— У вас есть сопровождение — мой друг и я,— заметил Рэйвен.

Он распахнул дверцу.

— Пошли. Выходим.

Торстерн медленно поднялся.

— Я сломаю себе шею.

— Ничего подобного не случится. Мы будем вас держать.

— Что помешает вам меня отпустить?

— Ничего.

— Если вы двое — левитаторы,— вмешался пилот,— позвольте напомнить, что покидать летательный аппарат в воздухе над населенной местностью запрещено.

Не обращая на него внимания, Рэйвен продолжал:

— У вас есть несколько вариантов. Во-первых, вы можете сунуть руку в боковой карман — увидите, что тогда произойдет. Или можете выпрыгнуть сами и проверить, насколько высоко вы подскочите, ударившись о землю. Или можете разбить вертолет: тогда вас придется выковыривать из груды обломков. Но если предпочитаете другой вариант — можете отправиться с нами и спуститься на землю целым и невредимым.

«Он способен загипнотизировать меня,— думал Торстерн,— и заставить делать все, что захочет. Все, что угодно, может даже заставить меня умереть, сделав это на расстоянии, через сканер. Лучше я буду действовать в собственных интересах. Можно потянуть время. Сейчас он торжествует — миг моего торжества придет позже. Изменятся обстоятельства — изменятся и возможности».

— Вполне разумно,— одобрительно сказал Рэйвен.— Будьте с нами, пока мы не совершим ошибку. И тогда сможете вырвать наши сердца.

— Я знаю, что вы телепат и можете читать мои мысли, как открытую книгу,— Торстерн шагнул к двери.— Знаю, что вы способны сотворить куда большее. Я же ничего не могу поделать пока.

Внутренне сжавшись, он схватился за руку Рэйвена, который спиной вперед вывалился из люка. Чарльз снизу схватил Торстерна за другую руку. Образ мыслей тех, кто способен левитировать практически с рождения, обусловлен их специфическими умениями, но у других людей он обусловлен их ограниченными возможностями.

Торстерн обладал недюжинным умом и воистину звериной отвагой, но тем не менее вся его натура протестовала против прыжка в пустоту. С парашютом или антигравитационным поясом он не колебался бы ни мгновения. От осознания же того, что его держат чужие, враждебные руки, ему становилось не по себе.

Закрыв глаза и затаив дыхание, он прыгнул. Его слегка затошнило, когда они устремились к земле. Плотный воздух, пропитанный влагой, окутывал его и проносился мимо, отчего у Торстерна раздувались штанины и волосы вставали дыбом. Воздух свистел у него в ушах.

В его воображении уже рисовались ужасающие картины каменной стены или черепичной крыши, внезапно возникающих из белого тумана и ломающих ему кости, как вдруг он ощутил резкий рывок за руки, и падение замедлилось. Торстерн все еще не открывал глаз, пытаясь унять спазмы в желудке. Из тумана появился фронтон дома, коснулся его ног и скользнул вверх. Они приземлились посреди улицы.

Высоко над их головами пилот бормотал в передатчик:

— Двое похитили его на высоте в две тысячи четыреста футов. Я решил, что они левитаторы, но они полетели вниз словно камни. Что? Нет, он не сопротивлялся и не отдавал мне никаких распоряжений. Судя по всему, они должны были приземлиться в Девятом секторе, где-то в районе Риис-авеню.

Пилот помолчал, затем продолжил:

— На него не похоже. И вообще, странно все это. Он пошел с ними, хотя и не хотел,— но пошел!

— Ваш пилот Корри сейчас на связи с полицией и зовет на помощь,— сказал Рэйвен.

— Не думаю, что от этого будет прок.— Торстерн огляделся по сторонам, пытаясь сообразить в полумраке, где находится.— Впрочем, неважно.

— Становитесь фаталистом?

— Я смиряюсь с ситуацией, изменить которую временно не в моей власти. Жизнь научила меня ждать. Ни одна игра не может постоянно идти в чью-то пользу.

Достав носовой платок, Торстерн вытер мокрые волосы.

— Важно лишь, кто делает последний ход.

В его словах не было ни неуместной самоуверенности, ни хвастовства. То были слова опытного человека, продуманное мнение того, чьи замысловатые планы часто наталкивались на помехи, задержки, неудачи, которые удавалось преодолеть через неделю, месяц или год. В случае необходимости Торстерн мог демонстрировать недюжинное терпение, никогда не упуская из виду главную цель и вновь начиная двигаться вперед, как только расчищался путь.

Он признавал, что в эту злополучную ночь его победили и вполне могли убрать с дороги навсегда, но вместе с тем предупреждал своих похитителей, что, пока он жив, всегда существует завтрашний день. То был своего рода вызов — вроде того, который бросает загнанный в угол, скалящий зубы зверь. Больше Торстерну ничего не оставалось делать — пока.

Мэвис открыла дверь, не дожидаясь звонка или стука. Лицо ее не выражало ни радости, ни удивления; у нее был такой вид, словно она постоянно была в курсе событий и каждый миг знала, что происходит.

Словно мать, упрекающая маленького капризного ребенка, она сказала Чарльзу:

— Ты об этом еще пожалеешь. Я так и знала.

С этими словами Мэвис вернулась на кухню.

— Ну вот, еще одна разновидность мутанта,— невозмутимо проворчал Чарльз и плюхнулся в кресло, прогнувшееся под его тяжестью.— Предсказатель будущего.

— Приятно слышать, когда кто-то говорит дело,— одобрительно заметил Торстерн, глядя в сторону кухни.

— Каждому кажется, что он говорит дело. Каждый — сам себе оракул.— Рэйвен подвинул Торстерну надувное кресло.— Садитесь. Вовсе незачем стоять столбом оттого, что вы оказались в дурной компании.

Торстерн сел, пытаясь отогнать настырно лезущие в голову мысли. Больше всего его тревожило, что Рэйвен и его товарищ могут прочесть их в любой момент — и, насколько было известно Торстерну, все время этим занимаются.

Он не мог с уверенностью сказать, заглядывают в его разум или нет. Телепат может чувствовать, когда кто-то пытается читать его мысли, но нетелепат — нет. Торстерн не был вполне обычным человеком, но не обладал сверхспособностями и при нынешних обстоятельствах остро сознавал этот свой недостаток, от которого в другое время лишь презрительно отмахнулся бы. Он пытался отогнать собственные мысли, как отгоняют назойливых мух, но они продолжали жужжать у него в голове.

«Эта парочка мультимутантов может защищать свой разум. Вероятно, и женщина тоже. Но я не могу скрывать свои мысли и сомневаюсь, что мои похитители в состоянии закрыть мой разум от других. Патрули уже наверняка прочесывают улицы, в том числе в этом районе. В патрулях должны быть телепаты, которых удалось разыскать в столь поздний час. Поэтому, если только в этой комнате не стоят защитные экраны, есть шанс, что какой-нибудь проходящий мимо телепат опознает мои мысли и определит их источник. Тогда он вызовет войска, и...»

На несколько секунд Торстерну все же удалось отогнать эти мысли, но они неумолимо вернулись снова.

«Знать бы еще, обладает ли ментальный поток столь же индивидуальными характеристиками, что и голос. Возможно, мысли всех людей кажутся одинаковыми. Если так — мне не повезло, если только я не сумею выбрать подходящий момент, чтобы дать о себе знать каким-нибудь мысленным сигналом. Но если эта парочка тоже его прочтет — они могут пойти на крайние меры. Лучше не рисковать».

— Я выпрыгнул из вертолета,— сказал Торстерн, угрюмо глядя на Рэйвена.— Я сижу здесь перед вами. Я подчиняюсь всем вашим приказам. Что дальше?

— Дальше — поговорим.

— Сейчас два часа ночи. Можно было бы поговорить и завтра, в более разумное время,— Торстерн мрачно поджал губы.— Неужели вся эта мелодрама и впрямь необходима?

— Увы, да. С вами слишком трудно связаться. Более того, вы гонялись за мной, как за собакой, утащившей воскресное жаркое.

— Я? — Торстерн удивленно поднял бровь.

— Вы и организация, которую вы возглавляете.

— Имеете в виду мои обширные торговые интересы? Чушь! У нас есть дела поважнее, чем досаждать другим людям. Мне кажется, вы страдаете манией преследования.