Только под конец кассеты Дарвину пришло в голову, что Сид могла подумать, будто он специально решил создать романтическую атмосферу. Но, заметив выражение ее лица, понял, что она просто наслаждается хорошей музыкой.

– Моцарт, – сказала Сидни, услышав потрясающий хор в «Реквиеме».

Она прошла к огню и опустилась во второе кожаное клубное кресло, стоявшее напротив кресла Дара.

– Не хотите ли чашечку горячего чая? – любезно предложил Дар. – Есть зеленый, есть с мятой, есть с бергамотом, классический «Липтон»…

Сид оглядела старинный бар над кухонным столиком.

– Это бутылка «Мак-Аллана»? – спросила она.

– Угадала, чистое солодовое.

– Она почти полная.

– Я не люблю пить в одиночестве.

– Я не отказалась бы от виски, – сказала Сид.

Дарвин подошел к бару, достал из серванта два хрустальных бокала и разлил в них виски.

– Со льдом? – спросил он.

– В хорошее солодовое виски? Шутишь, – откликнулась главный следователь. – Только попробуй, и я вылью это тебе за шиворот.

Дар кивнул. Он вернулся к камину, держа в руках бокалы с янтарным напитком. Несколько минут они молча наслаждались вкусом настоящего шотландского виски.

Внезапно Дарвин с удивлением осознал, что ему невыразимо приятно находиться в обществе этой женщины. Мало того, он ощутил, как между ними возникает слабое, но быстро усиливающееся физическое напряжение. Вернее, осознание привлекательности друг для друга. Это поразило Дара, который всегда знал, что он не совсем обычный мужчина. Женская нагота возбуждала его и прежде и продолжала волновать во сне. Но, невзирая на физическое влечение, Дар всегда стремился к истинному, глубокому чувству и духовному родству.

Еще до встречи со своей женой, Барбарой, он никак не мог понять, как можно желать близости с человеком незнакомым, непонятным, не… не единственным для тебя.

А потом он полюбил Барбару. Он желал Барбару. Ее лицо, голос, рыжие кудри, маленькие груди с розовыми сосками, рыжие волосы на лобке и бледная матовая кожа – вот то, что породило его любовь, вожделение и нежную привязанность. За десять лет, прошедшие после ее смерти, Дарвин все больше отдалялся от других людей, все реже и неохотней подпускал их к себе и почти никогда не испытывал страсти к кому бы то ни было. Но сейчас Дар Минор осознал, что он сидит, потягивает скотч и смотрит на главного следователя Сидни Олсон, которая уютно устроилась в клубном кресле, подложив под голову красное индейское одеяло. Отблески огня в камине скользили по ее лицу. Дарвин отметил ее тяжелые груди под тонкой тканью рубашки и живой блеск глаз над сверкающим хрустальным бокалом, и…

– …напоминает мне?

Оказывается, Сид что-то говорила.

Дарвин отрицательно покачал головой, в основном чтобы прийти в себя.

– Прости, я не расслышал. Что ты сказала?

Сидни окинула взглядом уютную комнату. Маленькие галогенные лампочки подсвечивали книжные полки и картины. Огонь в камине отражался во всех многочисленных окнах и окошках. Единственная настольная лампа отбрасывала на письменный стол в дальнем конце длинной комнаты желтый круг света.

– Я говорю, знаешь, что все это напоминает мне?

– Нет, – тихо сказал Дарвин.

Он до сих пор находился под впечатлением своего открытия о чувственном оттенке возникшей между ними связи. И в нем крепла уверенность, что сейчас Сидни скажет что-то такое сокровенное, что сблизит их еще сильнее, резко изменит их жизнь, изменит навсегда, неотвратимо. Независимо от того, хочет он этого или нет.

– И что тебе все это напоминает?

– А напоминает один из тех дурацких фильмов, в которых коп должен охранять какого-нибудь важного свидетеля. Поэтому они вдвоем забиваются в самую глушь, подальше от людей. Останавливаются в загородном домике с огромными окнами во все стороны, чтобы снайперу было легче целиться. А потом коп страшно удивляется, когда кто-то стреляет в них из темноты. Видел «Телохранителя», с Кевином Костнером и Уитни Хьюстон?

– Нет, – сказал Дарвин.

Сид покачала головой.

– Ерунда. Сперва сценарий писался под Стива Макуина и Дайану Росс… с ними было бы лучше. По крайней мере, Макуин хоть с виду выглядит умнее.

Дар отхлебнул виски и ничего не сказал.

Она тоже молчала, витая мыслями где-то далеко-далеко. Затем пожала плечами.

– У тебя в хижине есть какое-нибудь оружие?

– Огнестрельное?

– Да.

– Нету, – ответил Дар, сказав и чистую правду, и откровенную ложь одновременно.

– Насколько я успела понять из твоих предыдущих комментариев, ты не одобряешь огнестрельное оружие.

– Я считаю его проклятием и позором для всей Америки, – ответил Дарвин. – Это наш самый тяжкий грех, после рабства.

Сидни кивнула.

– Но ты не возражал, чтобы я держала под рукой оружие.

– Ты офицер при исполнении, – сказал Дар. – Тебе положено.

Сид снова кивнула.

– Так у тебя нет ни пистолета, ни охотничьего ружья?

– В хижине нет, – покачал головой Дар. – В другом месте у меня припрятано кое-какое старье.

– Знаешь, какое оружие лучше всего подходит для самозащиты и обороны дома? – спросила Сидни.

Она отпила глоток виски и покатала бокал в ладонях.

– Питбуль? – предположил Дар.

– А вот и нет. Самозарядный дробовик. Неважно, какого калибра.

– Ну, не нужно особо практиковаться, чтобы попасть в кого-то из дробовика, – усмехнулся Дарвин.

– Более того, – продолжила Сид, – при выстреле самозарядный дробовик издает грохот, который ни с чем не перепутаешь. Ты бы видел, с какой скоростью улепетывают воры и всякие дармовщинники!

– Дармовщинники, – причмокнул от удовольствия Дарвин, пробуя это слово на вкус. – Ну, если главное в шумовом эффекте, можно стрелять и холостыми. Оно все равно будет громыхать.

Сид ничего не сказала, но нахмурилась, видимо, не понимая, зачем хранить оружие, если оно никого не может убить.

– Вообще-то, – закончил Дарвин, – я просто заведу себе магнитофонную запись с грохотом самозарядного дробовика. А?

Сидни отставила бокал, встала и направилась к его рабочему столу. Там почти не было бумаг, зато стояло множество разномастных пресс-папье: небольшой поршень, маленький череп карнозавтра, диснейлендовский сувенир – Гуфи в полосатом купальном костюме – и одинокий патрон зеленого цвета.

Сид взяла его и повертела в руках.

– Калибр 410… Это что-то означает?

– У меня когда-то был 410-й «сэведж», – тихо ответил он, пожав плечами. – Отец подарил, незадолго до смерти. Антиквариат. Я оставил его в Колорадо.

Сидни перевернула патрон и внимательно осмотрела латунный капсюль.

– Он не выстрелил, но ударник бил по нему.

– Это случилось в последний раз, когда я пробовал стрелять из ружья, – еще тише произнес Дарвин. – Единственный раз, когда оно дало осечку.

С минуту Сид стояла с патроном в руках и пристально глядела на Дара, а потом поставила патрон на подоконник.

– Он до сих пор опасен.

Дарвин вскинул брови.

– Я знаю, что ты был в корпусе морской пехоты… во Вьетнаме. Должно быть, ты был тогда совсем юным.

– Не таким уж и юным, – возразил Дар. – К тому времени как я поступил на службу, я уже закончил колледж. А во Вьетнам попал в 1974 году. Кроме того, в последний год нам особо нечем было заняться. Разве что слушать по армейскому радио отголоски скандала в «Уотергейте»[18] и бродить по округе, подбирая «М-16» и прочее оружие, которое побросала армия Республики Вьетнам, когда драпала от северовьетнамских регулярных войск.

– Ты закончил колледж, когда тебе исполнилось восемнадцать, – сказала Сид. – Ты что, был… вундеркиндом?

– Просто успевающим учеником, – ответил Дар.

– А почему морская пехота?

– Ты не поверишь, но из-за родственных чувств, – сказал Дар. – Потому что отец служил в корпусе морской пехоты во время настоящей войны… Второй мировой.

– Я верю, что он был в морской пехоте, – сказала Сид. – Но я не верю, что по этой причине ты записался в армию.