— Мы так и думали, — согласилась Хуэйфэнь. — Вы знаете про ориентирование?

— Конечно. Но эта карта отличается даже от старых карт по ориентированию.

— Как это?

— Ну, во-первых, снеговик, — месье Бержерон, улыбнулся. — Эта карта выглядит как смесь стилей. От обычной карты тут есть все топографические линии, только без указания названий, а от карты по ориентированию — указаны все сооружения, выполненные человеком, такие как каменная изгородь или фабричные здания. Но присутствуют ещё и причудливые штришки типа вот этих трёх, кажется довольно игривых, сосёнок. Должно быть, эту карту он сделал ради развлечения.

Месье Бержерон завис над поверхностью карты, словно ждал, что бумага нашепчет ему ответ.

— Или он сделал её для своего сына, — предположила Хуэйфэнь, опустив айфон на столешницу. — Мы думаем, это он.

Мальчик из витражного стекла, казалось, шагнул в карту.

Месье Бержерон скосил глаза на экран айфона.

— Исключительная выразительность. Откуда это у вас?

— Это часть витражного окна, мемориальный витраж, посвященный всем погибшим в первой мировой войне, — пояснила Амелия.

Месье Бержерон крякнул.

— Бедный парень, — сказал он и посмотрел вверх. — Почему вы решили, что это сын Тюркотта?

Хуэйфэнь увеличила изображение, и Бержерон удивленно округлил глаза, когда заметил карту, торчащую из солдатской сумки.

— Mais, c’est extraordinaire, — месье Бержерон покачал головой. — Когда размышляешь, сколько жизней полегло за клочок земли.

Он укоризненно зацокал, не одобряя войну и гибель молодых.

Амелия поднялась и подошла к гигантской карте, висящей за его спиной. Её пальца пробежались по дорогам и рекам, и замерли в долине.

Она обернулась.

— Здесь нет Трёх Сосен.

— Да куда бы они делись, — буркнула Хуэйфэнь, встав рядом. — Понимаю, когда её нет в GPS и на экономических картах, но это-то официальная карта, так ведь?

Месье Бержерон поднялся и присоединился к ним.

— Если тут чего-то нет, значит, оно не существует.

— Конечно же, существует. Мы там остановились, — удивлённо посмотрела на него Хуэйфэнь. — Эта ваша карта не вполне точная.

— Исключено. Тюркотт лично создавал её, — возразил Бержерон. — Его работы — это основа. Мы лишь добавляем новые города и дороги, но всё зиждется на оригинальных исследованиях Тюркотта. Может, он просто пропустил её? Это, должно быть, очень крохотная деревня. Никогда раньше о ней не слышал.

— Но Тюркотт там проживал, — сказала Амелия. — С чего бы ему убирать с официальных карт свою собственную деревню?

— Может, мы неправильно поняли, и он жил не там, — поправила её Хуэйфэнь. — Возможно, он нарисовал карту по ориентированию и отдал кому-то другому. Кому-то, кто проживал там.

— Тогда как она попала на витраж церкви в Трёх Соснах? — спросила Амелия. — Non. Эта карта создана человеком, который не просто жил в деревне, но и любил её.

— Так почему он скрывал её? — спросила Хуэйфэнь. Она повернулась к Бержерону. — Что вам о нём известно?

— По правде, не очень много. Подозреваю, тех, кто его встречал лично, не особенно много.

— Это как-то необычно, нет? — заметила Амелия.

Месье Бержерон улыбнулся.

— Меня тоже не многие лично встречали. Société des cartelogues du Québec[9] пыталась воссоздать биографию Тюркотта для Энциклопедии Канады. Погодите, сейчас найду.

Он вытянул с полки толстый том. Смахнув пыль, нашёл нужную страницу, затем протянул книгу Хуэйфэнь.

— Энтони Тюркотт — картограф, — стала читать девушка. — Родился в Ла-Сале в 1862 году. Умер в 1919.

— Но не в Трёх Соснах, — сказала Амелия, заглядывая подруге через плечо. — Тут сказано, он похоронен в местечке под названием Стропила-для-Кровли. Стропила?

Она посмотрела на месье Бержерона, который улыбнулся.

— Боюсь, именно так. Единственная величайшая ошибка Тюркотта. Она стала легендарной в мире топонимики.

— Он назвал деревню Стропилами?

— Мы не смогли это объяснить. Точнее, попробовали, попытались. На въезде в деревню существовала небольшая фабрика.

— По производству стропил?

— Oui. Да, тех самых деревянных конструкций, которые держат крышу. Мы полагаем, причина в том, что он не очень хорошо говорил по-английски, он перепутал что-то в названии деревни.

— И он никак этого не объяснил?

— А его никогда не спрашивали. Он прислал готовую карту с указанными на ней названиями, но это была маленькая деревенька, и никто не замечал его промаха долгие годы.

— Так откуда тогда вы знаете, что он не наделал других ошибок? — спросила Хуэйфэнь.

Месье Бержерон выглядел оскорбленным и даже слегка сбитым с толку от одной только непостижимой мысли, что Энтони Тюркотт мог совершить ещё ошибки.

— Он был всего лишь человеком, — подсказала девушка, невзирая на всю мифологизацию образа картографа, видимо, произошедшую за все эти годы.

— Энтони Тюркотт больше не совершал ошибок, а ту единственную, что совершил, он запечатлел в веках, завещав быть похороненным именно там, — заявил Бержерон строго.

Амелия чуть было не напомнила, что Тюркотт не указал на карте Три Сосны, но остановила себя. Она подозревала, что это совсем не ошибка.

— В биографии ничего не говорится о жене и детях, — заметила Хуэйфэнь.

— Нет, потому что не сохранилось никаких записей на этот счет. Но это не означает, что у него не было семьи, просто записи могли быть утеряны. Как вы видите, о нём мало что известно.

Информация действительно была скудной.

— Можете показать нам на карте Стропила-для-Кровли? — попросила Хуэйфэнь.

Месье Бержерон смутился.

— Боюсь, что не могу.

— Только не говорите мне … — начала Хуэйфэнь.

— Деревни больше не существует, — прервал её Бержерон. — Когда ошибку обнаружили, деревню переименовали, название выбрали сами жители. Но и оно позже исчезло.

— Исчезло? — переспросила Амелия.

— Такое случается, — объяснил Бержерон. — Деревеньки образуются вокруг какого-нибудь единственного предприятия, и когда оно приходит в упадок, деревенька умирает.

Поэтому Стропила-для-Кровли, как и Три Сосны, не отмечены на карте даже крохотной точкой, подумала Амелия.

Жак задвинул ящичек переполненного бумагами шкафа с такой силой, что Натэниел чуть не выпрыгнул из кожи.

Руки задрожали, дыхание участилось, зрачки расширились, Натэниел быстро опустил голову, но успел заметить, что Жак повернулся и пробежался глазами по длинному ряду файлов картотеки. И остановил взгляд на Натэниеле.

Младшекурсник вернулся к картотеке, яростно перебирая пальцами в поисках одной единственной карточки, содержащей ответ. Но всё внимание Жака уже было приковано к Натэниелу. Ему надоело заниматься поиском, и он наконец обнаружил кое-что поинтереснее.

Пожалуйста, пожалуйста, просил Натэниел, пробегая пальцами по записям. Но его глаза уже не не различали слов на карточках. Онемев, он стал ждать пинка, удара, пощечины. Грубого слова. Или чего похуже.

Между тем, Жак остановился в нескольких шагах от него. Его остановило знакомое жужжание. И как собака Павлова, он не смог противиться инстинкту и вынул свой айфон.

Лицо осветил экран.

— Где карточки на «Т»?

— Вот тут, — показал Натэниел, быстро подбегая к нужному шкафу. — А что?

Жак не ответил. Отыскав ящик на «Т», он стал перебирать карточки, бурча себе под нос:

— Тюркотт. Тюркотт. Вот он! Нет, это не он…

Через несколько минут Жак отошел от шкафа, слишком озадаченный, чтобы рассердиться.

Телефон Хуэйфэнь тренькнул.

— Жак прислал сообщение из мэрии. Там нет ни одной записи об Энтони Тюркотте.

Амелия ткнула в свой айфон несколько раз, открыв фото витражного окна. Прокрутила список имен.

— Тут Тюркотта тоже нет.

— Уверены, что нашу карту нарисовал Энтони Тюркотт? — еще раз спросила Хуэйфэнь.