Дот «Орел» (вверху). Его гарнизон во главе с лейтенантом И. И. Федоровым (внизу) держался больше недели.

Пришли в Семятичи. Там уже немцы. На железнодорожной станции бушует сплошное море огня. В Батиках Ближних — тоже немцы. Тут нас тщательно обыскали. Мы остановились в разваленном сарайчике. Люди тайком приносили нам хлеб и молоко. Отсюда мы следили за единоборством наших с немцами[20]. Но вот по отзвукам боя стало слышно, что сражается лишь дот лейтенанта Федорова. Но и его пушки и пулеметы стреляли все реже. На второй неделе, в четверг или в пятницу на рассвете, уже почти не было слышно нашего дота, а к полудню он совсем затих.

Спустя 2–3 недели мне сказали, что подобрали красноармейца Амозова. Он, тяжело раненный, контуженный и обгоревший, полз по дороге. Мне удалось повидать его в лагерном лазарете. Амозов рассказал, что к их доту подходил немецкий парламентер с белым флагом. Но на предложение о сдаче наши ответили огнем. В живых остался только он[21].

Ваня погиб. Он был хороший отец и хороший товарищ. Любил военную службу и своих бойцов. Его взвод, а потом рота на всех соревнованиях занимали первые места по стрельбе из пулемета. С ним я была счастлива. Война разрушила нашу семью. Одна радость — дети, одна надежда, что мой сын Олег будет таким, как его отец.

И. П. Ваврентюк

В вечном долгу

Иван Петрович Ваврентюк

В годы Великой Отечественной войны проживал с родителями на хуторе в районе местечка Семятичи.

В настоящее время — инженер-транспортник, живет и работает в Минске.

Наш хутор находился вблизи деревни Крупица, в нескольких километрах от границы. Мне было 12 лет, когда грянула война.

В 1942 году мне с двумя такими же подростками, как и я, удалось проникнуть в дот, который стоит на опушке леса. Гитлеровцы замуровали все входы в него, и нам пришлось лезть через маленькое косое отверстие. С большим трудом протиснулись вовнутрь. Непередаваемое чувство охватило нас. Здесь, в этой бетонной толще, дрались бойцы.

Мы нашли солдатский котелок и зажгли в нем смоляные щепки. Огляделись. Кругом черно, на всем слой сажи и пепла. Орудия и пулеметы обгорели. Под ногами — стреляные гильзы. В некоторых отсеках рухнул пол. С помощью куска доски мы спустились этажом ниже.

Впереди шел Виктор Кузнецов. Вдруг он остановился. В отблесках коптящего пламени смутно виднелось что-то похожее на одежду.

— Ребята! Гимнастерка! — воскликнул Витя и тотчас с ужасом отпрянул.

Мы увидели останки наших бойцов. Они лежали на соломе головой к стене. Мы оцепенели. Уже разбежались напуганные нашим вторжением крысы, а мы все еще продолжали стоять.

Потрясение было таким сильным, что всякое желание продолжать осмотр дота пропало.

Западнее железнодорожной станции Семятичи расположена деревня Анусин. На ее восточной окраине стоит избитый снарядами дот. Около него долгое время стояли два подбитых немецких танка. Из этого дота примерно через три недели после начала войны в Семятичскую районную больницу немцы привезли обгоревшего и раненого воина. Говорили, что он лейтенант Красной Армии. Когда воин пришел в себя, первым его желанием было найти оружие и сражаться.

Около деревни Минчево есть много дотов, которые держались до двух недель. Гитлеровцы бетонировали выходы из дота и амбразуры. Если в нем оставались раненые, они погибали. До сих пор там находят останки героев. В 1941 году кто-то сочинил песню. Ее пели в нашей местности на мотив «Тучи над городом встали».

Враги подползли уж вплотную,
Требуют сдаться живьем.
За Родину нашу родную
В неравном бою мы умрем.
Плачьте, глаза голубые,
Плачьте над горем своим,
В доте бетонном на Буге
Друг замурован живым.

В кювете шоссе около деревни Слохи долгое время валялись обгоревшие кузова трех немецких легковых машин. Среди населения ходили слухи, что в них ехало высокое немецкое начальство во главе с генералом, который отличился при захвате острова Крит. Эти машины подбили защитники дотов. На четвертый день войны эсэсовские головорезы в бешеной злобе за убитого генерала сожгли деревню Слохи и расстреляли жителей, не успевших скрыться в соседние селения. На пятый день они стали расстреливать жителей соседней деревни Клекотово и жечь там дома.

В то время приходилось много слышать о пограничнике лейтенанте Прозорове. Он был ворошиловским стрелком. Когда началась война, засел с бойцами в подвале и успешно отбил несколько атак. В течение дня лейтенант уничтожил из своей винтовки десятки фашистов. Но был тяжело ранен. Местные жители укрыли его. К вечеру 22 июня гитлеровцы заняли деревню, обнаружили отважного пограничника и расстреляли.

Рассказывали как легенду о лейтенанте П. Д. Чугунове. Он организовал оборону у селения Крупица. Чугунов защищался до последних сил. Кончились патроны в винтовке. Враги окружили его, предложили сдаться. Но он продолжал огонь из нагана, пока не был убит. Фашисты запрещали убирать труп героя, который так и лежал с наганом в правой руке.

На высотке у деревни Заенчики боец со станковым пулеметом отбил несколько атак, на многие часы задержав врага. Воин был убит прикладами озверевших фашистов. Вблизи этого же селения на второй день войны в перестрелке с гитлеровцами погиб лейтенант В. А. Кузнецов.

Пленных фашисты держали в большом лагере, который у нас называли Сухозебры. Это недалеко от Дрохичина. Осенью 1941 года военнопленные подняли восстание. Рассказывали, что в назначенный час, безоружные и голодные, они бросились на охрану и прорвали проволочные заграждения. И хотя многие погибли, но тысячи людей вырвались на свободу. Целый месяц с наступлением темноты глухими проселочными дорогами пробирались эти люди на восток. У жителей не хватало одежды, так часто и много приходилось переодевать беглецов. Особенно помогали им семьи военнослужащих, к примеру, жена капитана Калгашкина — Анна Ивановна. С ней было двое малых сыновей: Сережа и Саша. Муж находился в отъезде, когда запылала граница. Анна Ивановна не успела эвакуироваться и жила на хуторе недалеко от нас. Или Мария Даниловна Кузнецова, также жена капитана. Четверо сыновей росло у нее: Витя, Коля, Толя и Саша. Муж ее работал на сооружении дотов и в начале войны ушел с войсками[22]. Квартиру их разграбили, поэтому семья ушла из Дрохичина и поселилась у нас в доме.

И вот эти две женщины стали для всех нас образцом. Они активно помогали нашим воинам, бежавшим из плена, отправляли их в обход комендатур и полицейских постов к фронту, бойкотировали все немецкие мероприятия. Распространяли сведения о положении на фронте. Умело преподносили любую весть о поражении немцев.

В деревне Крупица гитлеровцы организовали табачные плантации, куда все должны были ходить работать. Кузнецова и Калгашкина на работу не выходили и открыто призывали не делать этого и других. Они уговаривали крестьян не сдавать поставки сельхозпродуктов.

Немцы пытались соблазнить людей россказнями о прелестях жизни в рейхе и вывезти их в Германию. Кузнецова с Калгашкиной решительно разоблачали их демагогию. И это приносило свои результаты. Как правило, никто не изъявлял желания ехать добровольно.

Очевидно, гитлеровцам стало известно о работе патриоток. В июне 1943 года к нам в дом ворвались фашисты. Кузнецову с детьми арестовали. Схватили и Калгашкину с детьми. Аресты прошли по всей округе. Вскоре всех арестованных расстреляли в окрестностях города Бельска-Подлясского.