— Правда? А кто?

— Суперинтендант Бребёф.

Желина кивнул, показав, что усвоил эту информацию. Он посмотрел на кресло-каталку Шарпантье:

— Ранение?

— Нет. Полагаю, у него что-то типа синдрома Паркинсона, — сказал Бовуар. — Иногда он ходит, опираясь на костыли, но чаще просто мотается в своем кресле. В нём проще и быстрее.

— Вам доводилось работать с ним в Сюртэ?

— Нет, он там оставался недолго. Ушел и создал свою собственную компанию. Работал консультантом. Должно быть, он в этом хорош, — сказал Бовуар, — иначе месье Гамаш не привёл бы его сюда.

— Он выглядит испуганным.

— Да. Но он такой всегда.

— Но как же человек, постоянно находящийся в страхе, преподает технику нападения и стратегию?

— Никто не знает самолеты лучше боящихся летать? — сказала Бовуар, с удовольствием заметив, как брови заместителя комиссара поползли вверх.

— Я хочу увидеть это сам, — сказал в трубку Гамаш. — Буду дома позже вечером и привезу с собой оригинал карты.

Окончив разговор, Гамаш вернулся к столу.

— Прошу прощения.

— Дома все хорошо? — спросила Лакост.

— О, да.

— Они нашли карту?

Все взгляды уткнулись в профессора Шарпантье. Пот скопился у него в районе воротничка, и когда он заговорил, ручеёк перетек на промокшую рубашку.

Слова, казалось, с трудом исторгались из него.

Моментально Желина склонился вперед, словно кто-то ударил по спинке его стула.

— Минуточку! Вы Х. Э. Шарпантье?

Профессор Шарпантье проигнорировал вопрос и продолжал смотреть на Гамаша, который кивнул ему.

— Вообще-то карта была найдена несколько месяцев назад замурованной в стены старого здания в маленькой деревушке в восточном округе, — сообщил Гамаш. — В моей деревушке, если на то пошло. А теперь найдено изображение этой карты на витражном окне крохотной часовенки.

— Правда? — удивилась Лакост, которая хорошо помнила и саму часовню, и окно ней. — Странно. Ту же самую, которую мы нашли…

— В стенах, — поторопился закончить за неё Гамаш.

Ещё одна крупная капля прокатилась по щеке Шарпантье. И вкатилась в расщелину его улыбающегося рта.

— Тот самый Шарпантье? — зашептал Желина Бовуару, который утвердительно кивнул. — Но он же затворник. Великий Боже, я нанимал его консультантом по тактике, но он не стал со мной говорить даже по телефону. Только по электронной почте. Я думал, он старше. И крупнее.

Шарпантье подвинул свою каталку на миллиметр ближе к столу. Либо не слышал слов Желины, либо не предавал им значения.

— Очень интересно. Редкие экземпляры старых карт иногда находят на чердаках или в задниках старых столов, но вы сказали, что эту нашли в стенах?

— Не думаю, что эта имеет хоть какое-то историческое значение или материальную ценность, — сказал Гамаш. — Это просто любопытная диковинка.

— Именно, — согласился Шарпантье, и перевел глаза с Гамаша на Лакост.

— Oui. Итак, — Гамаш повернулся к остальным, — мы можем вернуться основной теме?

— Где она сейчас? — всё равно спросил Шарпантье.

— Что?

— Карта.

— Оригинал у меня, — сказал Гамаш, стараясь оставаться спокойным и сменить тему разговора. — Я покажу вам его позже, если захотите.

— Вы сказали, «оригинал». Это подразумевает наличие копий?

— Я прошу прощения, профессор, — не выдержал Гамаш, — но какое это имеет значение?

— Это-то мне и интересно, — Шарпантье изучающее смотрел на Гамаша, явно о чём-то сильно тревожась. Разговор о картах распахнул его словесные шлюзы. — Вы, кажется, придаете этой карте большое значение, иначе не стали бы тратить столько времени на телефонный разговор.

— Может, поговорим об этом позже? — спросил Гамаш.

— Да, мне бы хотелось.

Шарпантье отъехал от стола.

— Но мы не закончили, — заметил Желина. — У нас к вам ещё вопросы.

— Нет, закончили, — отрезал молодой человек. — Все уместные вопросы были заданы. Мне больше нечего сообщить следствию. Если бы было, я бы сказал. Всё остальное — просто пустая трата времени.

Бовуар, и без того испытывающий уважение к этому странному человеку, сейчас почувствовал зарождающуюся к нему симпатию.

Шерпантье сидел перед ними, истекая потом. Тощий. Болезненный. Совсем здесь неуместный, среди этих высокопоставленных офицеров. Но абсолютно не замечающий этого.

По собственному мнению Шарпантье был абсолютно нормальным.

Бовуара это восхищало, хотя с самомнением Шарпантье он был не согласен.

— Остался еще один, последний вопрос, — сказал Гамаш. — Потом я покажу вам оригинал карты.

На лице тактика тут же появилась легкая улыбка, словно одобряющая использованный Гамашем старый добрый прием quid pro quo.

— Что вы думаете о Серже ЛеДюке?

— Думаю, он был глупцом. Думаю, он бы лучше реализовался как продавец обуви.

Заместитель комиссара Желина хохотнул, но затих, когда Шарпантье посмотрел на него.

— Вы не согласны?

— Non, non, ничего такого. Просто вы остроумно пошутили.

— Разве? Профессор ЛеДюк отлично бы продавал обувь. Оказался бы в топе продавцов. Он в совершенстве владел даром убеждать людей покупать то, что в конечном итоге причинит им боль. И вдобавок платить за это огромные деньги. Он был садистом.

— Мог ли он создать коррупционную сеть? — спросил Желина.

— Ни в коем случае. Его бы тут же поймали. Он не умел думать на два или три шага вперед. Продавцам обуви это ни к чему.

— Какая ирония, — прокомментировала Лакост, хотя лишь Гамаш понял, что она на самом деле имела в виду, и улыбнулся.

— А вот главе Академии Сюртэ необходимо, — продолжил Шарпантье, смотря на Гамаша.

— Где бы вы стали искать его убийцу? — спросила Изабель Лакост.

— Матфей 10:36, — ответил Шарпантье после недолгого раздумья. — Да, я бы начал оттуда. Ну что, теперь мы можем идти?

— Я жду вас у себя в комнате через пятнадцать минут, — сказа ему Гамаш.

— Странный, — сказала Лакост, когда дверь за Шарпантье закрылась.

— Он гений, — сказал офицер КККП. — И да, странный человек. От такого человека можно ждать больших неприятностей, non?

— Думаете, он замешан в смерти ЛеДюка? — спросила шеф-инспектор Лакост.

— Или в коррупции. Или и в том, и в другом. А вы так не думаете? — говоря, Желина смотрел на Гамаша. — Не потому ли вы пригласили его сюда? Профессор, который на самом деле почти не преподает. Гениальный тактик. Теперь он под вашим присмотром? Вы свели всех подозреваемых вместе. Ледюк, Бребёф, Шарпантье. И стали смотреть, что из этого выйдет. Но вы совершили ошибку. Одну из тех, по слухам, что вы уже совершали в прошлом. Вы решили, что умнее всех. Думали, что можете контролировать ситуацию. Но всё вышло из-под контроля, коммандер. И он это понял. То высказывание про умение продумывать несколько шагов вперед, то было не наблюдение, а шутка. Он насмехался над вами.

Гамаш встал.

— Может быть, вы и правы, — сказал он, направляясь к двери. — Время покажет.

— Да время уже показало! Только вы не видите. И на случай, если вы так ничего и не заметите, в ваш грандиозный эксперимент вбросили мертвое тело, месье Гамаш. И если вы не вернете контроль, будут ещё тела.

Когда коммандер ушёл, Поль Желина обратился к оставшимся:

— Что за ссылку на Библию сделал Шарпантье?

— Матфей 10:36, — ответила Лакост. — Будучи главой убойного, Гамаш первым делом преподавал своим агентам именно этот урок.

— «И враги человеку домашние его», — процитировал Бовуар.

Желина кивнул.

— И Х.Э. Шарпантье начал бы искать убийцу среди «домашних» Академии.

— Думаю, это очевидно, — сказала Лакост, собираясь покинуть зал.

— По «домашними» имеются в виду не только те, кто проживает в «доме», — сказал Желина. — В этой цитате есть намёк на интимность. Там говориться о ком-то близком. Очень близком.

— Ха! — хмыкнул Шарпантье, увидев карту, заключенную в рамку.