— Тогда за решетку она бы попала вдовой. И уже точно без возможности отвертеться.

Видит Бог, я хочу его убить. Никогда в своей жизни я не хотел так сильно кого-то покалечить.

Обхожу стол и, перешагнув через ворох бумаг, сажусь напротив него в свое кресло. Держать себя в руках чертовски сложно, так и тянет сомкнуть пальцы на его сонной артерии, но я понимаю, что с ним нужно бороться его же оружием — равнодушие и холодная голова. Только так.

— Давай коротко и четко по сути.

И он начинает. Не коротко, но однозначно с места в карьер:

— В самом крупном моем салоне на Пресненской через два дня начинается глобальная предпраздничная распродажа, бо́льшая часть товара со всех моих точек на бронированной машине переезжает туда уже завтра вечером. Так же завтра, только утром, чартерным рейсом прямиком из Пакистана прибывает крупная партия первоклассного товара, который доставят по тому же адресу. Понимаешь да — настоящий клондайк из платины, бриллиантов и прочих побрякушек, ради которых бабы готовы на все. Кстати, стоит отметить, что Тори была самой немеркантильной моей подругой. Не видел ни одной женщины, которая бы относилась к драгоценностям настолько пренебрежительно.

— Я просил ближе к сути.

— Послезавтра, в полночь, салон ограбят, — безразлично бросает он, словно рассказывая о том, что в северной части Москвы ожидается снегопад. — Все сделают быстро и чисто. Твои парни приедут на вызов, который будет задокументирован по положенному протоколу. Никакого обмана — это важно, нужно чтобы все прошло максимально законно. Единственное — они должны приехать на несколько минут позже. Не знаю, как вы это устроите: спущенная невовремя шина, пробки, диарея, что застала врасплох. Мне все равно. Прибыть они должны после того, как полностью вынесут салон, не оставив там даже ни единой вшивой подвески.

— С чего ты взял, что я стану участвовать во всем этом дерьме?

— Можешь не участвовать, — безразлично ведет плечом. — Но свою подружку ты еще долго не увидешь на свободе.

Последний довод — самый весомый аргумент. Теперь я понимаю, как чувствует себя загнанный в капкан зверь.

Я дорожу репутацией фирмы, она — мое детище, столько вложено в это дело сил, времени, денег, но карьера и Вика… как это даже можно ставить на одну ступень. Этот ублюдок не шутит — он ее посадит. Не знаю за что конкретно, но скорее всего те подписанные ею документы сыграют решающую роль в тяжести статьи. Может, это какие-то незаконные сделки, где она стала невольным посредником; может, большие невыплаченные кредиты, которые она бездумно взвалила на себя; а может, она стала заказчиком того самого товара из Пакистана. Сдается мне, что там не только золотые слитки…

Я не знаю, да и по сути не имеет большого значения, что именно было в тех бумагах. Он подстраховался, значит, готовился к чему-то такому уже давно. То есть он жил с ней, спал, планировал зачать ребенка, а сам готовил за ее спиной такое?!

И никто не может дать гарантии, что с ней не случится что-то хуже, чем срок.

Она в западне. Я теперь тоже. Каждый в своей, но выбираться мы будем вместе.

— Мне нужны гарантии.

— Какие тебе нужны гарантии, Градов? Моего слова тебе недостаточно?

— Нет, твоего слова мне недостаточно. Я должен знать наверняка, что после того, как все будет сделано, Вика уйдет от тебя и ничем не останется тебе обязанной.

— Я же уже сказал, что она мне больше не нужна.

— Тогда отпусти ее прямо сейчас, а потом мы обо всем поговорим.

Мы смотрим друг на друга долгие секунды, взвешивая, чья же в итоге возьмет. Хотя ответ очевиден и так — будь я на его месте, я бы так просто ее не отпустил.

— Нет, брат, — тянет раздражающую ухмылку, — ты же не дурак и понимаешь, она — моя гарантия, что ты точно выполнишь свою часть данных обязательств. Я тоже не верю тебе, как и ты мне. Если все пройдет гладко, то через два дня, после полуночи, она будет твоей, я даю тебе слово. Живая, невредимая и чистая. Лично я бы ради любимой женщины пошел на такую сделку.

Не иначе, как на сделку с совестью.

Я бы никогда не стал сотрудничать с этим человеком, но сейчас у меня нет выбора. Он загнал меня в угол и знает это. Но я не намерен опускать руки так просто и гну свое до последнего:

— Мне нужны документы, которые она подписала. Оригиналы. Сегодня вечером. Я же не дурак и понимаю, что они — моя гарантия, что она действительно уйдет от тебя чистой. Только после этого я начну шевелиться.

Он снова смотрит на меня, размышляя, что еще я могу знать, что именно Вика мне рассказала. Ведь если я знаю о документах, я могу знать что-то еще, а это новый шар и увы, не в его лузу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Мой человек привезет тебе документы, — неохотно произносит он после продолжительной паузы. — Так же он поможет тебе ускорить процесс сбора необходимых бумаг для скорейшего подписания договора о сотрудничестве. Об остальном мы поговорим завтра, я свяжусь с тобой, — поднимается с кресла, затем неторопливо идет к двери, а уже там оборачивается:

— Неужели она действительно того стоит?

— Она стоит больше, чем это все.

Когда он открывает дверь, я решаю добавить последний штрих в нашу шитую белыми нитками сделку:

— Дабозов!

Тот опять оборачивается.

— Вот здесь, — демонстрирую свой телефон, — запись нашего разговора. Я удалю ее только после того, как Вика окажется у меня. В противном случае я знаю, куда ее отнести. Я это сделаю, поверь, мне терять нечего.

А вот этого он точно не ожидал, но в свойственной ему манере старается не показывать настороженности. Но он насторожен, удивлен, может, даже немного напуган. Видел бы он свою рожу…

— Этой записью ты подставишь и себя.

— Но я вряд ли сяду, выкручусь. А вот ты…

Снова секундная пауза и выражение уже не скрываемой злости на раскрашенной физиономии.

— Ты сильно рискуешь, Градов. Ты это понимаешь? Я могу устать от твоих условий.

— Кто не рискует… Сам знаешь.

Он думает, и я даже примерно знаю о чем: я не отдам никуда эту запись до того, пока не увижу Вику. Он не сделает ничего с Викой до того, как не получит запись.

Замкнутый круг. И мы квиты.

Сейчас все зависит от того, насколько сильно ему нужна моя услуга. Судя по положению вещей — она нужна ему позарез. Ну или я действительно перегнул и тогда вытаскивать Вику мне придется уже каким-то иным способом. Который я еще не придумал.

Мне нужно, чтобы он купился. Соглашайся уже, ну. Облегчи мне работу хотя бы в этом.

— Жди вечером моего человека, — цедит он наконец, и уходит, и только после того, как остаюсь один, я разжимаю руку и кладу свой мобильный на стол.

Дело дрянь. Все это фонит большими неприятностями. Но размышлять было некогда — у него Вика, пришлось импровизировать.

Опускаю взгляд на свой телефон и думаю о том, что создателю диктофона стоит поставить памятник, потому что если бы не эта запись — все могло бы обернуться гораздо паршивее. Эта запись поможет спасти Вику и точно поможет получить все нужные документы. Она — наш шанс выпутаться из этой истории с минимальными потерями.

Только Дабозов не знает, что никакой записи нет. Я блефовал.

— Саня, что происходит? Почему такая спешка? — Сергей, мой коллега и в первую очередь друг, листает подписанные в экстренном порядке бумаги с ювелирным домом «Платина». — Со сменами теперь творится черт-те что, пришлось менять все графики. Кто он вообще такой, этот Дабозов?

— Один мой знакомый, — снимаю пиджак и бросаю его на спинку кресла. Следом одним точным щелчком отстегиваю часы.

Не поставить в известность Жданова было не слишком красивым жестом с моей стороны, но все пришлось организовывать в бешеном темпе. Бюрроктирические проволочки со сбором нужных бумаг, печатей и подписями, на которые при обычном раскладе уходит минимум неделя, мы с помощником Дабозова организовали за одни сутки. Причем совершенно законно, не обходя ни одной инстанции.