Нрэн по–прежнему Нрэн. Все такой же неразговорчивый, суровый, строгий, неумолимо педантичный, таскающий немаркие темные костюмы. Великий Воитель одним словом, покоряет пачками миры, привозит богатые трофеи, однако рынок рабов не переполняет, чтобы не сбивать цену. За рамками профессии остаются стихи, вышивка, работы по золоту. Он скорее падет на меч, чем сознается в притягательности этих занятий. Мне кажется, Нрэну не хватает умения радоваться жизни, того самого, чем так щедро наделена Бэль.
— Но ты любишь его? — метнул неожиданный вопрос Моувэлль, как раз в тот момент, когда в гостиную приоткрылась дверь, и сунул нос паж.
— Настолько, насколько для меня допустимо это чувство, да, люблю, — откровенно призналась Элия и чуть наклонила голову, давая приказ мальчику обождать с другой стороны. Паренек моментально исчез. — Не знаю только, стал ли он от этого хоть сколько?нибудь счастливее. Лейм, кстати, не меньший педант, чем его старший брат, но одновременно чуткий романтик и гениальный технарь, мечтающий о широком синтезе магии с технологиями урбанизированных миров. Тот Лейм, — поправилась принцесса, — которого мы знали до сих пор и, хочется надеяться, не утратим без следа…
— Спасибо, — глухо поблагодарил Моувэлль, отвернувшись от богини. Жнец запретил себе видеть детей, но не мог преодолеть желания хотя бы послушать о них из уст Элии, любившей кузенов и знавшей, возможно, даже лучше их самих и уж тем более лучше никуда не годного отца, который и в бытность свою живым не старался проникнуть во внутренний мир отпрысков. Моувэлль боялся слишком сильно привязаться к детям, всегда держался с отстраненной доброжелательностью и временами мучительно завидовал той простоте обращения, какая установилась между его братом и племянниками. Да, они частенько ругались, спорили, негодовали друг на друга, но и столь же быстро и легко мирились. Если Лимбер был недоволен кем?то из своих буйных чад, то, засветив нерадивому отпрыску кулаком в глаз, считал инцидент исчерпанным, и спустя десяток минут уже мог смеяться и распивать с проштрафившимся детищем на пару бутылку вина. Как бы хотелось Моувэллю быть похожим на короля, быть свободным от Долга Жнеца. Неосуществимое желание снова ядовитым шипом вонзилось в сердце, и мужчина промолвил: — Мне пора идти.
— Пожалуйста, всегда рада посплетничать о родственниках, — подмигнула богиня статуе угрюмого одиночества, закутанной в плащ. — Будут новости о Лейме, пошлю весточку через Силы Равновесия. Да, кстати, дорогой дядюшка, твои покои все еще твои. Приходи в любое время, обещаю, ни о каких жнеческих секретах пытать тебя не будут. Если не хочешь или не можешь общаться с нами, никто принуждать не будет. Но иногда приятно бывает заглянуть домой просто так, чтобы вспомнить, что этот дом у тебя все еще есть, несмотря на все сомнения.
— Хорошо, — ядовитый шип почему?то стал колоть меньше, жнец кивнул и прежде, чем вылинять из комнаты, обронил: — А ты сильно повзрослела, девочка.
— Надеюсь, не состарилась? — всполошилась красавица, панически метнувшись к зеркалу, и была вознаграждена отголоском хрипловатого смешка.
Оставшись в одиночестве, богиня на секунду прикрыла глаза, прижавшись лбом к зеркальной прохладе с такой силой, словно хотела просочиться сквозь нее и отправиться в гости к Злату, потом расправила плечи и дернула колокольчик звонка. Дверь снова открылась и на переливчатый звонок, раздавшийся в приемной, явился не горящий желанием услужить хорошо воспитанный мальчик, а сам Нрэн.
— Как?то я умудрилась пропустить торжественный момент твоего включения в штат в качестве моего пажа, дорогой? — с привычным ехидством — самой удобной из масок, прикрывающих усталость и тревоги, удивилась богиня.
Не в силах ответить принцессе достаточно остроумно, бог вообще не стал поддерживать шутки. Он серьезно и коротко объяснил:
— Я ждал. У тебя был посетитель. Не мешал. Знаю, ты сейчас работаешь над излечением Лейма.
— А мои божественные методы извлечения информации не вызывают у тебя стремления лицезреть сей увлекательный процесс, — покивала Элия с двусмысленной улыбкой.
— Не вызывают, — безнадежно мрачно даже для обычного себя — пессимиста и очень понуро согласился с возлюбленной принц, сжимая руки в кулаки. Какое?то неприятное скребущее чувство коснулось груди богини, стоик и вредина Нрэн сейчас был подобен побитому и выгнанному на лютый мороз верному псу.
— Так, ну?ка колись, дорогой, чем ты себе опять настроение портить вознамерился? Чего навыдумывал для того, чтоб покоя лишиться? — ближе подступила к мужчине Элия, уперев руки в бока. Принцесса?то думала расслабиться в его объятиях этой ночью, а не вызывать на откровенный разговор.
— Все в порядке, — уныло попытался увернуться от беседы начистоту воин, никогда не бежавший прочь с поля боя.
— Врешь и не краснеешь, — фыркнула принцесса и потребовала, притянув мужчину ближе к себе за ремень брюк: — Говори сию минуту, негодный! Все равно ведь заставлю!
— Ты любишь другого, — понуро признался в причине своих душевных страданий принц.
— Я? — настороженно удивилась Элия, распахнув изумительно–серые глаза пошире. — И кто тебе поведал сию сногсшибательную новость, поделись источником, вдруг мне захочется узнать подробности своего увлечения?
— Ты сама. Прости, я слышал случайно, сегодня, ты говорила о том, что любишь… — вздохнул Нрэн, стараясь не смотреть на богиню, оказавшуюся сейчас так соблазнительно близко. Стоило ей сейчас прижаться к нему, и принц понимал, что не сможет больше думать и, тем более, связно говорить. — Я не имею на тебя никаких прав, не сердись. Я знаю, ты не любишь меня и никогда не будешь моей женой. Только мне совсем невмоготу знать, что кого?то другого ты все же…
— Ты форменный дурень, мой дорогой, — фыркнула Элия, ласково ткнувшись носом в грудь опечаленного любовника. — Мой дар Богини Любви лишает меня возможности испытывать истинное горение высокого чувства, ибо сила его станет погибелью для любого мужчины, как бы силен и стоек он не был. Но глубокие чувственные привязанности мне отнюдь не чужды. И когда я говорила об объекте одной из этих привязанностей, — принцесса стукнула кулачком по плечу мужчины, — глупый, я имела в виду тебя!
— Ты смеешься надо мной? — растерянно предположил Нрэн, против воли потянувшись сжать свою неуловимую, безумно желанную любовь в объятиях.
— Частенько, — промурлыкала женщина, улыбаясь и глядя на мужчину такими глазами, что все тело его тут же охватил неудержимый огонь, закипела горячая кровь, и без того доведенная рассказами об "ажжурны–ы-х чулках и че–е-рном пеньюаре" почти до точки плавления. — Но не в этот раз. Я говорю совершенно серьезно!
— А то, что ты сегодня говорила братьям насчет моего темперамента? — робко спросил бог.
— Еще серьезнее, — заверила мнительного воителя Элия. — Должна же я испытать, насколько хорошо тебя излечила Мирабэль! Да и массаж в ванной мне сегодня не помешал бы. Не откажешь кузине в маленькой просьбе?
— Буду настаивать на ее исполнении, — Нрэн бурно вздохнул, впитывая ощущение близости, пьянящее крепче любой бормотухи Кэлера, и повинился. — Я безнравственный мерзавец, Лейм болен, а мне так хорошо.
— Разве лучше жить по принципу: король помер — и мне не здоровится? — иезуитски уточнила богиня, играя со шнурками рубашки бога.
— Умеешь ты все так вывернуть, что собственные мысли полной ерундой кажутся, — дернул уголком рта мужчина.
— Умею, — скромно призналась Элия. поворачиваясь к принцу спиной, чтобы его руки могли без помех справиться с крючками на платье. — А если серьезно, мой совестливый кузен, предлагаю перенести все волнения о Лейме на завтра. Этой ночью уже хватит проблем. Поэтому пни свою не в меру активную совесть посильнее, пусть заткнется, и поцелуй же меня, наконец, дубина военная!
Ничуть не обидевшись на правдивый по сути "комплимент", принц с наслаждением исполнил эту просьбу богини и все другие ее причуды, начиная с искусного массажа, а она в свою очередь постаралась, чтобы думать о неприятностях Нрэну не хватило ни времени, ни желания. Впрочем, в постели у Элии рационально мыслящий бог вообще переставал думать, поскольку слишком много начал чувствовать.