– Вперед! – крикнул Вацлав Опавский.

– Вперед! – подхватил Николай Зейдлиц, отмуховский староста. Вроде бы не столь уверенно.

– Вперед! Gott mit uns!

На телегах вагенбурга, между них и под ними ждали в готовности две с половиной тысячи Божьих воинов. Тысяча ждала в плотном резерве, готовая заменить погибших и раненых. Посреди площади столпился штурмовой отряд сирот, двести коней легкой кавалерии. Костры погасили, около телег красным светились котелки с угольями.

– Идут, – докладывали возвращающиеся hlidki. – Идут.

– Готовься! – скомандовал гейтман Краловец. – Рейневан – ты около меня.

– Я хочу драться на телеге. В первой линии. Прошу тебя, брат.

Краловец долго молчал, кусал ус. В свете луны невозможно было разглядеть выражение его лица.

– Понимаю, – ответил он наконец. – А вернее, догадываюсь. В просьбе отказываю. Останешься рядом со мной. Оба, когда настанет время, пойдем вместе с конниками в бой. На нас идет тысяча коней, парень. Тысяча коней. На телеге, в поле… всюду, поверь мне, одинаковые шансы… умереть.

Вагенбург ждал в напряжении и тишине, мертвой тишине, которую лишь временами прерывал храп коня, лязг оружия или кашель кого-нибудь из воинов.

Земля начала ощутимо дрожать. Вначале легко, потом все сильнее и сильнее. До слуха Рейневана дошли глухие удары копыт, бьющих по замерзшей земле. Сироты начали нервно покашливать, кони храпеть. На телегах и под ними тлели и помигивали огоньки фитилей.

– Ждать, – время от времени повторял Краловец. Командиры передавали приказ по линии.

Гул копыт возрастал. Усиливался. Сомнений уже не было. Скрытая темнотой тяжелая конница переходила с рыси на галоп. Вагенбург сирот был целью наступления.

– Иисусе Христе! – неожиданно сказал Краловец. – Иисусе Христе… Ведь не могут же! Ведь не могут они быть настолько глупыми!

Грохот копыт возрастал. Земля дрожала, звенели связывающие телеги цепи. Лязгали и звенели, сталкиваясь, острия гизарм и алебард. Все сильнее дрожали сжимающие древки руки. Нарастал нервный кашель.

– Двести шагов! – крикнул от телег Вилем Йеник.

– Готовьсь!

– Готовьсь! – повторил Ян Колда.

– Сто шагов! Вииидно!

– Зажигай!

Вагенбург вспыхнул огнем тысячи стволов. И заговорил оглушительным грохотом тысячи выстрелов.

В визге коней, в криках, гуле и лязге неожиданно разгорелся огонь. Вначале хилый, едва посвечивающий, подпитываемый начавшимся в предрассвете ветром, и наконец взвился с силой и бешенством. Ярким, высоким пламенем разгорелись стрехи хат Щведендорфа и Старого Велислава, заполыхали стога под Красной Горой, сараи, овины и клети над Велиславкой. Одни подожгли по приказу Краловца, другие в момент атаки приказал своим поджечь князь Ян. Цель была одна и та же: чтоб стало светло. Достаточно светло, чтобы можно было убивать.

Залп вагенбурга имел истинно убийственные последствия. Под долбящим по латам дождем пуль и болтов первая линия атакующих рухнула как сметенная вихрем, в скопище поваленных коней и людей ворвалась, топча всех подряд, вторая линия, атакующие кони спотыкались и переворачивались на убитых и раненых конях, бесились, под жуткий визг и ржание сбрасывали седоков. С визгом коней смешивался и взметался в небо вопль людей.

До телег дошла лишь третья линия, и хотя напор ее атаки был в значительной степени приторможен, вагенбург задрожал, затрясся под ударами бронированной конницы. Телеги дрогнули под напором. Но выстояли. А на припертых к ним рыцарей валилась лавина железа. Прижимаемые собственными напирающими сзади товарищами, не в состоянии ни отступать, ни убегать, они защищались как могли от сыплющихся на них ударов. Гуситские цепы, топоры и моргенштерны взламывали шлемы, алебарды разрубали наплечники, бердыши отрубали руки, дубасили векеры и чеканы, судлицы и альшписы дырявили латы. Укрытые под телегами арбалетчики всаживали болт за болтом в конские животы, другие резали ноги всадников сидящими торчком косами. Визг, грохот железа и рев взмывали над полем боя, в оружии кроваво отражались огни пожаров.

Первой поддалась и разбежалась епископская хоругвь. Прореженная при атаке залпом, она застряла у вагенбурга, наткнувшись как на громадного ежа на лес наставленных на нее пик, гизарм и рогатин. При виде этого у Николая Зедлица окончательно сердце в пятки ушло. Выкрикивая какие-то путаные и бессмысленные команды, староста Отмухова вдруг развернул коня, бросил на землю щит с золотой подковой и просто-напросто сбежал. Следом галопом умчался маршал Вавжинец фон Рограу. За ними рванулась вся хоругвь. Вернее, то, что от нее осталось.

Следующим был Вацлав, князь из Глубчиц, сын Пшемка Опавского. Вацлав, увлекавшийся оккультными науками, всю дорогу размышлял над загадочным гороскопом, который перед походом составили ему придворные астрологи. Сейчас, когда опавские рыцари начали валиться под ударами гуситских цепов, князь Вацлав решил, что обстоятельства ему не благоприятствуют, а предсказания плохи. И что пора домой. По его приказу весь опавский контингент начал отступать. Довольно панически.

Ян Зембицкий, Гинко Стош и Йежи Цеттриц охрипли от выкрикиваемых приказов. Рыцарство отступало от вагенбурга, чтобы перегруппироваться. Это была последняя и самая скверная ошибка командиров в бою. Сироты тем временем успели зарядить хуфницы и тарасницы, у стрелков в руках уже были гаковницы и пищали, готовы были и арбалетчики. В оглушительном грохоте вагенбург вновь расцветился огнем и дымом, на отступающих силезцев посыпался убийственный град снарядов. Снова пули и болты с треском и хрустом дырявили пластины, снова падали, визжа, покалеченные кони. А те, которые еще были в состоянии, обратились в бегство.

Удирал в панике, опережая подчиненных, гродский староста Тамш фон Танненфельд. Вместе с остатками уцелевших свидницких рыцарей сбежал с поля боя подстароста Стош. Не слыша отчаянных призывов князя Яна и Цеттрица, разбежались вроцлавские и зембицкие рыцари.

– Сейчас! – заревел Ян Краловец из Градка. – Сейчааас! На них. Божьи воины! На них! Бей!

Из стен вагенбурга моментально убрали несколько телег, через возникшие щели в поле вылилась чешская конница. На более легких и отдохнувших конях, меньше нагруженные оружием, гуситские конники мигом догнали убегающих силезцев. Тех, кого догоняли, немилосердно, не жалея, рубили и кололи.

Вслед за конницей из-за телег высыпала пехота. Тем из силезцев, которых пощадили мечи кавалерии, теперь досталось умирать от цепов.

– На них! Гыррр на ниииих!

По полю стелился дым и смрад гари. Пожары догасали. Но на востоке уже вставал кровавый рассвет.

– Гыр на них! – ревел Рейневан, мчась галопом в строю между Салавой и Браздой из Клинштейна. – Бей, убивай!

Они догнали силезцев, ястребами навалились на них, началась дикая сечь. Мечи звенели на латах, искры сыпались с клинков. Рейневан рубил что было сил, орал, криком придавая себе храбрости. Силезцы вырвались из бойни, бежали. Рейневан помчался в погоню.

И тут его увидел Стенолаз.

Стенолаз в битве участия не принимал, не принимал и не собирался. Он прибыл к Велиславу, скрытно двигаясь вслед за силезским войском, только с одной целью. Исключительно с единственной целью он привел сюда десять черных всадников из Сенсенберга. Предвидя события, они призраками налетели на поле боя. Кружа и высматривая.

То, что в боевой круговерти, дикой мешанине и освещаемой сполохами пожаров тьме Стенолаз сумел высмотреть Рейневана, было чистейшей случайностью. Если бы не это везение, ничем не помогла бы Стенолазу ни магия, ни гашиш.

Заметив Рейневана, Стенолаз модулированно заскрипел. Черные всадники тут же развернули коней. Хрипя из-за забрал, они помчались в указанном направлении. Сумасшедшим галопом, рубя и коля стоящих на пути, валя, топча.

– Adsumus! Adsuuuuuuumuuuuus!