксально, но в этом смысле религии Христа из всех языческих культов был бы ближе всех культ Диониса с его отречением от обыденности мира, самопосвящением божеству.

Все может начинаться со снов, ярких и конкретных, похожих на реальность больше, чем сама действительность. Там появляются персонажи, существование которых невозможно подвергнуть сомнению, настолько общение с ними — важный и исключительный опыт в жизни человека. Уже в сновидениях мужчины-Дионисы пытаются увидеть смысл того, что им суждено узнать. Иногда с ними случаются странные приступы или припадки — то, что коренные народы Сибири называют «шаманской болезнью». Это не оставляет человека до тех пор, пока он не становится шаманом. Или пророком. Другие люди находят подобный опыт в молитвах, помогая своему духу услышать и увидеть нечто истинно божественное с помощью различных видов аскезы.

«Мухаммед считал важным, чтобы молитве предшествовало отчетливое намерение предстать лицом к лицу с Богом; чтобы тем же сознательным намерением было не просто умыться, а умыться положенным образом, и ни на минуту не забывая при этом о цели омовения, о предстоящей встрече с Богом “возвышением духа”. <…> Изо дня в день и из месяца в месяц практиковал Мухаммед все известные и доступные для него методы очищения, то чередуя эти занятия с повседневными делами, то удаляясь на гору Хира, чтобы всецело и без помех предаться размышлениям, молитвам, созерцанию» [110]. И наконец, в одну из ночей месяца рамадана 610 года на горе Хира во сне Мухаммеду явился «некто могучий и страшный и приказал ему читать неведомо кем написанный свиток, а когда Мухаммед отказался, сам прочел ему пять строк из этого свитка и приказал повторить их; и строки эти врезались в сердце Мухаммеда» [111].

ВОЖДЬ-ВДОХНОВИТЕЛЬ

Ведомый некоей высшей силой, мужчина-Дионис иногда становится вождем и вдохновителем групп и даже больших сообществ людей. Это могут быть как соратники и последователи, так и случайным образом собранная толпа. А в классическом случае — и то, и другое. У Еврипида сам Дионис предводительствует женщинами под видом человека, своего последователя. В вакхических одеждах, с жаждой оргий

В груди, и сколько в Фивах есть
Народу женского, всех с ними вместе
Заставил я покинуть очаги.
И под шатрами елей, как попало,
Бездомные на голых спят скалах.
Да, город, ты почувствуешь теперь,
Что до сих пор чуждался оргий Вакха.
(«Вакханки», 33–40, перевод И. Анненского)

В наши дни это скорее артист, музыкант и певец, но не академического толка, а, скорее, экспериментатор или рок-музыкант. Дионисийское действо требует эмоциональной отдачи и движения, забвения себя самого в музыке и танце. Слова песен не требуют осмысления (смысл слова — это «конек» Аполлона, который тоже артист), они похожи больше на заклинания или выражение восторга, ужаса, дикой потребности в чем-то, — короче говоря, сильных эмоций. Это то, что просто «прет наружу», а не формируется в изящную, гармоничную композицию.

Конечно, Дионис может проявиться и на другом поприще. Примечательным является описание «учителя нового типа» в рамках «Гуманистической модели экологического образования». Его деятельность видится основанной на совместной деятельности с учениками, направленной на достижение общей образовательной цели. Здесь учитель — не непререкаемый авторитет (как Аполлон, продолжатель отцовской линии), а именно вдохновитель. Насколько это реально в педагогической работе, может показать только практика, но в любом случае мужчине-учителю нужно умение быть как увлеченным Дионисом, так и дисциплинирующим Аполлоном.

РАЗРУШИТЕЛЬ

Иннокентий Анненский в своем переводе «Вакханок» делает очень знаковую ремарку (к строфе 862): «В хоре слышится бодрое настроение. Мечты о вакханалии становятся рельефнее. Заманчивая картина полного избавления и свободы неразрывна с представлением о мести и торжестве над приниженным врагом. Чувствуется уверенность в непреложности небесной кары. Счастье — не в надеждах и мечтах, а в обладании счастливым мгновением». И далее к строфе 976: «Хор воспевает месть менад и призывает кару на голову Пенфея. В антистрофе слышится мораль, спокойный голос рассудка, но голос мстительной страсти заглушает его. В эподе — обращение к богу: пусть он по-своему “весело” покарает лазутчика менад». Это характерное описание того, что происходит в душе человека, когда он решается на разрушение, ярость и месть.

Есть люди, которые способны жить, казалось бы, нормальной обычной жизнь, но вдруг их захлестывает необоримая сила, и они идут и делают то, на что в здравом уме и самостоятельно не пошли бы [112]. Так происходят погромы, массовые убийства людей «не той» национальности, массовое мародерство. Можно это называть всплесками коллективного бессознательного, можно мотивировать недостаточностью самоконтроля и отсутствием воспитания и цивилизованности. Но и в этом мы видим силу и влияние Диониса.

ЭКСЦЕНТРИЗМ

Возвращение Диониса в наше время мы можем наблюдать в развитии экологических движений и идеологии. До середины XX века господствовала идеология «ресурсизма». Главным принципом было «наибольшее благо для наибольшего количества людей в течение наибольшего времени». Природные ресурсы должны были использоваться рационально, чтобы хватило на всех. Ценность и полезность природы определялись экономически. При этом дикая природа воспринималась исключительно как окружающая человека среда. (В общем, в нашей стране этот подход остается главенствующим.) Она не имеет ценности сама по себе. Недалеко от них ушли и сторонники «рационального использования природных ресурсов». Они считают, что необходимо кое-где оставлять кусочки дикой природы, чтобы ученые могли наблюдать и изучать их, а туристы — праздно пользоваться ими и любоваться. Это тоже антропоцентрический подход. Отличается от них эксцентрический взгляд на природу. Согласно этой идеологии, природа обладает ценностью сама по себе, вне зависимости от того, насколько она полезна человеку на данный момент и в будущем. Ценность чего-либо не исчерпывается человеческими потребностями. Природа, с этой точки зрения, священна сама по себе. Ту же идею поддерживают сторонники глубинной экологии и экофеминизма. Последние полагают, что женщина и природа связаны изначально и что антропоцентризм и многие беды и недостатки современной цивилизации связаны исключительно с многовековым институтом патриархата. Но пришло время вернуться к гуманным жизнелюбивым ценностям, которые они полагают феминными по своей сути.