Противник вел интенсивный огонь по крепости, Северному и Южному городкам. Слышался сильный бой на самой границе.

Итак, батальон в числе первых пошел защищать Отечество!

Боевые экипажи, командиры хорошо подготовлены, так как весь состав участвовал в боях в Финляндии, был, что называется, обстрелян. Правее меня — река Мухавец, левее — какой-то наш танковый батальон[46].

Пройдя Вульку и Волынку, батальон на линии шоссе развернулся в боевой порядок и здесь встретил первые цепи противника. Это были автоматчики с противотанковыми пушками легкого типа. Они открыли ураганный огонь. Но автоматчики для нас были не страшны, и скоро нашим пулеметным огнем большинство из них было уничтожено, а уцелевшие откатились к самой границе и рассеялись в кустах. Но тут от реки Мухавец противник открыл огонь по правому флангу батальона. Несколько танков загорелось, в том числе танк командира роты Н. И. Зотова.

Почти совсем рассвело. Фашисты теперь нащупали нас и открыли прицельный огонь из-за Буга. Больше всего, конечно, меня беспокоил фланговый огонь противотанковых орудий. В такой обстановке перестроить батальон не было возможности. Подаю команду: «Делай, как я!» Танки повернули за мной и вышли на промежуточный рубеж к деревне Волынка. Но не все вернулись на этот сборный пункт. Некоторые уже в первой атаке отдали жизнь за Родину. Не было и командира роты Зотова.

Между тем гитлеровцы начали новое сосредоточение перед фронтом батальона. Сборный пункт подвергся сильному обстрелу. Уже под огнем мне удалось отдать приказ — уничтожить сосредоточившегося противника. Танки устремились во вторую атаку, ведя орудийно-пулеметный огонь с коротких остановок.

Мой танк вырвался на шоссе. Пересек его. И вдруг что-то встряхнуло машину. Она резко остановилась. Потянуло гарью. Подбита! Тут уж раздумывать не приходилось. Ведь Т-26 работал на авиационном бензине и обычно вспыхивал факелом. Вместе с экипажем выскочил из машины. Остановил рядом проходивший танк, пересел в него. И вновь нам удалось частично уничтожить, частично рассеять врага. Для приведения себя в порядок батальон отошел на сборный пункт. И опять не все танки вернулись.

Никаких сведений о наших частях не поступало, и приходилось действовать самостоятельно. Хотя в душе надеялся и ждал, что вот-вот кто-нибудь придет на подмогу, но никто не появлялся. А противник все усиливал нажим. Теперь его скопление было замечено в направлении Бреста. Отдаю приказ уничтожить гитлеровцев, что сосредоточились южнее города.

Начали третью атаку. Противник был рассеян, и мы вышли к Мухавцу. И тут увидели, что по реке плывут лодки, полные гитлеровцев. Сколько было лодок? Некогда было тогда считать. Я понял лишь, что это вражеский десант. Он направляется, чтобы отрезать крепость от Бреста.

Около меня в ту минуту находилось четыре танка. Подаю команду, и все танки открыли пулеметный и артиллерийский огонь. Это был мощный и внезапный удар.

Бой продолжался с возрастающим ожесточением. Мы не замечали, как шло время, хотя солнце уже поднялось высоко. И вдруг слышу тревожный голос башенного стрелка:

— Товарищ капитан, товарищ капитан!

— Что такое?

— Снаряды все!

— Патроны?

— Патронов тоже нет.

От обиды заскрипел зубами. В момент, когда бой так успешно развивался, мы оказались без боеприпасов! Делать нечего — подаю сигнал на отход.

А противник буйствовал, наращивал огонь по крепости и Южному городку, в котором уже слышалась пулеметная стрельба.

На месте, откуда мы начинали первую контратаку, никого не застали. Принимаю решение с уцелевшими танками отходить в район сосредоточения дивизии — Хмелево — Жабинка.

Путь отхода лежал мимо жилых домов, которые теперь обстреливались вражескими пулеметчиками. Мне хотелось хоть на минутку заглянуть к своим, проститься. Поставил танк у дома. Вылез через нижний люк и пробежал прямо в подвал. Здесь встретил все семьи, что жили в подъезде. Тут были и мои — жена, отец, дочка. Бледные, взволнованные, они с надеждой смотрели на меня. Но чем я мог помочь?! Только и сказал, чтобы они не выходили из подвалов и держались как можно бодрее, а мы, мол, сейчас отобьем и выручим вас.

С тяжелым сердцем оставлял я семью. Конечно, была возможность посадить всех своих в танк и увезти. Но командирский долг и совесть коммуниста не позволили так сделать, и я уехал.

23 июня дивизия стала отходить. Походная колонна, составленная из всех танков, которые находились в районе Хмелево, во главе с генералом Пугановым вытягивалась на дорогу. Впереди — головная походная застава, батальон капитана Бойцова[47], за ним следовал наш батальон, сзади другие. В моем танке находился майор Квасс.

К этому времени Кобрин был уже занят противником, и мы находились у него в тылу. Встала задача выйти из окружения.

Внезапно на колонну налетела авиация врага, а с фронта развернутой боевой линией двигались его танки. Батальон Бойцова и мой развернулись для атаки и пошли вперед. Разгорелся встречный бой. Он был настолько неожиданным, что наши задние танки, вероятно, даже не успели развернуться.

Майор Квасс приказал вести огонь с места, чтобы дать возможность задним батальонам выйти из боя. Помню, он в танке крикнул мне:

— Видишь, подбили один танк. Вести огонь по другому, который подходит к домику.

Перенесли огонь. Башенный стрелок подбил и этот. Но тут случилась беда. В нашу машину угодил бронебойный снаряд. Мне разбило голову, загорелась одежда, но я успел выскочить из горящего танка. В это же время один из самолетов бил по нас сверху. Я бросился под танк.

Когда пришел в себя, увидел, что нахожусь метрах в пятидесяти от танка, в пшенице. Кто меня туда перетащил или я сам как-то перебрался, сколько прошло времени — не знаю. Только кругом было тихо.

С трудом поднялся с земли. Осмотрелся. На поле боя около 10 наших подбитых танков и не менее 15 вражеских. Подошел к своему танку. Но в нем внутри ничего не осталось. Все взорвалось и сгорело. Знаю, что майору Квассу не удалось выскочить.

Майор И. Д. Квасс.

Оборванный, черный от копоти, раненный, пошел я на восток. По пути присоединился к группе командиров и бойцов из нашей дивизии и из других частей, которые отходили от Бреста. Шли мы по пинским болотам с боями. С каждым днем я чувствовал себя хуже. В конце концов товарищи вынуждены были нести меня на руках.

В деревню Салон решили зайти за продовольствием. Местные жители радушно встретили нас, накормили. Внезапно появилась колонна немецких войск. Мои товарищи, отстреливаясь, стали отходить в лес. Я двигаться не мог и просил их не беспокоиться обо мне, ведь я был для них обузой. Сам же пополз в овражек. Тут и схватили меня фашисты.

Иван Иванович Воронец

В июне 1941 года — воентехник второго ранга, командир транспортной роты 44-го танкового полка 22-й танковой дивизии. Война застала в Южном городке Бреста. 29 июня 1941 года, будучи тяжело раненным и контуженным, попал в плен. Освобожден из плена 26 апреля 1945 года.

В настоящее время пенсионер. Живет в городе Фрунзе Киргизской ССР.

Разные источники свидетельствовали о приближении грозного события. Подсобным хозяйством нашей дивизии заведовал некто Грушецкий. Однажды нам зачитали примечательное письмо, в котором, в частности, говорилось: «Шепните пану Грушецкому, если он сохранит тракторы и машины, как возвращусь, награжу… Скажите хлопам, я скоро вернусь и всем головы посрываю». Так писал в мае 1941 года бывший хозяин брестской лесопилки.

А вскоре произошел такой случай. В подъезд дома, где на втором этаже жил генерал Пуганов, зашел человек. В это время я с лейтенантами Павлом Козиным и Дмитрием Хрулевым как раз оказался здесь, и нам этот человек показался подозрительным. Мы задержали неизвестного и отправили в особый отдел.