Я жил близко от городка и поэтому прибежал туда первым. Здесь тоже рвались снаряды, но значительно реже, чем в районе крепости.

Личный состав собирался группами в разного рода укрытиях. Тут же были и бойцы стройбата, которые почти не имели оружия.

На ходу приказал шоферу грузовой автомашины отвезти к дотам первой роты боеприпасы. Но машина выехать не смогла. Разорвавшийся снаряд повредил мотор и баллоны, другой же машины в батальоне не было. Прибежали начальник химслужбы младший лейтенант А. Я. Семкин и помощник начальника штаба лейтенант В. Е. Страусов. Первый бросился в химсклады, а второй — в штаб: он хотел собрать документы, чтобы в случае необходимости их вывезти или уничтожить.

Мы открыли склады, выдали винтовки, гранаты и патроны бойцам строительного батальона. Оборону заняли в палаточных гнездах, которые по сути дела не представляли серьезной защиты.

Через полтора-два часа артобстрел прекратился. На короткое время наступило затишье, а потом в стороне крепости стала нарастать ружейная, пулеметная и автоматная стрельба. К нам в это время отошли дозоры и патрули 1-й роты. Среди них были раненые. Младшие командиры доложили, что доты, в которых размещались караулы, подверглись сильному артобстрелу и часть личного состава погибла. Вскоре появились гитлеровцы. Они наступали со стороны Буга по железнодорожной линии. Мы встретили их огнем[13]. Враги залегли, а нас обстреляли из орудия.

Самолеты-штурмовики с бреющего полета вели огонь по бойцам. Противник уже обошел крепость и обстреливал нас огнем автоматов с левого фланга. Неся потери, мы вынуждены были отступить, так как других наших частей в этом районе не было.

Пытались двигаться по городу, но на первой же улице нас обстреляли. Обойдя Брест с севера, наша группа в 15 человек вышла на его восточную окраину. Километрах в 4–5 от Бреста из разрозненных групп организовывались подразделения. Они окапывались на отведенных участках. Генерал-майор В. С. Попов, начальник Брестского гарнизона, ездил на небольшом броневике и давал указания.

Здесь я встретил комбата майора Н. П. Бирюкова, замполита старшего политрука Горбатова, начальника штаба капитана М. И. Ляпина и секретаря партийного бюро политрука А. И. Лешенко. Все они жили в домах комсостава у крепости и отошли вместе с отступавшими от границы частями.

Отвели участок и нашей группе. В ней были бойцы хозвзвода, младшие командиры складов и штаба батальона. Я их хорошо знал, так как проводил с ними политзанятия. Возглавлять эту группу назначили меня. Все командиры нашего батальона получили свои задания, и я их, за исключением капитана Ляпина, больше не встречал.

Удержаться долго нам не удалось. Фашистские танковые подразделения, поддерживаемые самолетами, ворвались на линию обороны.

К вечеру подошли к Кобрину и под прикрытием ночи стали окапываться, а утром 23 июня и эту линию обороны смяли танки и авиация. Снова отходим. Большая часть подразделений — на Минск, меньшая, куда влились и мы, в сторону Пинска. Стычки с передовыми фашистскими подразделениями следовали одна за другой, а под Дрогичином произошел настоящий бой. Нам даже удалось выбить гитлеровцев из населенного пункта (название его уже не помню), но подошедшие на помощь врагу танковые части вновь заставили нас отступить.

С большой благодарностью вспоминаю, как хорошо относилось к советским бойцам и командирам белорусское население. Женщины, мужчины и дети показывали нам безопасные пути, а иногда и сопровождали. Они всегда были готовы покормить кто чем мог, дать хлеба в дорогу.

Моя семья с первых дней оккупации скрывалась у крестьян в деревне Речица. Жизнь была невероятно трудной. От жены я узнал, что оккупанты гоняли жителей на расчистку разрушенных зданий в Брестскую крепость. Под развалинами находили много погибших советских бойцов. Она же мне рассказала о героической гибели в доте у Речицы младших лейтенантов Н. Г. Зимина, П. П. Селезнева, старшины И. Ф. Рехина и 17 воинов из 1-й роты. К югу от крепости оборонялась 2-я рота лейтенанта И. М. Борисова. Доты здесь стояли поодиночке, были недооборудованы. После нескольких часов боя противник блокировал их и подорвал. 3-я рота лейтенанта С. Веселова держалась несколько суток. Еще более стойко сражались воины 16-го и 17-го отдельных пулеметных батальонов.

Александр Карпович Шаньков

В июне 1941 года — младший лейтенант, командир взвода. Почти двое суток под его командованием гарнизон дота отражал натиск превосходящих сил врага.

Награжден орденом Красной Звезды и двумя медалями.

Член КПСС.

В настоящее время живет и работает в Бресте.

В нашей роте было 6 построенных и относительно готовых к бою огневых точек. Их возглавляли младшие лейтенанты П. И. Москвин, А. Я. Орехов, И. Т. Глинин, Н. И. Мишуренков, Ш. Я. Левит и я. Кроме того, в бою участвовали еще два недостроенных дота. Одним из них руководил лейтенант А. Е. Собакин. Наши позиции размещались у селения Орля.

Хорошо помню свой дот. Он имел два каземата. В каждом по 76-миллиметровой пушке, спаренной с пулеметом. У обеих входных дверей — по бойнице для ручного пулемета. Но ручных пулеметов у нас не было. Их в ходе боев принесли со склада роты. Взвод, составлявший гарнизон дота, имел три отделения — по одному на орудие и пулемет, третье отделение должно было обслуживать ручные пулеметы.

Почти весь апрель 1941 года личный состав неотлучно находился в дотах. Оружие очистили от зимней смазки, в сооружения завезли боеприпасы и продовольствие. В начале мая бойцов вновь поселили в казарме примерно в километре от сооружений, командиры вернулись к семьям.

С нападением гитлеровцев доты пришлось занимать под огнем. Это вызвало большие потери. Из 18 солдат и сержантов моего взвода в дот пробрались только 5, потом прибежали еще 3 пограничника. Один из них — сержант П. Ф. Соседко. Я — девятый. За снарядами, патронами и продуктами бойцы ползали на склад уже в ходе боя. В такие моменты в доте оставались только часовой и я. С самого начала войны позиции роты были окружены.

Защитники нашей роты держались стойко. Особенно упорно обстреливались доты младших лейтенантов Москвина, Орехова, Глинина. Противник применил зажигательные снаряды. Начались пожары, так как маскировка была сухая.

Командир роты лейтенант С. И. Веселов погиб к исходу второго дня. Выйдя из дота, он пытался разведать обстановку. Около 18.00 23 июня был захвачен и мой дот. У нас почти не осталось боеприпасов, взять их было негде. Склад взлетел на воздух еще 22 июня. От попадания снаряда вышла из строя командирская рубка. После взрыва, буквально оглушившего нас, замолчал левый капонир. Раненый красноармеец Ф. А. Чиж выскакивал с ручным пулеметом и бил по врагу. Чудом остался в живых Федор Артемович. Оборонительные сооружения, занимаемые ротой, из-за своей малочисленности не прикрывали друг друга огнем. Используя это, вражеская пехота и саперы подобрались к самому доту, начали забрасывать связками гранат, заливать горючими веществами. Через вентиляционные отверстия в дот проникали газы.

Я получил 4 ранения в руку, в ногу и грудь. Пограничники были ранены и вскоре скончались. Меня же гитлеровцы вытянули наружу и вместе с другими тяжелоранеными бросили сначала в лагерь Бяла-Подляска, а потом в Южный городок. Врач Маховенко сделал мне перевязку и наложил на руку гипс.

Однажды в лагере ко мне подошел человек, в котором я узнал полкового комиссара И. Г. Чепиженко. Я слышал, что он был тяжело ранен и в бессознательном состоянии пленен. Чепиженко упорно готовил побег. Я слезно молил взять с собой, но… выбираться надо было через теплофикационный тоннель — тут и здоровый не всякий справится. Мне же только за день до побега сняли гипс, но от лагерного «питания» кости не срослись. В ту же ночь Чепиженко с группой из 13 человек бежал. Видел я в лагере Бяла-Подляска и младшего лейтенанта А. В. Еськова[14]. Мы вместе с ним кончили курсы младших лейтенантов, но он служил в 17-м батальоне. Я был «хорош» — он еще «лучше»: ранен в ногу, на лице и руках сплошные ожоги, в сильнейшей степени истощен.