— Никого не осталось! — выкрикнул пришелец, махнув дрожащей рукой в ту сторону, откуда появился.— Никого,— Он издал странный смешок.— Никого, только я да еще жалкая горстка угодных Всевышнему.— Скорчившись на земле, он поднял воспаленные глаза к небу и что-то забормотал так тихо, что разобрать было невозможно. Сквозь лохмотья, свисающие с левого бедра, сочилась кровь,— Слушайте! — вдруг воззвал он, приложив к уху дрожащую руку.— Гавриил затрубил в трубу, и даже пение птиц смолкло.— Он снова хихикнул.— Ни одной птицы. Все они попадали с неба замертво. Как дождь.— Покачиваясь взад и вперед, он вновь забормотал что-то нечленораздельное.

Пилот сходил к самолету и вернулся с фляжкой. Взяв ее, мужчина стал глотать крепкое бренди, как воду. Он задыхался и снова пил. Опорожнив фляжку, он вернул ее владельцу и опять стал раскачиваться. Постепенно в глазах у него появился проблеск разума.

С усилием поднявшись на ноги, он, покачиваясь, посмотрел на собеседников и проговорил уже более нормальным тоном:

— У меня была жена и двое ребят. Отличная жена и ребятишки, дай бог каждому. И где они теперь? — Глаза его снова загорелись. Он переводил вопрошающий взгляд то на одного, то на другого, словно надеясь получить ответ, но ответа не было.

— Не надо отчаиваться,— попытался утешить его Грэхем,— Не надо, пока не узнаете наверняка.

— Расскажите, как все произошло,— попросил пилот.

— Я работал на Бора-авеню, закрепляя на трубе особый не-задуваемый колпак. И только я потянулся за куском проволоки, как все вокруг полетело в тартарары. Что-то сорвало меня с места, пронесло по воздуху и швырнуло наземь. А когда я поднялся, никакого Силвер-Сити и в помине не было,— Он закрыл глаза руками и постоял так некоторое время.— Ни улиц, ни зданий. Ни моего дома, ни жены, ни детишек. Только мертвые птицы падали с неба.

— А вы не догадываетесь, отчего все это случилось? — спросил Грэхем.

— Как же! — ядовито проговорил мужчина,— Это все штучки компании «Нэшнл кэмера»; вечно они лезли куда не следует. Только бы выгадать лишние десять центов, а потом — гори все ясным огнем! Пусть все, кто с ними заодно, будут прокляты — душой и телом, отныне и во веки веков!

— Вы хотите сказать, что взрыв произошел на территории их завода? — вставил Грэхем, прервав его тираду.

— Ну конечно! — В глазах говорящего вспыхнула ненависть.— Рвануло их резервуары. Там была целая батарея цилиндров; в них хранился миллион галлонов раствора нитрата серебра. Вот эти галлоны и взорвались разом — и отправили все прямехонько в преисподнюю. Кто им позволил хранить эту дрянь посреди города? По какому праву? И кто за все ответит? Да за такое повесить мало! Вздернуть бы их всех повыше, чем город взлетел! — Он яростно сплюнул, потер распухшие губы. В чертах его лица таилась смерть.— Мирные дома, счастливые семьи — все стерто с лица земли, все...

— Но раствор нитрата серебра не должен так взрываться.

— Ах, не должен, господин хороший? — с нескрываемой издевкой переспросил страдалец,— Тогда взгляните вокруг! — Он широко развел руками.

Его слушатели взглянули. Крыть было нечем.

На дороге, ведущей из Бойсе, показались первые машины — голова той нескончаемой колонны, которая растянулась на целую неделю. Над ними загудел самолет, еще один и еще. В полумиле приземлился автожир. Подлетали два вертолета «скорой помощи», готовясь последовать его примеру.

Тысячи пар ног уже пробирались по этому кладбищу Запада, позабыв на время о причинах катастрофы и бросив вызов ее последствиям. Тысячи пар рук осторожно разбирали завалы, откапывая изувеченных, но еще живых. Спеша спасти еле теплящиеся жизни, люди не думали о взбесившихся атомах, сеющих невидимую смерть, о сильнейшей радиации, быть может, пронзающей их тела.

Со всех сторон спешили экипажи «скорой помощи» — на колесах и крыльях, специальные и приспособленные на скорую руку, они отбывали, чтобы вернуться еще и еще раз. Добровольцы с носилками протоптали широкую тропу, на месте которой была потом проложена улица Милосердия. На высоте нескольких сотен футов на спешно нанятых вертолетах кружили журналисты. Их телекамеры фиксировали творящийся внизу ужас. Трансляция агонии сопровождалась потоком высокопарных эпитетов, который не мог передать и десятой части той неприукрашенной правды, что глядела с экранов ста миллионов телевизоров.

Грэхем с пилотом вкалывали вместе с остальными, вкалывали еще долго после того, как сгустились сумерки и ночь укрыла плотным саваном еще не найденных мертвецов. Ущербная луна взошла на небосводе и свесила свои лучи к изуродованной земле. Ладонь, застывшая на железной балке, тянулась им навстречу.

Залатанный гиромобиль с молчаливым водителем за рулем доставил Грэхема обратно в Бойсе. Разыскав отель, он принял душ, побрился и позвонил полковнику Лимингтону.

— Весть о катастрофе потрясла весь мир,— сказал Лимингтон.— Президент уже получил выражения соболезнования от пятнадцати зарубежных правительств и бессчетного количества частных лиц.

— Мы делаем все необходимое, чтобы как можно скорее и точнее определить, что же это все-таки было — повторение Хиросимы, Черного Тома или Техас-Сити[6],— продолжал он.— То есть что является причиной: военная акция, саботаж или несчастный случай.

— Нет, это не Хиросима,— заявил Грэхем,— то есть не атомный взрыв, во всяком случае в том смысле, в котором мы его понимаем. Это обычный, банальный взрыв, вызванный разрушением молекул,— только в гигантском масштабе!

— Откуда вы знаете?

— Со всех концов набежали дозиметристы со счетчиками Гейгера. Перед отъездом я порасспросил кое-кого из них. Они сказали, что радиация в норме, по крайней мере по их измерениям. Похоже, что район совершенно безопасен. Если что-то и дает излучение, то наши приборы не могут его зарегистрировать.

— Что ж, надеюсь, скоро все выяснится,— проворчал Лимингтон. Несколько секунд он молчал, потом добавил: — Случись вам наткнуться на что-то, пред полагающее существование некой связи между этим ужасным бедствием и тем расследованием, которое вы ведете,— немедленно бросайте все и связывайтесь со мной. В таком случае одному человеку с этим делом не управиться.

— Пока на такую связь ничто не указывает,— ответил Грэхем.

— Ничто — пока вы что-нибудь не копнете! — возразил Лимингтон.— В свете того, что уже произошло, у меня есть серьезные подозрения. Как вы и опасались, Бич стал в нашем списке двадцатым — если, конечно, не попал в число тех немногих, кому удалось спастись. Ему заткнули рот прежде, чем вы успели до него добраться,— точно также, как поступили со всеми остальными. Мне это не нравится.

— Может, вы и правы, сэр, только...

— Грэхем, я повторяю еще более решительно: если вы наткнетесь на какую-то связь между этим фейерверком и делом, которое вы расследуете, сразу же прекращайте розыски и безотлагательно сообщите мне.

— Хорошо, сэр.

— Если связь подтвердится, мы призовем к решению загадки лучшие умы державы.— Голос полковника прервался, потом зазвучал снова.— А сами-то вы как расцениваете ситуацию?

Грэхем был в нерешительности. Он знал, что так же далек от истины, как и в самом начале, но не мог избавиться от странного, безотчетного чувства, которое преследовало его со времени гибели Мейо. Казалось бы, смешно придавать значение ощущениям, которые, несмотря на силу и неотвязность, продолжали оставаться смутными и неуловимыми. Не было ли это чувство сродни тем подозрениям, которые заставили его пуститься в погоню неизвестно за чем? Не связаны ли эти психические сигналы с его интуицией сыщика? Что это — ключ к разгадке или пустое суеверие? А может быть, просто нервы пошаливают?

Наконец, приняв решение, он заговорил неторопливо и осторожно:

— Шеф, у меня по-прежнему нет ни малейшей идеи, что за всем этим кроется, но мне кажется, что иногда говорить на эту тему опасно.— Тут ему пришла в голову мысль, и он добавил: — Похоже, что иногда опасно даже думать об этом.