А пепел составляет основу этого мира. Он всюду — в почве, в воздухе, в воде. И даже как будто в нас самих, в мертвецах. Я провёл пальцами по земле, на которой сидел, затем поднёс ладонь к лицу. В царящем сумраке проступали маслянистые чёрные следы, оставшиеся на ней. Ничего удивительного, что он, пепел, забивается везде. В складки одежды, под ногти, в волосы. Здесь, наверное, всё состоит из него.

Недолго думая, я вытер руку о штанину и… встряхнул головой. Внезапно навалилась сонливость, глаза стали слипаться. Что за чёрт?.. Мысли начали путаться и проваливаться куда-то, словно я мог заснуть в любую секунду. Надо идти, а то…

А то останусь тут навсегда, как Курильщик возле своего камня. Я поднялся и… и, зашатавшись, нелепо взмахнул руками, хватаясь за воздух. Ноги налились свинцом и онемели — так тяжело стало их передвигать. Стиснув зубы, я вцепился в валун и переставил сначала одну стопу, потом другую. Затем — ещё раз. После нескольких таких шагов онемение спало, но тяжесть и не думала никуда деваться, как если бы моё тело кто-то заменил телом столетнего старика. Кто-то, не желающий, чтобы я шёл дальше.

«Ладно, — подумал я, — попробуем поиграть в эту игру с твоими правилами». Я отпустил камень и сделал ещё один шаг, в сторону перевала. И он, этот шаг, отозвался новым грузом, незримо повисшим на всех моих конечностях. Не обращая на него внимания, я упорно продолжал плестись вперёд. Идти приходилось в гору, и это превращало каждый следующий метр в настоящую полосу препятствий.

К тому моменту, как я добрался наконец до верхушки перевала, мои колени горели огнём, не хуже, чем травяное поле, когда мы с Игроком впервые садились в лодку. Наградой за проделанный труд стало кое-что, чего я не ожидал увидеть. Там, за горной грядой, открывался спуск, но не к очередному подъёму, как было раньше, а к чуть приподнятой равнине, раскинувшейся внизу, в обширной долине. С такого расстояния она походила на коробку, зажатую со всех боков остриями, стремящимися ввысь. Прищурившись, я разглядел, что ведущая к ней тропа тоже окружена почётным эскортом крошечных скал.

То есть, проходимым оставался только один маршрут, который вёл прямиком на плато. Ни при каких обстоятельствах такая структура не могла возникнуть сама собой. И вся она лежала передо мной, как на ладони. Вся, за исключением единственного участка, расположенного непосредственно перед равниной и скрытого скалами более высокими и плотными. Лишь достигнув этой точки, я мог рассмотреть, что находилось там, за ними.

В общем, всё говорило о том, что я на правильном пути. Хотя, имелся у меня и дополнительный способ это проверить. Я нащупал в кармане компас, достал его и откинул крышку. Стрелка, натянутая, как струна, красноречиво указывала вниз, в долину. Если какие-то сомнения и оставались до сих пор, после этого они окончательно испарились. Тот, кого я ищу, должен быть там.

Я подвигал руками и ногами, дабы понять, в состоянии ли я пройти эту финишную прямую. Боль и оцепенение, охватившее меня после недавнего короткого отдыха и последовавшего за ним подъёма, проходили медленно, но всё же сейчас я чувствовал себя гораздо лучше. Взглянув напоследок туда, откуда пришёл, и убедившись, что дорога назад по-прежнему закрыта, я стал спускаться.

Чем сильнее я углублялся в долину, тем сильнее укреплялся в своём мнении, что окружающий пейзаж был не естественным, а, если можно так выразиться, рукотворным. Не в том смысле, что все эти глыбы кто-то вытесал голыми руками — скорее так, словно кто-то разместил их здесь умышленно. Повсюду мне встречались те же повторения и закономерности, которые я уже замечал когда-то. Узоры, свидетельствующие о том, что даже пыль под моими ногами возникла не сама по себе. И трава — до этого она появлялась всё реже, но редкие клочки всё же периодически попадались на пути, напоминая о прежних бескрайных полях. Здесь же, на этой тропе, она окончательно исчезла. Меня окружали лишь голые серые камни и грязь.

Не считая описанных странностей, это место не особо отличалось от остальных уголков загробного мира. Солнце всё ещё не светило, а в воздухе пахло дымом и золой. И не просто пахло — тут запах усилился. Как если бы я приближался источнику всей этой тысячи костров.

И всё же, спускаясь, я время от времени сверялся с компасом — на всякий случай, чтобы убедиться, что ничего не изменилось. В таком месте, как это, я ни в чём не мог быть уверенным. Я бы не удивился, если бы вдруг оказалось, что перевал и долина поменялись местами, и я иду в обратную сторону. Правда, я и сам совсем недавно думал так поступить, но теперь это было бы скорее хождение по кругу, чем возвращение. Впрочем, компас всё равно сохранял завидное постоянство, и стрелка указывала всё в том же направлении, как бы я его ни вертел.

Чем ближе я оказывался к долине и тому странному участку, скрытому от глаз, тем лучше получалось различить, что на нём находится. Издалека это выглядело как небольшое ущелье, заполненное рощей маленьких, с человеческий рост, деревьев, и это ещё сильнее запутывало. За всё время не встретить в загробном мире почти ни единого деревца, чтобы здесь наткнуться на целые тысячи? Это смотрелось бы не так глупо, будь они рассредоточены по всему маршруту, но вот так, в одной точке… Ладно, возможно, всё станет понятнее, когда я подберусь поближе?

Я ошибался. Когда я всё же добрался до этой теснины, всё наоборот стало ещё непонятнее. То, что я поначалу принял за деревья, было вовсе не ими. На самом деле ущелье заполняли тысячи людей, застывших в странных, нелепых, а порой и неестественных позах. Они стояли плечом к плечу, на некотором расстоянии друг от друга, достаточном, чтобы при желании я или кто-нибудь другой мог пройти между ними. Однако идти я не спешил: всё это казалось каким-то… жутким. Ни на платформе Беглецов, ни при посещении пожарища я не видел в загробном мире столько незнакомцев одновременно. А кроме того, как будто этого не хватало, они вели себя точь-в-точь как фантомы: просто стояли, не двигаясь, и смотрели в одну точку. Но фантомами при этом они явно не были, по крайней мере такими же, каких я видел раньше: они походили скорее на галерею статуй. Замерших, глядящих кто вверх, кто на вход, где я в нерешительности топтался на одном месте, а кто и в землю. Некоторые смотрели друг на друга, и в целом складывалось такое впечатление, словно все они внезапно окаменели в тот самый миг, когда каждый занимался своими делами. Кто-то окоченел, подняв руки в возмущённом жесте, чьи-то губы застыли на полуслове.

Я переминался с ноги на ногу, не решаясь ни пройти дальше, ни обернуться назад. Ущелье казалось какой-то очевидной, и оттого ещё более хитрой ловушкой. Что, если войдя в него, я тоже превращусь в живую статую? Я наклонился вперёд и присмотрелся к ближайшему из людей, стоящему лицом ко мне. Даже его глаза не шевелились, как это было с теми, кого Беглецы вморозили в лёд.

Иного выбора у меня не было, и я это понимал: рано или поздно мне придётся войти туда. Я был уверен, что даже если я попробую развернуться и уйти, скалы не дадут мне этого сделать. И всё же я медлил, размышляя: может быть, всё же найдётся другой путь? В то же время не успело ещё погаснуть воспоминание о том, чем закончилась предыдущая попытка отдохнуть. Меня буквально гнали в двух противоположных направлениях, оставляя между молотом и наковальней.

Отсюда, от входа, конца ущелья видно не было, но судя по тому, что я рассмотрел сверху, я мог бы пройти его быстрым шагом минут за пять. Если, разумеется, не брать в расчёт мешающиеся человеческие фигуры и то, что в загробном мире пространство и время способны искажаться. И тогда потенциальные пять минут рискуют обернуться вечностью. Обойти галерею никак нельзя: окаймляющие её отвесные скалы явно не предназначались для лёгкой увеселительной прогулки, а за ними тянулась бездонная пропасть. Получалось, мой путь к творцу так или иначе лежал сквозь это место. Я вытащил компас из кармана. Да, стрелка показывала именно туда. Что ж…