— Ха? — переспросил Гамаш, сняв карту со стены и протянув её профессору. — Не могли бы вы выразиться более конкретно? Есть в этой карте что-то ценное или нет?

— Ни в малейшей степени.

И, тем не менее, Шарпантье продолжал изучать карту.

— Боюсь, мне нужно идти, — Гамаш бросил взгляд на часы, было около семи вечера. — Но утром я вернусь. Шеф-инспектор Лакост и кто-то из её команды остаётся, как и инспектор Бовуар. Утром у них будет отчёт о судебно-медицинской экспертизе.

Гамаш потянулся за картой, но Шарпантье, казалось, не хотел её отдавать.

— Я еду с вами, — сказал он.

— Зачем? — поинтересовался Гамаш. — Не хочу показаться грубым, но мне не совсем понятно ваше желание.

— Я коллекционирую карты. Этот экземпляр любопытный. Да ещё, как вы сказали, есть её изображение на витраже в церкви?

— Oui.

— Мне бы хотелось на него взглянуть.

— Но вы же сами сказали, что в карте нет ничего ценного.

— Всё верно. И, тем не менее, она для вас важна, — ответил Шарпантье. — Как карта, или как что-то иное?

Гамаш помолчал, наблюдая за потеющим мужчиной, потом принял решение:

— Упакуйте вещи и ждите меня у главного входа через четверть часа.

Когда Шарпантье укатил, Гамаш взял карту. Стекло покрывали пятна пота. Гамаш аккуратно перевернул рамку и осторожно высвободил листок.

Они прибыли в Три Сосны к половине девятого, и отправились сразу в часовню Святого Томаса, окна в которой всё ещё горели.

Когда они вошли, к ним обернулось восемь голов — четверо односельчан и четверо кадетов. Такой толпе позавидовал бы любой министр.

— Арман, — проговорила Рейн-Мари, подходя к мужу для приветствия. Затем обернулась к субтильному мужчине, опирающемуся на костыли. Арман предупредил её о позднем госте, но не стал распространяться о нём подробно.

Если люди в основном состоят из воды, то этот молодой парень человек больше, чем кто либо.

— Это Хуго Шарпантье, — представил его Гамаш. — Он профессор.

— Вы один из наших преподавателей, — узнал его Жак. — Читаете «Современные методы тактики”.

— А вам бы, кадет Лорин, быть повнимательнее на занятиях, — сказал Шарпантье. — Помнится мне, на последних двух тактических занятиях вы были застрелены, и взяты в заложники на третьем. Тест проводился в помещении завода. Вы провалились.

Хуэйфэнь попыталась сдержать улыбку, Амелия с Натэниелом смотрели на Жака с интересом. Золотой мальчик не просто лишился сияния, он помертвел.

Хуго Шарпантье повернулся к коммандеру.

Гамаш встретил его взгляд, точно зная, о чем тактик думает.

Четверо кадетов. Не в Академии, а в крошечной часовне за много миль от города. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сделать вывод, что их тут спрятали, хотя сами они этого не понимают.

— Профессор Шарпантье коллекционирует карты, — объяснил Арман. — Думаю, он может помочь. Вернее, он думает, что может помочь.

За всю дорогу сюда Шарпантье не сказал ни слова о карте или ещё о чем-то. Это молчание вполне устраивало Армана. Ему было о чём подумать.

— Вот она, — сообщила Рейн-Мари, направляясь к витражному окну. — Как же мы раньше не замечали?

— И не должны были, — сказал Шарпантье. — Посмотрите на его лицо.

Двое солдат были изображены в профиль и устремлялись вперед. Но этот юноша смотрел прямо на зрителей.

— Вот на него вы и должны были смотреть, — Шарпантье указал одним из своих костылей на мальчика. — Выражение его лица такое выразительное, что отвлекает внимание от всего, в том числе и от карты.

— Полагаете, внимание от карты отвлечено намеренно? — спросила Мирна.

— Внимание перенаправлено, — уточнила Хуэйфэнь, вычитавшая это в своем учебнике по тактике. Авторства Х.Э. Шарпантье.

— Какая-то цель преследовалась, — согласился Шарпантье. — Но была ли она в сокрытии карты? Не понимаю, зачем кому-то помещать карту на витраже, а после смещать общее внимание на что-то другое.

— Почему бы не оставить всё как есть, имеете вы в виду? — спросила Рейн-Мари.

— Или сделать карту заметной, — сказала Мирна.

— Может, карта не важна. Просто деталь, — предположила Клара. — Как пуговицы, или грязь, или револьвер в кобуре. Просто чтобы добавить достоверности.

— Достоверности? В карту со снеговиком? — спросила Рут. — С кем, по-твоему, канадские экспедиционные войска воевали? С Фрости-фрицами?

Гамаш достал оригинал карты, и Шарпантье забрал её у него из рук без всякого спроса. Сравнил с той, что на витраже.

Карта была та самая.

Копии карты были разбросаны по скамьям, среди тарелок с остатками говядины, рукколы и камамбера на багетах. Среди цыплят, песто и нарезанных яблок на свежем мультизлаковом хлебе из пекарни Сары. Среди бутылок с пивом и напитками полегче.

Впервые попав в Три Сосны и узнав, что местные жители время от времени устраивают в часовне своего рода пикники, Арман и Рейн-Мари были смущены. И даже, пожалуй, возмущены.

Но через пару месяцев Рейн-Мари спросила:

— Кем установлено правило, что в церкви не едят и не пьют?

И они испробовали это на себе. Сначала ощущали себя странно, неправильно. Как будто Господь обидится на людей, принимающих пищу в Его доме. Пока не поняли, что есть, пить и смеяться в церкви не кощунственно. Кощунственно оставлять церковь пустой.

— Как ты её заметила? — коммандер Гамаш спросил Амелию.

— Как вы проглядели её? — в ответ поинтересовалась Амелия.

Клара хотела цыкнуть на неё, но успела остановиться, осознав всю справедливость вопроса. Как они проглядели? Неужели их так приковали к себе солдатские лица, что всё остальное стало фоном, как и предположил молодой профессор?

И что ещё больше настораживало — было ли это преднамеренным отвлекающим маневром?

— Я смотрела на неё, — Амелия указала на Рут. — Она была на чём-то зациклена.

— На истинной природе мужчин и их месте в универсуме, — сообщила Рут, обратившись к Шарпантье. Казалось, она восхищалась двумя его костылями, сравнивая их со своей единственной тростью. — В основном, на смысле жизни.

— Конечно, — сказал молодой человек.

— … Потому я сосредоточилась, — продолжала объяснять Амелия, — на окне позади неё. И тут же увидела.

— Может, переместимся куда-нибудь в другое место? — спросил Жак, поднимаясь со скамейки. — Задница затекла.

— Да, у меня тоже заноза в заднице, — заметила Мирна, взглянув на своего жильца.

— Пошли, — согласилась Клара. — Я устала, и Лео пора прогуляться.

Маленький лев дремал на её коленях, в то время как Анри и Грейси спали на полу у скамейки Рейн-Мари.

Оказавшись снаружи, Амелия расслышала, как две женщины в темноте упрашивают питомцев: «Ну, пописай! Ну, покакай!».

Она остановилась на дорожке в ожидании. Спиной к церкви, спиной к окну.

— Писай! Какай!

Отвечая на вопрос, как она нашла карту, Амелия не была вполне откровенна. В то время, как всех привлекало лицо солдата, её оно отталкивало.

Точнее, отталкивало выражение ужаса.

Но главным, что заставило её содрогнуться и отвернуться, была мольба о прощении, написанная на лице юноши.

Поэтому, в отличие от остальных, она была вольна, вынуждена смотреть в другой угол витража.

И тогда заметила карту.

Наконец, сделав свои дела, Лео был подхвачен Кларой, которая передала теплый комочек Амелии.

— Пошли домой.

Придя домой, Арман показал Хуго Шарпантье его комнату на первом этаже и душевую, потом сам переоделся, а Рейн-Мари включила чайник и стала готовить скорый ужин.

Двадцать минут спустя Шарпантье показался в домашнем халате, благоухал мылом и вытирал свои тусклые каштановые волосы.

Гамаш расположился в гостиной, возле камина. Ужин состоял из вареной сёмги со спаржей, и ожидал их на раскладных столиках.

— Ждёте меня? — спросил Шарпантье. — А где мадам Гамаш?

— Я просил её присоединиться к нам, но она предпочла ужинать в спальне. Хотела оставить нас наедине для разговора.