На душе было хорошо — мне удалось произвести на неё приятное первое впечатление. От местной еды не «колбасило», как от мексиканской, поэтому можно было надеяться на продолжение вечера. Впереди была намечена плотная культурная программа, и я очень хотел упрочить наши с Мисаки зарождавшиеся тёплые отношения.

— Расскажи о себе, — попросил я, закончив с едой и приступив к десерту — мороженому с фруктами.

— Да что рассказывать — месяц назад закончила школу. Езжу в Токио на вступительные экзамены — поступаю в медицинский на педиатра. Останавливаюсь пожить у тёти.

Теперь всё встало на свои места — Мисаки не пыталась выглядеть школьницей. Она ею и была совсем недавно. Чёрт! А сколько же ей лет? Неужели я, если всё срастётся, окажусь на месте Ючи, когда придётся ждать несколько годков до женитьбы, прежде чем...

Эх, Хироюки Тагава! Начинал за здравие, а закончил за упокой!

Насладился видом прелестей замдиректора Токугавы и перенёс свою похоть на девушку, с которой общаешься лишь второй раз в жизни? А сколько было праведных мечтаний о той самой единственной, к которой испытывал бы лишь платоническую любовь... Да что греха таить, всё равно на каком-то этапе взрослые мужчина и женщина должны вдвоём ложиться в постель. Кстати, насчёт взрослости...

— Получается, ты ещё несовершеннолетняя? — спросил я прямо, начиная тут же краснеть. Ибо так хотел узнать эту информацию, что не смог придумать ничего более гениального.

Мисаки скуксилась и отложила еду — сейчас она стала больше похожа на озлобленного гремлина, чем на милую девушку:

— Как тебе не стыдно спрашивать такое у девушки?! — выпалила она. — Это же практически прямой намёк на секс!

— Прости! Прости! — принялся я извиняться, проклиная себя на чём свет стоит. Как же я мог всё так быстро испортить?!

Наверное, я выглядел совсем уж жалко, поэтому Мисаки вдруг улыбнулась и звонко рассмеялась:

— Я пошутила!

— Я тоже, — брякнул я с досады.

— Ты забавный парень, Хироюки-кун. К твоему сведению, мне уже двадцать. И я могу гулять с парнями, что сейчас и делаю. Ещё вопросы есть?

— Больше никаких! Только предложение прогуляться по парку.

— Принято, — сказала она, вставая.

Следующим мероприятием по плану была прогулка на лодке. Правда, я немного сомневался в своих силах, ведь ни разу в своей жизни не сидел за вёслами. К счастью, мне не пришлось рисковать, чтобы ненароком не опростоволоситься, потому что все лодки были заняты. А ждать ни мне, ни Мисаки не хотелось, тем более уже вечерело. Поэтому мы продолжили прогулку по парку, купив пару рожков мороженого.

Вскоре мы добрались до маленького детского зоопарка, где когда-то жила печально известная слониха Ханако. Она провела в этом месте более шестидесяти лет, не имея возможности выйти дальше своего бетонного вольера, где не было ни деревьев, ни травы, ни её соплеменников. Я всегда был горд своей отчизной и моим народом, но этот вопиющий пример человеческого эгоизма, вселял в меня стыд за соотечественников.

Как ни странно, но о слонихе Ханако Мисаки оказалась наслышана, и поэтому наотрез отказалась идти в этот зоопарк. Несмотря на то, что из-за этого билеты, купленные мной заранее, пропадали, я всё-таки был горд за неё. Потому что тоже, как и весь Токио, сожалел о смерти измученного животного в две тысячи шестнадцатом году. Жестокую администрацию зоопарка стоило бы разогнать, а животных разместить в более лучших условиях. Но воз и ныне там. Как ни бились защитники животных, администрация города ничего не сделала, а зоопарк остался в том же состоянии, что и десять лет назад.

— Живодёры, — произнесла Мисаки шёпотом, когда мы проходили мимо ворот.

Я решил промолчать, спешно обдумывая план действий: на лодки не пошли — это минус сорок минут. В зоопарк не пошли — это ещё минус час. Что ж, пойдём смотреть уличных артистов перед тем, как добраться до финального шоу этого дня.

Хм...

На один миг мне показалось, что кто-то наблюдает за нами. Повернув голову, я внезапно для себя увидел улепётывающего со всех ног Хэчиро! Его спина ярким белым пятном маячила на мосту через пруд, а затем и вовсе исчезла.

Вот чёрт! Так это его я увидел несколько часов назад! А теперь друг детства, втюрившийся в Мисаки по самое не могу, застал нас вдвоём, гуляющими по парку! Это не хорошо...

Очень не хорошо.

— Смотри, — Мисаки вывела меня из раздумий, указывая на статую возле небольшого амфитеатра. — Как думаешь, он живой?

— Даже не знаю.

— Подойдём поближе, — предложила она.

На постаменте недвижимой скульптурой на самом деле стоял актёр, раскрашенный белой краской. Мы обошли его вокруг и подивились, как это ему удаётся так долго не двигаться, стоя в неудобной позе? Это показалось нам забавным, и Мисаки бросила мужчине в шляпу пару монет.

Позже нас привлекло представление уличного фокусника-гайдзина. Это был лысый мужчина в возрасте, которого я принял за француза. Ещё минут десять мы удивлялись тому, как он ловко доставал длинные бутафорские мечи из цилиндра, вытаскивал голубей из рукавов своей рубахи, кроликов и многое другое.

В конце концов, мы уселись на скамейку и долго слушали уличных музыкантов, играющих на гитаре.

— Хироюки-кун?

— Да?

Девушка серьёзно посмотрела мне в глаза:

— Спасибо за этот прекрасный вечер.

— Взаимно, — улыбнулся я.

Тем временем солнце клонилось к горизонту, и пора было уже вести Мисаки в то самое укромное место...

— Уже поздно. Мне пора, — вдруг сказала она, вставая. — Тётка целую поэму настрочила в мессенджере — беспокоится. Ты уж прости...

Хорошая девушка, ответственная. Но мне во что бы то ни стало нужно показать ей то место. А иначе наша встреча может оказаться последней!

— Дай мне всего десять минут, — попросил я, тоже поднявшись со скамейки. — А потом провожу тебя до метро и до дома тёти, если позволишь. Ты будешь в полной безопасности, гарантирую!

На лице Мисаки появилась улыбка. Лишь бы согласилась...

— Ты хочешь ещё что-то мне показать?

— Да! — я резко схватил её за руку и потащил за собой, срываясь в бег. Она заливисто рассмеялась и тоже побежала.

— Ты полон сюрпризов!

Ещё бы! Рядом со мной происходит такая чертовщина, что ты мне просто не поверишь, если расскажу...

Я повёл её в лесной массив подальше от людей, из-за чего Мисаки задала вполне резонный вопрос:

— Ты точно не маньяк?

В ответ я только рассмеялся и подмигнул ей.

За несколько минут мы добежали до скамейки между двух сакур, которая к моей великой радости была не занята. Впереди открывался живописный вид на парк и...

На прекрасный закат.

— Ух ты! — Мисаки захлопала в ладоши. — Как красиво!

И вправду, на небе словно разбрызгали акварель!

Неизвестный художник наполнял небесный холст закатными красками. Мягкие тёплые оттенки плавно перетекали из одного в другой над горизонтом. Солнце превратилось в оранжевый апельсин и уже не обжигало глаза своим светом, а наоборот, нежно ласкало зрачки.

На миг я понял, что никогда не смотрел на небо так осознанно, как сейчас. Карусель обыденности рутинной жизни не останавливается ни на минуту, захватывая, кроме времени, ещё и разум. Не позволяет взглянуть на мир глазами не обременённого налогами, кредитами и прочей чепухой первого человека — Адама.

Белка в колесе также не успевает подумать и осознать всю картину своего ничтожного положения, потому что не может остановиться и перевести дух. А мне это удалось, правда лишь на какие-то недолгие минуты, рука об руку с Мисаки. Мне казалось, что и она ощутила то же, что и я. В душе я радовался, что девушка даже не пыталась освободить свою руку из моей...

Она приняла меня в этот чудесный миг.

— Я очень хотел показать тебе закат в Инокасире. Я влюбился в это место после того, как его увидел. Теперь ты тоже это увидела. Теперь мы можем возвращаться.

— А я больше не хочу уходить, — прошептала она, облокотившись мне на плечо.