Через некоторое время нам стало известно, что гитлеровцы наступают на соседнее здание, расположенное вдоль реки Мухавец. Это было нежилое помещение, оно использовалось под гараж и различные склады. Там оборонялось несколько человек. С группой бойцов я решил идти на помощь товарищам. Прикрываясь грудой камней, которыми была завалена дорога между нашими зданиями, нам удалось без потерь добраться до своих. Здесь встретился с Виталием Тимофеенко. Он был ранен. Я перевязал его и опустил в цементированную яму, где мы разместили всех раненых. Это укрытие ограждало их от пуль и осколков. Виталий сообщил, что рано утром убит наш товарищ по училищу, мой однофамилец Терещенко — он вел огонь по фашистам из 45-миллиметровой пушки.

Утром 23 июня моя группа вернулась в подвалы 333-го стрелкового полка. Руководство обороной на этом участке осуществлял старший лейтенант (фамилию его я не знал).

Проходя по подвалу, я увидел в соседних с нами отсеках много женщин и детей, сидевших на глинобитном полу, там же лежали раненые бойцы. Женщины и девочки-подростки делали им перевязки. В одном из отсеков в бочках находилась квашеная капуста. Голодные люди с жадностью ели ее. Самым страшным было отсутствие воды, мучила жажда. После капусты еще больше хотелось пить. До сих пор в моей памяти душераздирающий плач и крики детей, стоны раненых.

Мне с группой бойцов был дан приказ поддержать оборонявшихся в расположении 84-го стрелкового полка. Нам сказали, что об этом они просили по телефону. Короткими перебежками мы проникли сначала в полуразрушенное двухэтажное здание, находившееся напротив через дорогу. Говорили, что здесь жили семьи пограничников. В одной из комнат в коляске лежал мертвый ребенок. По-видимому, во время артобстрела или бомбежки погибла и его мать.

Из этого дома хорошо просматривалась центральная часть крепости, а также Холмские ворота, где располагались воины 84-го полка.

Только мы добрались до Тереспольских ворот и спустились в помещение электростанции, как фашисты вновь (уже который раз!) обрушили ураганный артиллерийский огонь по участку кольцевой казармы, тянувшейся вдоль Буга, и по другим зданиям Цитадели. Наша группа вынуждена была снова вернуться в подвалы казармы своего полка.

Вскоре нам объявили, что формируется группа артиллеристов-добровольцев. Она должна пробиться в артпарк, находившийся на плацу перед штабом полка, обстрелять здание комсоставской столовой и выбить оттуда гитлеровцев. На проведение этой операции вызвался я и еще шесть человек. Под пулеметным обстрелом, который вел противник со стороны костела, мы выбрались через окна из подвала и ползком добрались до своих пушек. Сделали несколько прицельных выстрелов, но завершить операцию не смогли — кончились снаряды.

Тем временем нас ждало новое испытание. Разведчики доложили, что со стороны города через Северные ворота в крепость ворвались немецкие танки, которые движутся к Трехарочным воротам, в Цитадель. Несколько бойцов подтянули 45-миллиметровую пушку и установили ее в воротах. Когда танки приблизились, открыли огонь прямой наводкой. Встретив решительный отпор, фашистские машины развернулись и ушли. И очень кстати — под рукой у нас не было больше снарядов.

До конца дня 23 июня, всю последующую ночь и где-то до 16 часов 24 июня мы отбивали атаки вражеской пехоты. Примерно в 17 часов я получил приказ: с группой бойцов— 25–30 человек — пробиваться из крепости и идти на соединение со своими частями. Конечно, мы не знали, что они уже далеко за Брестом.

Группа рассчитывала перейти мост через реку Мухавец у Трехарочных ворот, укрыться там, а ночью под покровом темноты преодолеть земляной вал, который, как нам было известно, усиленно охранялся гитлеровцами, блокировавшими крепость. Вечером двинулись в путь. Ползком вдоль стены кольцевой казармы добрались до моста. Броском пробежали Трехарочные ворота, и в тот самый момент, когда ступили на проезжую часть моста, справа ударил пулемет. Пули просвистели совсем рядом. Часть бойцов залегла. Некоторые повернули назад, а я с несколькими бойцами продолжал бежать, пытаясь выйти из зоны обстрела. Здесь меня ранило. Я свалился с моста и упал на берег реки.

Когда пришел в себя, то увидел, что рядом со мной лежит красноармеец, тоже раненный. Решили пару часов переждать, собраться с силами, а затем перебежать дорогу и вдоль нее по кустам двигаться вперед. Так и сделали. Добрались до здания санчасти, которая стояла на перекрестке дорог. Рядом — дом, за ним сарайчик. Забрались в него, решили дождаться, когда совсем стемнеет.

Наступила ночь. Мы поползли в сторону вала, правее дороги, ведущей к Северным воротам. Были уже у цели, и вдруг — пулеметная очередь. Стреляли трассирующими пулями. В нескольких местах мы пытались пересечь вал, но всюду попадали под огонь гитлеровцев. Уже ночь на исходе, нужно было искать укрытие. Хорошую службу сослужило нам большое ветвистое дерево, рухнувшее, по-видимому, во время артобстрела. Тут замаскировались и стали вести наблюдение. В поле нашего зрения попал гараж, находившийся в валу у Северных ворот. Перед ним стоял ряд разбитых автомашин. Утром фашисты несколько раз атаковали гараж. Используя автомашины как прикрытие, они почти вплотную подходили к оборонявшимся и забрасывали их гранатами. Мы решили соединиться со своими, как только гитлеровцы отойдут.

Вскоре увидели большую группу женщин и детей, которая двигалась по дороге к воротам. Подпустив их метров на сто, гитлеровцы, окопавшиеся на валах, открыли огонь по беззащитным людям. Были убитые и раненые. Оставшиеся в живых бросились назад, к домам комсостава.

В перерыве между атаками нам наконец удалось проскочить в гараж. Там оборонялось несколько наших бойцов. Патронов у них осталось очень мало, еды давно не было, а воду по каплям они добывали из колодца, который сами вырыли здесь, в гараже. Люди были в полном изнеможении и едва держались на ногах. Сообща сумели отбить еще несколько вражеских атак. Во время одной из них я был снова ранен, на этот раз осколком гранаты в челюсть, и потерял сознание. Все мои товарищи тоже были ранены или получили тяжелые контузии…

Алексей Данилович Романов

В июне 1941 года — сержант, секретарь комсомольского бюро полковой школы 455-го стрелкового полка 42-й стрелковой дивизии.

В ночь на 2 июля вместе с группой товарищей вырвался из блокированной Брестской крепости. Пробирался к линии фронта. В конце июля схвачен гитлеровцами. Бежал. В начале августа — снова плен. В декабре 1943 года бежал на шведском пароходе «Ариель». Вернулся на Родину в 1944 году.

Награжден орденом Красного Знамени и медалями.

Член КПСС.

Живет в Москве. Персональный пенсионер республиканского значения. Член Советского комитета ветеранов войны.

«Неизвестный»… «Неизвестный»… «Неизвестный»… — строгие бесконечные ряды цементированных, серых, до обидного скромных надгробий.

Но у всех неизвестных и безымянных было одно великое имя — Советский Человек — боец Красной Армии — защитник Родины.

Мне выпало счастье остаться в живых. Так давай, товарищ, вместе со мной, участником и свидетелем событий, вернемся мысленно к первым часам и дням войны, вспомним жестокость, беспощадность и тяжесть обстановки, в которой находились наши братья — бойцы и командиры Красной Армии.

Тогда нам некогда было рассматривать, что и как разрушено. А теперь, когда приезжаешь в крепость, видишь развороченные глыбы бетона, спекшегося кирпича и стекла, скрутки искореженного железа, рухнувшие своды подземелий, бомбовые воронки.

Захлебываясь от восторга, писал фашист Рудольф Гшёпф, как в крепости «свирепствовали смерть и опустошение», как «гигантский концентрированный огневой вал буквально привел в содрогание землю», как «над крепостью вырастали черные фонтаны земли и дыма».

Все это так и было.