— Вот этого парня с серебряными волосами и того мужика с безумным взглядом, он, — указывая пальцем на выбранные миниатюры, Кэлер не удержался от слегка нервного смешка, — на моего дядюшку похож, любимого. Покажу старику, то?то он обрадуется!

— Эхм, — Филодо покосился на совершенно серьезные лица Ноута и Тэодера, понял, что упрямиться бесполезно, и с долей истинной печали согласился:

— Вам повезло. Именно эту пару уникальных портретов я собирался выставить на продажу по личным мотивам. Как знатоку искусства, вам должно быть очевидно, насколько они выпадают из общей смысловой композиции моего собрания. Неизвестный живописец поздней эпохи Расцвета и его подражатель, близкий к нашим современникам, без сомнения были гениями, но, — ученый–искусствовед почесал длинный нос и неожиданно откровенно, во всяком случае его искренность касалась той из миниатюр коллекции, которая не была нынче всучена ему с четкой инструкцией о продаже, закончил: — слишком нечеловеческие лица получились у моделей художника. Будто не ты на них, а они на тебя глазеют Да не просто так, а словно насквозь видят. Иной раз, Повелитель Воды свидетель, — Филодо машинально изобразил в воздухе невидимую каплю — жест–пережиток отмершей религии, — мороз по коже бежит. Словом, давно думал подыскать подходящего покупателя для этих вещиц, да все никак собраться не мог. Как на части раздирался! Они хоть и страшные, а будто в тайну окно нараспашку, и боязно, и тянет жутью, а расстаться жаль. Но раз уж на слове меня поймали, сегодня и продам, если в цене сойдемся.

— Вот и отлично! Значит по рукам! Сколько запросишь? — широко улыбнулся Кэлер, снимая с полки карту Ноута и протягивая другую руку к миниатюре в старинной синевато–желтой металлической оправе с вкраплениями лягушачьей кости.

Теперь и кузены смогли разглядеть портрет, привлекший внимание принца. Один взгляд на него заставил едва ощутимо вздрогнуть и закаменеть лицами скрытных богов. На полке шкафа коллекционера Филодо рядом с портретом Ноута стояла другая и в то же время схожая по смысловому значению миниатюра.

Черно–серый, словно меняющий форму даже в застывшей композиции картины, плащ облекал высокого мужчину. Длань бога лежала на рукояти черного меча. Лицо казалось лишенным возраста. Скальпелем взрезались в душу пронзительные глаза, для которых ты лишь мельчайшая пылинка на ткани мироздания. Мужчина был погружен в омут собственных раздумий, терзаний и грез.

Эта злополучная пропасть без дна, унаследованная всеми детьми принца Моувэлля, их проклятье и неотъемлемая часть истинной сути — взирала нынче на Ноута и Тэодера с портрета отца–жнеца, с карты Колоды Джокеров работы безумца Либастьяна. Сокровенную тайну подписи и символическую виньетку из роз, колпаков и игральный костей прикрывала старинная рамка.

Даже маниакально сдержанным теневым богам оказалось трудно сохранить внешнее спокойствие при очередной бесшабашно–издевательской выходке случая. Они считали себя расчетливыми и осторожными, мнили единственными манипуляторами, плетущими вдали от сил магии и навязчивой воли судьбы сеть событий в техномире, куда должен был угодить Кэлер, и не успели опомниться, как сами оказались в паутине заодно с братом. Выходит, оставались Силы во Вселенной, чья власть не слабела в техномире.

— Сколько запрошу? — Филодо пригладил взъерошенные остатки волос, не без зависти вздохнул о пышной шевелюре Кэлера, каковой не имел и в молодые годы, когда общество симпатичных студенток на Культурологическом факультете столицы казалось подчас более привлекательным, чем пыль древностей, и дерзко выдал. — Звездчатку за оба.

— Вот и поладили! — так обрадовался принц, что продавец растерялся: то ли парень слегка не в себе, что такие суммы легко отваливает, то ли безмерно богат, и тогда надо было просить больше. А с другой стороны, ну как сделка не сладилась бы? Собственную голову, приделанную к телу, Филодо ценил куда больше горы звездчатых алмазов. Денег ведь, если нет, всегда заработать можно, а вот насчет головы такого не скажешь. Оторвут, назад даже лучшие микро–хирурги вирукской клиники "Зантал" не приделают, как не проси, да и просить уже нечем будет. Да что жадничать? На поручении САМОГО Филодо и так уже заработал больше, чем при самом хорошем раскладе наварил бы за полгода. А уж благодарность высших мира вовсе цены не имеет. Если они до тебя снизошли, надо в лепешку расшибиться, а исполнить задание.

Кэлер всучил продавцу шестой алмаз, запихнул миниатюры в широкий карман куртки, подхватил щит под мышку с такой небрежностью, как хилый клерк пластиковую папку с парой листков бумаги и попрощался:

— Бывай, хозяин! И давай поаккуратней, не суй башку, куда не след! Подмога не всегда у твоих дверей вовремя оказаться сможет.

Филодо с готовностью согласился, подумав о своих надежных дверях и дорогущих замках "Эрбук", до сих пор официально считавшихся не вскрываемыми снаружи. Искусствовед–консультант и перекупщик преисполнился почти безграничной веры в безмерное могущество людей, на которых взялся работать, и соответственно зауважал самого себя за правильный и своевременный выбор позиции. Одним из кошмаров Филодо с тех пор, как он связался с теневым бизнесом, оставив карьеру скромного музейного ученого–искусствоведа, выдающиеся знания и эрудированность которого оценивались лишь восторженными рецензиями коллег, было опасение просчитаться в выборе правильной стороны. Но не ввязаться во что?то интересное и навсегда остаться в стороне от истинного бурления жизни для него было еще страшнее.

Запирая дверь за ночными посетителями, человек довольно зевнул. Напряжение начинало спадать. Шесть алмазов, несколько синяков, загадка щита и портретов — улов сегодняшней ночи вызвал умиротворенную улыбку Филодо. Над происхождением таинственного зеркального предмета и связи миниатюр искусствовед рассчитывал изрядно поломать голову на досуге.

Потрясенные боги вернулись в квартиру на Царесской с богатым уловом. Причем, даже у Тэодера и Ноута сие душевное состояние не являлось наигранным. Как сохранить не внешнюю, но внутреннюю невозмутимость, когда ты оказываешься втянут в игру Творца, когда тебя переставили, как пешку на доске, ну пусть, не пешку, а ферзя, а все?таки странно и почти страшно. Теневые боги прежде не думали, что власть Сил простирается в техномирах так далеко, чтобы не просто наблюдать, а и подталкивать к конкретным действиям, причем молниеносно и незаметно. Быть режиссерами парочка мафиози обыкновенно полагала своей исключительной привилегией и нынче получила весьма существенный щелчок по носу и предупреждение заодно. Словом, ими разыграли партию для получения результата, высокоэффективную и стремительную партию, выигрыш в которой покрывал все внутреннее недовольство. А уж Кэлер, неизменно принимавший жизнь такой, как есть, во всей пестроте красок, и вовсе был абсолютно доволен.

Две новые карты Колоды Либастьяна и щит Унгира — это было куда больше, чем боги рассчитывали найти на Вируке и уж конечно куда больше, чем ждали в Лоуленде родичи. Поставив щит в коридоре, бард и взломщик в одном симпатичном лице скептически оглядел ношу и, потирая подбородок, обратился к кузенам:

— Прикрыть бы его чем?то надо. Не тащить же по мирам прямо так, нараспашку. Мы?то с демонами пока драться не собираемся, да и людей мимоходом разума лишать не дело. Они и без нас, болезные, чокнутся, дай только волю.

Тэодер в ответ беззвучно открыл встроенный шкаф–гардероб, снял с верхней полки черную плоскую коробочку в четверть пальца толщиной и в пол–ладони длиной. Встряхнул ее и протянул родичу уже разложенный черный упаковочный пакет такого размера, что без проблем можно было упаковать не только жалкий щит полувеликана Унгира, но и как минимум полторы мантикоры в причаду.

— Годится! — одобрил Кэлер и, старательно нацепив на артефакт непрозрачный мешок, еще и обмотал его сверху поданной вторым кузеном, не оставшимся в стороне от процесса, тонкой светлой бечевой с кратковременным клейким эффектом. Будучи единожды намотана, держала веревочка намертво, высыхала на воздухе быстро и больше ни к чему ненужному не липла. Устранялась лишь с помощью режущих предметов.