– О!.. – односложно прокомментировал Конрад.

– Он разгневан, – продолжал Гейнче, – по причине некоей особы, пользующейся твоим расположением. Речь о Биркарте Грелленорте. Архиепископ представил мне длинный перечень обвинений, не буду ими утомлять, потому что по большей части это тривиальные вещи: убийства, изнасилования, черная магия. Также грабежи: архиепископ Гюнтер обвиняет Грелленорта в совершении в сентябре 1425 года хищения пятисот гривен налога. Наибольшую злость метрополита вызывает, однако, личность какой-то нелюди, какого-то сверга по имени Скирфир, что ли, алхимика и чародея, которого архиепископ хотел пытать и сжечь, но которого Грелленорт нагло выкрал и спрятал. Чтобы его использовать.

Епископ Конрад захохотал. Гейнче смерил его холодным взглядом.

– Да, это очень смешно, – поддакнул он холодно. – И тривиально до тошноты. Но это бьет по союзу Саксонии и Силезии, союзу крайне необходимому перед лицом гуситской угрозы. Решающему силезскому «быть или не быть». Поэтому я хотел бы знать, что ваша милость намерена предпринять в этом деле.

Конрад посерьезнел, впился в инквизитора глазами.

– В каком деле? – процедил он. – Я не вижу никаких дел. Неужели ты видишь, Гжесь? Неужели ты хочешь мне заявить, что Биркарта Грелленорта, хотя это мой фаворит, а народная молва называет моим незаконнорожденным сыном, я должен прогнать на все четыре стороны, объявить изгнанником, тайно подвергнуть заключению либо порешить? Что я должен совершить это для пользы дела, поскольку Биркарт Грелленорт – это persona turpis[966], которая вредит нашим союзам и отношениям с соседями. Я мог бы ответить тебе, Гжесь, что союзам и отношениям вредят глупые и мелочные церковные деятели, которые дуются, как дети, когда у них забирают игрушку. Мог бы, но не отвечу. Отвечу по-другому, отвечу кратко и конкретно: если кто-нибудь, епископ, кардинал, викарий или инвизитор, мне всё равно, попробует тронуть Биркарта Грелленорта, клянусь Богом в небе, он страшно об этом пожалеет.

– Бог в небе, – ответил, не моргнув глазом, Гейнче, – всё видит и всё слышит. Какой мерой вы меряете, такой вам отмерят. Горе тем, кто зло называет добром, а добро злом, которые заменяют темноту светом, а свет темнотой.

– Банально, Гжесь, банально. Ты цитируешь Библию, как сельский батюшка. Я уже сказал, отцепись от Грелленорта, отцепись от меня. Поищи бревно в собственном глазу. А может, желаешь другую цитату из Библии? Может, из Послания к Коринфянам? Не можете пить чашу Господю и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской. Рейнмар из Белявы, тебе что-то говорит это имя? Еретик, которого в Франкенштейне ты личным вмешательством спас от допроса с пристрастием. И защищал, пока ему не удалось сбежать. Делал протекцию дружку. Это же твой друг, приятель, товарищ из универа. Рейневан Белява, проклятый еретик и преступник, чародей, некромант, persona turpis что ни на есть. Ты восседал с некромантом за столом демонов, инквизитор. А с кем поведешься, от того наберешься. Возможно, тебя заинтересует, что упомянутый Белява месяц тому появился во Вроцлаве.

– Рейнмар Беляу? – Гжегож Гейнче не смог скрыть удивления. – Рейнмар Беляу был во Вроцлаве? Что он здесь искал?

– Откуда мне знать? – Епископ наблюдал за ним из-под опущенных век. – Это дело инквизитора, а не моё, следить за евреями, еретиками и отступниками, знать, что они замышляют и с кем. И сдаётся мне, Гжесь, что ты знаешь, зачем он сюда прибыл. Что, а скорее кого он здесь разыскивал.

Из близлежащей церкви Петра и Павла доносилось отвратительное, раздражающее слух тарахтение. На протяжении трех дней перед Пасхой в колокола не били, верных созывали в храмы деревянными колотушками.

– Гейнче не знал, – повторил Крейцарик, услужливо горбясь. – Не знал о том, что Белява был во Вроцлаве. Не знал также о том, зачем был, с какой целью. Грелленорт был в резиденции, в укрытии, подслушивал, а когда инквизитор ушел, они с епископом поссорились. Епископ утверждал, что Гейнче притворялся, что он пройдоха и хитрец, научившийся в римской курии вести игры и плести интриги. Грелленорт же…

– Грелленорт, – задумчиво вставила говорящая альтом и пахнущая розмарином женщина. – Грелленорт был склонен считать, что Гейнче был действительно искренне удивлен.

– Был действительно искренне удивлен, – отчетливо повторил Стенолаз. – Я в этом совершенно уверен. Из укрытия я послал на него заклятие. У него был, ясное дело, какой-то защитный талисман, он был заблокирован, в его мысли заглянуть мне не удалось, но если б он притворялся и вводил в заблуждение, мои чары разоблачили бы его. Нет, Кундри, Гжегож Гейнче не ведал ничего о Рейневане, его удивила информация о нем, поразил факт, что Рейневан кого-то здесь искал. В это трудно поверить, но похоже, что Гейнче ничего не знает об Апольдовне. Это означало бы, что всё-таки не Инквизиция ее похитила.

– Поспешный вывод. – Кундри заморгала всеми четырьмя веками. – Гейнче – не Инквизиция. Гейнче – это винтик в машине. Да и сам епископ старается изо всех сил этот винтик дискредитировать и устранить. Может, интриги наконец принесли успех? Может, Гейнче уже не имеет значения для машины, либо значение настолько малое, что его не информируют. Может, дела творятся там за его спиной?

– Может, может, может, – прикусил губу Стенолаз. – Хватит с меня гипотез. Хочу конкретики. Аркана, Кундри, аркана. Некромантия и гоэция. Я специально засылал людей в Шонау, чтобы они похитили личные вещи Апольдовны, предметы, которых она касалась. Тебе их уже доставили? И что?

– Сейчас продемонстрирую. – Нойфра тяжело поднялась с кресла. – Позволь.

Стенолаз считал, что знает, чего ожидать. Кундри обычно использовала магию Longaevi. Разочаровавшись, видно, отсутствием результатов, нойфра обратилась к магии, используемой Nefandi. Стенолаз посмотрел и быстро проглотил собирающуюся в горле слюну.

На столе был выложен круг из длинной полосы кожи, содранной, похоже, с живого человека. На полосе, обозначая вершины треугольника, были размещены козлиные рога, мумифицированный нетопырь и кошачий череп. Нетопырь был утоплен в крови, кота же, перед тем как убить, кормили человеческим мясом. Что делали с козлом, Стенолаз предпочитал не знать. В середине круга лежала прибитая к крышке стола железным ухналем[967] голова трупа, которая текла и уже немного воняла. Глаза, которые портятся быстрее всего, Кундри уже успела выковырять, а глазные ямы залепить воском. Край рта мертвой головы был обуглен, губы висели, как скрученные клочья, как гнилая кора. Перед головой трупа лежала пара кистей мертвеца, тоже пригвожденных к столешнице. Между ладоней лежало что-то, с чего содрали шкуру и изуродовали: большая крыса или маленькая собака.

– Доставленный мне шарфик, – Кундри показала кусочек серой овечьей шерсти, – я предусмотрительно порезала на части. Это все, что у меня осталось. Смотри.

Она положила клочок между ладоней мертвеца. Ладони дрогнули, затряслись, их пальцы вдруг начали скручиваться и извиваться, как черви, словно пытались схватить клочок. Кундри подняла руку и вытянула ее перед собой, ее собственные пальцы проняла неконтролированная дрожь, точно имитирующая движение рук, прибитых к столу.

– Ia! Ia! Nya-hah, y-nyah! Ngg-ngaah-Shoggog!

Ладони мертвеца вошли в настоящий раж, дергаясь на гвоздях и барабаня по столу. Обугленные губы мертвой головы задвигались. Но вместо ожидаемых слов из них вдруг вырвалось синее пламя, язык огня поджег и мгновенно превратил клочок серого шарфика в щепотку серого пепла. Всё на столе застыло, как натюрморт мясника.

– Что ты на это скажешь, сынок?

– Контрмагия.

– Притом очень сильная, – подтвердила Кундри. – Кто-то мешает. Кто-то не хочет, чтобы мы выследили эту Апольдовну, или как ее там. Магия не типична, носит след астральный, сидерический[968]. Не каждый способен применить сидерический элемент… Почему ты скрежещешь зубами, можно узнать? Ага… Понимаю. Я вспомнила. Тот товарищ Рейневана, великан с лицом придурка. Тот, который под Тросками вынудил тебя к бегству. Второе пятно на чести. Ты утверждал…

вернуться

966

недостойная личность (лат.).

вернуться

967

подковный гвоздь.

вернуться

968

звездный, связанный с расположением звезд.