Рикса была здесь как дома. С рынка она повернула в переулок, в котором большая и красочная вывеска указывала дорогу к трактиру «Под солнцем и месяцем». Здесь, в отличие от того, что было снаружи, людей было много, прямо-таки давка. Точнее сосчитать было невозможно, однако Рейневан прикинул, что корчму оккупировало добрых сто человек. К тому же все говорили, все что-то рассказывали, в голове шумело от монотонного гама.
Рикса внимательно осмотрелась, быстро переместилась в сторону угла, где, опуств усы в бокал, сидел седовласый мужчина в фетровой шляпе с надорванными краями. Девушка подсела, толкнула его локтем.
– Панночка?
– Привет, Шлегелгольц. С самого утра уже в корчме?
– Душа болит, – вытер усы седовласый. – Надо, надо утолить… Страшное время… Страшное…
– Что происходит?
– Ужасные вещи происходят. Придется нам всем помереть… Нет спасения от заразы, нет…
– В чем дело?
– Дня так четыре тому, – Шлегелгольц сделал большой глоток пива, – из колодца около Святого Мартина свиную голову выловили, с полностью ободранной кожей. И сразу после этого у Кунцевой, жены пекаря, дитё померло. Значит, воду заразили. Моровой чумой. Подбросили нам в колодец зачумленного кабанчика.
– Кто?
– Кто, кто. Известно кто. Вот и собрался народ, советуется. Сами видите, панночка.
– Вижу, – подтвердила Рикса, указывая на мужчину в латаной куртке, который как раз вылез на скамью и с высоты давал знать собравшимся, чтобы были любезны утихомириться. – Тот тип и его компания, кто такие?
– Чужие. Недавно приехали. Странные какие-то люди.
– Я вижу, – крикнул человек в латаной куртке, – яворянам можно не только в кашу дуть[993], но и в похлебку плевать. Это так дух упал у здешнего народа? Ваши отцы в 1420 году немного жидов погромили[994], вам бы полностью покончить с ними, ни одного не оставить. А вы что? Они вам колодцы травят, а вы сидите и пиво дуете? Что вы еще проклятым пархатым позволите? Чтоб они вам, как в Будзишине, из церкви облатку украли и осквернили? Чтобы с ваших детишек кровь спускали, как это в Сгожельце случилось?
– А может, – встал второй, с кучерявой, как овечье руно, шевелюрой, – подождете, пока гуситы придут, а евреи им ночью ворота откроют, как в прошлом году они во Франкенштейне сделали? Что, вы не знали этого? Может, вы не знали и того, что израилиты хотели принести гуситам в жертву Клодзк, разжигая пожар в городе? Вы не знали, что Юда давно с чешским кацером в сговоре? Разве не говорил вам этого священник на проповеди? Что существует заговор евреев и гуситов? Что? Не говорил? Так вы к нему внимательнее присмотритесь, яворяне, к вашему пастырю. Присмотритесь, что он делает, прислушайтесь к тому, что он говорит. Есть достаточно отступников и среди церковников, не один из них поддался нашептываниям сатаны. Если узнаете, что с вашим священником что-то не так, донесите! Тут же донесите властям!
Время от времени кто-нибудь из яворян вставал, крадучись пробирался к выходу. Лица других не выявляли большого задора.
Ораторы заметили это.
– Вы трусы и мямли! – крикнул латаный. – На вас самих стоило бы донести! Потому что, если кто не против евреев, тот, видно, сам с дьяволом заодно, сам как еврей! Евреи, говорю, преданы злым силам! Это вражья рука Иуды отталкивает христианина от истинной веры. Как вы думаете, был бы Гус, если бы не было еврея? Кто, как не еврей, подговоренный дьяволом, подстрекает чехов к ереси? Та пакостная гуситская секта ничему иному, но Талмуду подражает! А на Кабалу опирается!
– После сатаны, – поддержал кучерявый, – нет большего врага христиан, чем евреи. Они в своих ежедневных отвратительных молитвах молятся за нашу погибель, проклинают нас, своими магическими обрядами и заклинаниями умоляют, чтобы нас погубил сатана, их отец и их бог. Сто лет тому они хотели уничтожить нас Черной Смертью, не удалось, Христос оказался сильнее. Так теперь придумали гуситов. Нам, христианам, на погибель!
– Пойдем. – Рикса встала, натянула капюшон. – Я это уже слышала, знаю наизусть. Шлегельгольц, ты нас не видел. Ясно? Меня здесь вообще не было.
Не успели они пропихнуться к выходу, как на скамью выскочил третий оратор, с побритой налысо головой.
– Сидите спокойно, яворяне? Небось моча в ваших жилах, а не кровь, если терпите в вашем городе вонючих иудеев и их проклятую молельню, если переносите в своей среде кацеров, магов, детоубийц и отравителей! Злодеев и ростовщиков, кровопийцев, таких, как главный здешний пархатый Майзл Нахман! Его давно уже стоило прибить.
– Пожалуйста, – пробормотала Рикса. – Наконец что-то новое, терпение вознаграждено. Я уже знаю кто, что и зачем. Я знаю этого типчика. Это бывший цистерцианец, беглый из монастыря в Добрылуге. Он побрил башку, чтобы спрятать тонзуру. Агент Инквизиции. Тут, похоже, как раз намечается маленькая провокация.
– Инквизиция? Это невозможно, – запротестовал Рейневан. – Гжегож Гейнче никогда не опустился бы…
– Не Вроцлав. Магдебург. Не смотри на них, не привлекай к себе внимания. Выходим.
– Это тебя не касается, Рейневан. Это не твоя война.
Рикса поправила на себе кольчугу, вытащила из свертков кривой тесак, вытянула его из ножен, несколько раз махнула, аж засвистело.
– Я проверила, разведала, – сказала она. – Их много. Многочисленная хевра[995] приехала из Магдебурга. Кроме провокаторов, имеются также убийцы. Четырнадцать мужиков. Нападут, как только стемнеет.
Рейневан отцепил от вьюков и распаковал свой охотничий самострел, повесил через плечо сагайдак с болтами. Проверил нож, дополнительно засунул кинжал за штанину. Рикса молча наблюдала.
– Это тебя не касается, – повторила она. – Ты не обязан влезать в это и подставлять свою голову.
– Ты должна была не дразниться, напоминаю. Пойдем.
Магдебургская Инквизиция не заставила себя долго ждать, ударила сразу, как только стемнело. Перед воротами дома на Речной вдруг вынырнули из темноты невыразительные фигуры, быстрые, даже размазывались в глазах. В двери с грохотом ударил таран. Дом был готов к этому, нанес ответный удар. Загрохотало, из окошка в дверях ударил огонь. Среди фигур возникла кутерьма, кто-то закричал. Таран грохнул повторно, на этот раз протяжный треск сообщил об успехе. Рикса сплюнула на ладонь, схватила рукоятку.
– Пора! На них!
Они выскочили из переулка, врезались между толпящихся возле дверей людей, застигая их врасплох и разбрасывая. Рейневан быстро колол ножом, Рикса со всего размаха рубила тесаком. Крики и проклятия заполнили улочку.
– В середину!
Из-за вышибленных дверей снова пальнуло ружье, завыла дробь. Во вспышке выстрела Рейневан увидел прямо перед собой мужчину с налысо побритой головой, заприметил поднятый для удара топорик. Он схватил перевешенный через плечо самострел, выстрелил с бедра, не целясь. Побритый охнул и рухнул на брусчатку.
– В середину!
У нападающих тоже были самострелы, тоже были самопалы. Когда они с Риксой ворвались во двор, вдруг стало светло от выстрелов, в воздухе зашипели болты. Оглушенный громыханием Рейневан споткнулся о труп, упал в кровь. Кто-то бегущий следом споткнулся об него, повалился рядом с проклятиями и бряцанием. Рейневан огрел его самострелом, быстро оттолкнулся прямо под ноги следующего. Прямо возле его головы что-то ударилось с металлическим звоном о брусчатку, высекая искры. Он выдернул кинжал из штанины, подскочил, ударил, аж хрустнуло плечо, четырехгранный клинок со скрежетом прошил кольца кольчуги. Нападающий завыл, упал на колени, опуская прямо на Рейневана тяжелый железный крюк. Он схватил железо и с размаха ударил стоящего на коленах нападающего, чувствуя и слыша, как крюк входит в кость черепа.
– Рейневан! Сюда! Быстро!
В глубине двора кто-то завыл, захрипел и захлебнулся. Рейневан вскочил на ноги и побежал в сторону входа в дом. Болт просвистел прямо у него над головой. Что-то грохнуло и блеснуло, по каменному подворью разлилась огненная лужа, завоняло паленым жиром. Вторая бутылка разбилась о стену дома, горящее масло каскадом стекло по карнизам. Третья лопнула на ступенях, пламя мгновенно охватило два лежащих там тела, зашипела испаряющаяся кровь. Со стороны ворот летели новые снаряды. Вдруг стало светло, как днем. Рейневан увидел стоящего на коленях за колонной крыльца бородача в лисьей шапке, это мог быть только хозяин усадьбы, Майзл Нахман бен Гамалиэль. Возле него на коленях стоял подросток, стараясь трясущимися руками зарядить гаковницу. За второй колонной стояла Рикса Картафила де Фонсека с окровавленным тесаком, у нее было такое лицо, что Рейневан задрожал. Сразу за Риксой, с самопалом в руке…
