Вот как проникновенно рассказывает о таком положении вещей Роберт А. Джонсон:

«… мы — дети печали. Западные люди — это дети своей внутренней бедности, несмотря на то, что во внешнем мире они имеют все, что хотят… Мы подавили и подчинили окружающий мир. силой кувалды и точностью электроники. Мы накопили ценностей в беспрецедентном масштабе… Наша печаль происходит из-за потери этих феминных ценностей, которые мы опорочили и выкинули прочь из нашей культуры. Бланшфлёр [жена короля Ривалена и мать Тристана в легенде о Тристане и Изольде. — Прим. Г.Б.] не смогла выжить в культуре, где ценят и существуют только стремления к почестям, власть, конкуренция и мечта “стать номером один”… Постоянные войны; мужчины думают лишь о создании империи, овладении территорией и накоплении богатства и покорении окружающего мира любой ценой. Мы до сих пор называем это прогрессом… Бланшфлёр никогда не занимала подобающего места в этом обществе; ценности, которые она представляла, никогда не уважались по праву… Она для него [для брата] часть собственности, которая может быть использована в соответствии с тем, как считает это нужным мужское эго, чтобы удовлетворить его стремление к власти. Если мы раскроем глаза пошире, мы увидим это все в современном обществе» [138].

Перечитывая Макиавелли, современный человек может с радостным изумлением узнавания находить нечто знакомое ему по современной политике. По истории, изученной в школе, мы помним, что средневековые короли боролись с крупными баронами или другими влиятельными землевладельцами. Это вечная борьба человека у власти, номинального правителя, с другими значимыми фигурами в его стране, часто более богатыми, но не обладающими столь высоким статусом. В этом смысл великого унижения, которому подвергал Петр Первый знатных и пожилых бояр, рубя им бороды [139]. В греческой мифологии это подспудная интрига отношений Зевса и Посейдона. В наши дни мы можем наблюдать такую борьбу в разных странах, от противостояния Дж. Сороса с Дж. Бушем-младшим до «олигархических разборок» в нашей стране. С точки зрения Макиавелли, правитель безусловно прав, когда старается возвысить тех, кто служит под его руководством и ему обязан своим возвышением, и уменьшить власть тех, кто от него не зависит.

«В объяснение этого надо сказать, что все единовластно управляемые государства, сколько их было на памяти людей, разделяются на те, где государь правит в окружении слуг, которые милостью и соизволением его поставлены на высшие должности и помогают ему управлять государством, и те, где государь правит в окружении баронов, властвующих не милостью государя, а в силу древности рода [в наше время это владельцы собственных корпоративных «империй» или хозяева административных автономий. — Прим. Г.Б.]. Бароны эти имеют наследные государства и подданных, каковые признают над собой их власть и питают к ним естественную привязанность. Там, где государь правит посредством слуг, он обладает большей властью, так как по всей стране подданные знают лишь одного властелина; если же повинуются его слугам, то лишь как чиновникам и должностным лицам, не питая к ним никакой особой привязанности» [140].

«Новая метла метет по-новому», а мужчина-Зевс устанавливает свои порядки. Если он этого не делает, то не Зевс это вовсе, а Аполлон, продолжающий некую «отцовскую линию». Верховный бог олимпийцев установил главенство нового поколения богов, своих братьев и сестер, а затем и своих детей. Часть прежних властителей — титанов лишилась власти (титаны-бунтовщики), другие же оказались завербованы и встали на сторону нового царя богов (Геката, неудачливая невеста Зевса Фетида и супруга Метида, отчасти Прометей). Новый начальник или правитель тоже обычно приводит «своих» людей, растит новую поросль и вербует кого-то из прежних кадров. Поставленные им «свои люди» воспринимаются не сами по себе, а как проводники его воли (как в мифе, прежде всего, Аполлон и Гермес). Перевербованные кадры всецело обязаны своим положением его милости и благодарны, а вдобавок полезны, потому что много знают и умеют.

Начальник-Зевс обычно видит, что именно в его управлении не особенно хорошо или эффективно. Особенно, когда только получает новое место. Потому он предлагает новые правила и законы. Проводить их ему помогают его сторонники. Поддержать могут союзники, в случае если он обладает способностью заключать выгодные альянсы. В конце концов (действительно, не сразу) новые порядки начинают поддерживать те, кому они выгодны. Вот как описывает это Никколо Макиавелли:

«…трудность же состоит прежде всего в том, что им приходится вводить новые установления и порядки, без чего нельзя основать государство и обеспечить себе безопасность. А надо знать, что нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми. Кто бы ни выступал с подобным начинанием, его ожидает враждебность тех, кому выгодны старые порядки, и холодность тех, кому выгодны новые. Холодность же эта объясняется отчасти страхом перед противником, на чьей стороне — законы; отчасти недоверчивостью людей, которые на самом деле не верят в новое, пока оно не закреплено положительным опытом» [141].

Двадцатый век подарил миру тиранов и диктаторов, ужаснувших человечество. Почти все из них приходили к власти насильственным путем или же убирали основных противников в первые месяцы своего правления. Такая расчистка территории для установления собственного трона — характерная черта мужчин-Зевсов. Само по себе это ни плохо, ни хорошо — до того момента, пока не заходит речь о методе устранения и о масштабах.

Никколо Макиавелли, не рассуждая о нравственности, а выявляя механизмы правления, тем не менее, отмечает, что «жестокость жестокости рознь. Жестокость применена хорошо в тех случаях — если позволительно дурное называть хорошим, — когда ее проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней и по возможности обращают на благо подданных; и плохо применена в тех случаях, когда поначалу расправы совершаются редко, но со временем учащаются, а не становятся реже» [142]. Однако в большинстве случаев в правление диктатора расправы учащаются и становятся массовыми, превращаются в волны репрессий, которые мы хорошо знаем по истории нашей страны.

Установив первоначальный контроль, мужчина-Зевс с трудом удерживается, чтобы не пытаться контролировать все и вся. Это ему все равно не удастся, но он может попытаться. И, как правило, это оказывается гибельным для системы в целом. Впрочем, обычно его контроль ограничивается ближайшим окружением и точечными проверками. Так олимпиец Зевс следил за тем, чем занимается его супруга, а иногда метал перуны в тех смертных, которых уличил в оскорблении богинь (ну или в том, что сам счел оскорблением). Тотальный же контроль над всеми мыслями, чувствами и даже поступками смертных он не устанавливал. Каждый был волен думать и чувствовать то, что ему хотелось. Греческая религия добродушно относилась к атеистической философии, сомнительным драмам и комедиям. Даже частные отношения между людьми и конкретными богами Зевса обычно не волновали, потому мстят смертным именно те боги, которых они оскорбили. Жесткие правила касались лишь самых важных постулатов взаимоотношений людей и богов, а также богов между собой. К числу таковых относились, например, клятвы рекой Стикс. И за исполнением клятв Зевс строго следил.