«Не могу больше. Не протяну и суток под его пристальным взглядом. Либо отпускает навсегда, либо пусть убьет. Пусть выстрелит… Ведь я все еще помню страшный огонь его ревности, когда он приставил к моему лбу пистолет. Я смотрела в эти глаза. Он знал, я готова. Но был ли готов он сам?».

Да. Это все Гарри. В этом весь он.

Нет-нет. Он не жестокий. Гарри…

Я не знаю, не существует таких слов, просто не подобрать эпитетов.

Гарри Стайлс мой. Я люблю его. Пусть признаюсь только себе.

Запись все равно никогда не будет прослушана им… Поднимаю глаза к небу. Звезды расплываются.

Что мне сделать для тебя, Гарри? Я знаю что. Тебя злила «черная бабочка». Думаешь, я сведу ее? Нет. Ты придешь и снова будешь ревновать меня к Зейну. Меня это будет невыносимо злить, но пусть так, чем вообще без тебя. Ты же придешь? Так ведь? Ты придешь, Гарри.

Я не прощаю тебя, слышишь? Никогда не прощу. Ты меня оставил. Я не смогу без тебя. Мне нужен твой голос… Я не прощу тебя. Ты оставил… меня… одну.

Отрицание: «Я не верю. Он жив».

Признание: «Нет, он мертв».

Согласие: «Я знаю, что тебя правда больше нет».

Оцепенение.

Верни меня к жизни.

Меня прошиб холодный пот. Я вскочила на кровати. Рассеянно озираясь по сторонам, я медленно осознала, что нахожусь в своей спальне в доме отца. Я в Манчестере. Все в порядке.

Нет, не в порядке. Я не в порядке.

Руки дрожали слишком сильно, и я едва смогла зацепиться пальцами за край одеяла, чтобы откинуть его и спустить ноги с кровати.

Он снится мне постоянно. Я все время вижу Гарри во сне. Вот уже восемь месяцев. Я уехала из Челси на следующее утро после того, как… Бросила все и уехала.

Провела у папы несколько недель и вернулась обратно с матерью. Она ничего не говорила мне о нем. Ни слова. Ни слова о Гарри.

Но пришло время той телепередачи, уже третьей по счету, и мама узнала мою лживую историю.

Меня мучило вовсе не это на самом деле, а то, что та тень, тот человек, что скользнул в студию, был Луи Томлинсоном. Это он пришел, чтобы лично убедиться, что я не начну говорить правду.

Я не думаю, что действительно могла бы рассказать им о Томлинсоне и его жутких поступках — подрезанные тормоза в машине Зейна, гибель Джеммы, подделанные отчеты, к которым Эдгар лишь частично имел отношение, и… смерть Гарри.

Мне страшно, потому что Луи беспрепятственно вернулся в Штаты. Ему все сошло с рук.

Я тихо спустилась на первый этаж, отвлекая себя мыслями о Хейли, с которой я увижусь уже завтра вечером, потому что моя неделя отгулов подходила к концу.

Я завершила в этом году учебу, и теперь стажировалась в бизнес-центре, где когда-то работал…

Да. Именно там.

Только его не было.

Снова это место занимал Эдгар.

Я ни разу не была на кладбище, не присутствовала на похоронах. Более того, я не была уже уверена ни в чем, потому всеми силами избегала компании Стайлса. Видела их пару раз — Энди, Сэма и Найла. И все. Мы даже не поздоровались. Даже с Сэмми, когда он забирал свой диплом.

Отлично просто. Теперь и он меня презирал. Только Хейли знала о том, как потрудился Найл. Пожалуй, с ним все же у нас были более близкие отношения, и он даже кивал мне и чуточку улыбался при встрече в лифте или коридоре офиса.

Я не слышала и не слушала об Эдгаре Стайлсе, когда о нем говорили по телевидению, но однажды уловила новость о том, что из-за «дальновидности Гарри Стайлса, часть компании, что принадлежала ему, теперь заморожена, и его отец не имеет на нее никаких прав».

Более того, Эдгар едва выкупил свою долю, поскольку — а Найл Хоран об этом упоминал — бумаги были составлены крайне продуманным способом.

Я довольно ухмылялась после тех новостей, искренне презирая Стайлса-старшего. Так ему и надо. Бессовестный и жестокий человек. Ничем не лучше Луи. И хотя Эдгар не убивал свою дочь, он тогда все же послушал «совета» Томлинсона и оправил Джемму с Зейном. Я об этом тоже знала. Найл, конечно, не слишком словоохотлив, но мне хватило его сдержанных коротких реплик, чтобы разобраться в случившемся.

Как же давно это было…

Я вздохнула, наполняя стакан водой из-под крана. Выпила и, тихо звякнув, поставила его на стол.

Сердце более или менее приходило в свой ритм. Я услышала шаги на лестнице.

Тетя не стала зажигать свет, просто сунулась на кухню и спросила:

— Джен? Это ты?

— Да, Мэйди, прости. Мне не спалось.

Она приблизилась ко мне, говоря:

— Ты кричала, милая. Тебе плохо?

Я не знала, что она подразумевает под этими словами. Мама наверняка рассказывала ей о моих отношениях со Стайлсом. Возможно, Мэйди именно это и имела в виду.

— Нет, все нормально, не бери в голову.

Я хотела уйти, но Мэйди вновь окликнула меня:

— Завтра в больницу, помнишь об этом?

— Да, конечно, доброй ночи, — бросила я и пошла к себе.

Я подхватила респираторную инфекцию и мне сильно болело горло. Температуры не было. Однако Мэйди настояла, чтобы перед поездкой в аэропорт, мы заехали в больницу и сдали анализы. Я не стала отказываться. Мне действительно было очень плохо. Потому я попыталась уснуть, когда вернулась в комнату. Иначе снова не высплюсь.

Но с таким жжением в глотке не так-то просто отдохнуть. Сон не шел ко мне. Я ворочалась и ворочалась с боку на бок, мучая мозг отрывками сновидений. В конце концов лишь под утро я смогла погрузиться в дремоту.

Мы сидели в коридоре лаборатории. В ожидании результатов моих анализов прошло уже около двадцати минут, это значило, что вскоре мне все скажут.

Мэйди говорила со знакомой медсестрой, стоя в паре метров от меня. Папа остался в машине.

С утра пораньше звонила Стоун и радостно кричала в трубку, что ждет меня. Причем в Бостоне было примерно четыре часа утра, в то время как в Манчестере — уже девять. Я попросила ее поспать, чтобы она смогла встретить меня в аэропорту, и та, хохоча, согласилась. Хотя мы обе знали, что спать она не ляжет.

Мы с тетей направились на первый этаж Больницы Святой Марии уже спустя больше получаса. Все было в порядке, не считая повышенной СОЭ* в крови, но чего же еще ожидать с таким воспаленным горлом. Мне написали наименования препаратов, курс которых я должна пропить, сказали, как обрабатывать горло, и на этом доктор отпустил нас.

— Мэйди, я сейчас, ладно? — выходя из лифта, сказала я, указывая рукой на дверь с табличкой WC. — Мне туда.

Тетя кивнула и пошла к выходу из здания.

Хорошенько умывшись, я вынула из сумки чехол, в котором лежала электронная сигарета, и принялась дымить, глядя на себя в зеркало. Остриженные до плеча и осветленные волосы делали меня совсем другой. Темные очки на глаза, прямо здесь, в помещении; теплая косуха с мягким воротником, джинсы, ботинки. И вот уже я совсем другая. Чужая. Сколько еще это будет продолжаться? Сколько времени мне нужно, чтобы выбросить его из головы?

Спрятав сигарету, я подхватила с пола свой рюкзак и вышла в коридор, за ним холл и…

Я лишь мельком взглянула на женщину, что стояла у высокого окна, кого-то явно дожидаясь — она косилась на часы на стене — и сразу же сбавила ход, медленно сворачивая и подходя к ней.

Она бросила на меня короткий взгляд в тот миг, когда я сняла очки, и, вначале отвернувшись, вновь резко посмотрела в мою сторону.

— Джен? — одними губами выдавила она.

А я просто смотрела в ее зеленые глаза, понимая, что это его глаза, у него такие же — ясные, с искрой, такие же, но не эти.

— Джен… — снова повторила Энн Стайлс.

Я помолчала еще немного, произнесла сдавленным голосом: «Здравствуйте, миссис Стайлс», и, добавив: «Я улетаю в Бостон», медленно попятилась.

— Дженни, — подалась было за мной Энн, но я резко рванула с места, едва не сбив с ног какого-то мужчину, и, не извинившись, пулей вылетела на улицу.