Сийтонен, который до этого момента явно надеялся на благополучный исход, казалось, окаменел на месте. Он всматривался в документы, словно не веря своим глазам.

— Прошу прощения, Валерий Егорович. Боюсь, я не совсем правильно вас понял… — его голос дрожал от сдерживаемых эмоций.

Антонов криво усмехнулся, продолжая говорить спокойно, словно объясняя что-то очевидное:

— Полагаю, вы все поняли верно, почтенный Микко Симович. Сегодняшним днём договор аренды участка для добычи мрамора и гранита расторгнут в одностороннем порядке на правах собственника территории. Мы требуем, чтобы вы удалили своих рабочих и технику с участка до конца дня. Всё по закону.

— Но… Но мы работаем здесь уже сорок лет! — воскликнул Сийтонен, его лицо побледнело от возмущения. — Это наша жизнь, наши люди!

Антонов с понимающей улыбкой посмотрел на Сийтонена.

— Я понимаю ваше разочарование, Микко Симович, — его голос был почти сочувственным, но в нём не было ни капли искренности. — Однако собственник сменился, и он вправе предъявлять любые требования на своих владениях. Если пожелаете, дальнейшая добыча мрамора будет обсуждаться на встрече в Сердоболе, которую мы организуем в ближайшее время. Но на данный момент вы должны немедленно покинуть территорию.

Сийтонен стоял, не двигаясь. Его руки дрожали, а лицо было совершенно растерянным. Я видел, как он боролся с тем, чтобы не взорваться. И понимал его чувства. Для него это был не просто бизнес — это было наследие его семьи, его родная земля. А сейчас все это просто выбрасывали на улицу.

Кропоткин сделал шаг вперёд, его голос прорезал гнетущую тишину:

— Прошу прощения, господин Антонов, но нам все же необходимо провести проверку данной местности. У нас есть срочная заявка, подозрение на активную аномалию на этой территории. Мы обязаны осмотреть всё, что может угрожать безопасности населения.

Антонов повернулся к нему, теперь его лицо выражало раздражение.

— Я понимаю ваше беспокойство, но на данный момент эта территория — частная собственность. Мы не можем просто так впускать кого угодно… Если вы предъявите разрешительный ордер…

— В данных обстоятельствах ордер не требуется, — твёрдо заявил Кропоткин. — По закону мы можем нарушить границы частной собственности, если речь идёт о безопасности мирных граждан. Что мы сейчас и сделаем. Попытка нам помешать будет расцениваться как препятствие работе сотрудников министерства внутренних дел и повлечет за собой уголовное наказание.

«Пиджак» на миг замер, соображая, как поступать дальше. Возможно, он рассчитывал отделаться от плановой проверки, но мой анонимный звонок нарушил его планы.

— Пожалуйста, дайте мне пять минут, — наконец сказал он, выдавливая пластиковую улыбку. — Я должен согласовать это с владельцем земель.

Он отошёл в сторону и, достав из кармана телефон — серебристый кирпичик последней модели, и начал быстро набирать номер.

Мы сидели в машине, напряженно наблюдая за тем, что происходило перед воротами карьера. Катерина, не выдержав тишины, нарушила её шёпотом:

— Это всё выглядит странно, правда? Почему они так торопятся? Земли только недавно перешли к Юрьевским, а они уже здесь, отдают приказы, требуют выгнать рабочих. Это как-то подозрительно, не находите?

Я кивнул, не отрывая взгляда от фигуры Антонова, который продолжал вести переговоры по телефону. Это действительно выглядело не просто странно, а ненормально. Суетятся, ребятки. Надо брать их тепленькими, пока не успели замести следы.

— Они явно что-то скрывают, — пробормотал Урусов. — Ишь как вертится — прям уж на сковородке.

Катерина осторожно выглянула наружу, но тут же снова спряталась в машине.

— А мой отец? — вдруг спросила она тихо, словно боялась произнести это вслух. — Может быть, он знал о чём-то таком и потому решил быстро продать землю? Но я всё равно не понимаю… Черт! Где были мои глаза и уши? Почему я ничего не выяснила раньше…

— Это не твоя вина, Катя, — сказал я, пытаясь звучать успокаивающе. — Твой отец, видимо, заключил сделку совсем недавно, и я уверен, что он сделал это не по доброй воле. Будь это добровольная сделка, он бы заломил цену. Этот карьер может принести миллионы.

Катерина долго молчала, не глядя на меня, а затем медленно кивнула.

— Тогда я тем более должна во всем этом разобраться! — сказала она после паузы, её голос стал твёрже.

Урусов вдруг хлопнул меня по плечу, указывая в сторону ворот.

— Смотри! Они что-то решили.

Антонов убрал телефон в карман и вернулся к Кропоткину. По его лицу было видно, что он раздражён и, возможно, несколько сбит с толку. Кажется, никакого способа от нас избавиться он не придумал.

— Господин Антонов что-то долго там выкручивается, — заметил Урусов, усмехнувшись. — Видно, не привык иметь дело с нашими…

— Мне удалось связаться с собственниками, — услышал я. — Они готовы временно разрешить вам доступ на территорию карьера, но с одним условием — в сопровождении представителей их светлостей. Объект представляет угрозу, и мы должны убедиться в вашей безопасности. Не дай Бог, обвал случится или другая оказия…

Безопасность, как же. Да он был наверняка сейчас дал руку на отсечение за то, чтобы мы все дружно провалились на месте вместе с нашими разрешениями и заданиями. Просто хочет быть в курсе того, что мы вынюхаем.

Кропоткин нахмурился, но кивнул.

— Хорошо, — твёрдо ответил он, — Однако предупреждаю: если я замечу хоть одну попытку нам помешать или отвлечь, будут последствия.

Антонов скривил губы в вежливой улыбке и отступил в сторону, давая команду своим охранникам открыть ворота шире.

Кропоткин обернулся к Ногтеву и Яковлевой, давая им знак следовать за ним. Сийтонен, сжимая кулаки, последовал за ними, явно ещё не оправившись от потрясения.

Я взглянул на Катерину. Она выглядела так, будто была готова в любой момент сорваться с места и последовать за группой. Её руки нервно теребили подол пальто.

— Ты останешься здесь, — сказал я ей ещё раз, стараясь говорить мягко, но уверенно. — Так нужно, Кать.

Она нахмурилась, но ничего не ответила.

— Вы тоже, Алексей Иоаннович, — вмешался Урусов. — Пока что нечего вам обоим там делать. Я в курсе, что у вас силушка богатырская, но пока не светитесь.

Я не привык отсиживаться за спинами тех, кто был слабее и неопытнее меня. Попасть бы в сам карьер и сконцентрироваться — и я наверняка был почуял следы Искажений. И чаек не было — Арса и Чуфту пришлось оставить в Питере, следить за Безбородко и Салтыковой. Мне нужно было знать, что происходит в Михайловском замке в мое отсутствие.

Лишь бы Катерина не наделала глупостей.

Кропоткин с группой зашли на территорию карьера. Оставалось только ждать, чем всё это обернётся. Мы с Урусовым сидели в машине, напряжённо вслушиваясь в каждый звук, пока Катерина всё так же молча смотрела в окно, где уже успел сгущаться вечерний туман.

Прошло не больше пятнадцати минут, когда в тишине раздался какой-то глухой, странный шум. Мы с Урусовым обменялись настороженными взглядами.

— Вы это слышали? — спросил он.

Я кивнул, одновременно с этим внутренне напрягаясь. Вряд ли это был обычный шум от работы техники. Нет, что-то происходило.

Катерина выпрямилась на сиденье, пытаясь что-то разглядеть через запотевшее стекло. Её лицо стало настороженным.

— Алексей, что это? — спросила она тихо.

— Пока не знаю, — честно признался я, поднося палец к губам, жестом показывая, чтобы она замолчала.

Внезапно со стороны карьера раздались голоса — резкие, нервные. Охранники Антонова что-то выкрикивали, и звук их команд эхом отражался от каменных скал.

— Это уже не похоже на обычные переговоры, — пробормотал Урусов, прищурившись.

Я чувствовал, как напряжение внутри меня нарастает. Чувство, что что-то идёт не так, становилось всё сильнее. Нутро начало крутить и сосать под ложечкой — точно так же, когда…

Внезапный взрыв энергии встряхнул воздух. Я почувствовал его мгновенно — словно кто-то резко сорвал невидимую завесу и выбросил мощную волну Искажения прямо в мир. Грудь сдавило, как будто меня ударили в самое сердце. Всё вокруг, казалось, замерло на мгновение, а затем мир будто пошатнулся. Это чувство я не спутаю ни с чем.