— А, что, господин надолго в гости? — тут же поинтересовалась супруга.

— Боже ж мой! Над тобой же станут смеяться даже мои манекены. Гости в такое время? — не сдержался глава семейства. — Изя, не стой, как памятник Дюку, играй! И играй погромче, шейгиц[55]!

Отпрыск, подоткнув очки, послушно приложился смычком к инструменту и запиликал. Рахиль с сомнением взглянула на мужа, но принесла Стасу толстый плед. Дальнейший их путь пролегал на кухню и заканчивался крутой лестницей, ведущей в подвал.

— Здесь, вы могли заметить, есть кушетка, — хозяин распахнул тяжёлую дверь, подавая ему спички. — Свеча стоит на полке.

— Ещё одна просьба, господин. — Стас вопросительно взглянул на него.

— Аарон Моисеевич, — представился хозяин.

— Не сочтите за труд, Аарон Моисеевич, заглянуть на досуге в штаб русских войск. Спросите поручика Мельникова и передайте ему записку.

— Я с вас удивляюсь! Кто пустит бедного еврея в такую серьёзную контору?

— Аарон Моисеевич, вы хотите получить свои деньги? Тогда сделайте это быстрее, и обещанная сумма удвоится.

— О, вы, таки, деловой человек! Это весьма убедительный довод.

Задвинув засов за ушедшим хозяином, Стас осмотрелся. Зажигать свечу нужды пока не было, в отдушину под самым сводом проникал дневной свет. Видимо, Сизов был не первый, кто тут отсиживался. За ящиками, кроме упомянутой кушетки с плоской подушкой, была втиснута тумбочка с лежащим на ней «джентльменским набором» — небольшое зеркало, опасная бритва и кусочек засохшего мыла в стаканчике.

Стеклянный флакон ещё хранил на донышке несколько капель одеколона. Вздохнув, Стас устало опустился на жёсткое ложе и, поправив подушку, прилёг. Голова, после всех этих гонок гудела, словно колокол. Разбудила его Рахиль, что принесла брынзу с горячим бульоном и гренками. А ещё через час заглянул довольный хозяин.

— Этот поц, таки, думал, что старый еврей не заметит, как он топает сзади своими сапожищами, — насмешливо блестя чёрными глазами, делился хозяин.

— За вами следили, Аарон Моисеевич?

— Что с того? Старый Аарон немножко обсудил с клиентом мелкие детали заказанного костюма, выпил в кафе чашечку кофе и пошёл до штаба совсем в другую дверь. Очень вежливый молодой человек, таки, заедет сегодня за вами.

Стас облегчённо вздохнул. Ну да, можно было догадаться, что Аарон Моисеевич спешил к клиенту, когда его столь бесцеремонно вернули обратно. Видимо за двором, на всякий случай, следил один из санитаров и, если из дома за это время вышел только один еврей, то он, естественно, увязался следом. Ай, да портняжка, облапошил солдатика… Впрочем, чему удивляться? Их со времён Древнего Египта пытаются вывести, как вид фауны. Поневоле научишься крутиться, как бес перед заутреней.

Прошло долгих два с лишним часа, прежде чем подвальная дверь открылась, и Аарон Моисеевич, заговорщицки подмигивая, поманил его на выход. Стас поднялся с жёсткого ложа и, как был, завёрнутый в плед, тяжело поднялся вверх по щербатым ступеням. С кухни пахнуло приятным теплом и чем-то сытным.

— Нет, вы посмотрите, Родина в опасности, а этот медведь сибирский в подвале у обывателей отлёживается, — в дверях радостно скалился Иван Карлович.

— Ваня, побойся Бога, — устало усмехнулся Стас.

Сняв с себя плед, он протянул его Рахили, которая, сложив руки на животе, с умилением наблюдала за встречей.

— А скажите, господин офицер, — не снимая с лица растроганного выражения, спросила она. — Вы моему Аарону сейчас заплатите или где?

— Вечерком в штаб подойдите. Спросите капитана Сизова, я предупрежу дежурного. Спасибо Вам за помощь.

— Да что вы, что вы! — замахала руками женщина. — Вы ж таки порядочный человек оказались, ну, шо ты на меня так смотришь, Аарон?!

Попрощавшись с семьёй портного, они вышли во двор. Над городом, еле уловимым сиреневым флёром уже потянулись сумерки. Стас с удовольствием вдохнул свежий воздух и поморщился, голова вдруг напомнила о себе тягучей болью.

— Пошли в машину, потом подышите, — капитан Мельников выглядел очень озабоченным.

— Что-то случилось? — спросил опер, когда они уселись в Мерседес. — Кстати, это не та ли самая?..

— Она, — коротко ответил контрразведчик. — «Испанку» мою всю, сволочи, издырявили.

— Кстати, Станислав, — повернулся к нему Иван Карлович. — Знаешь, кто в тебя стрелял?

— Знаю. Некто Коренев Владимир Иванович, бывший сыщик.

— Какой Коренев? — синхронно удивились оба.

— Был такой в нашем отделе. Уж добрый год в розыске висит. Сейчас в австрияки подался, уж не знаю, как умудрился.

— Да нет, — хлопнул себя по колену Вернер. — Я о том, который тебе причёску испортил.

— А, тот немец.

— Точно, немец, — подтвердил Мельников.

Машина попала колесом на булыжник, сидевших тряхнуло. Капитан, ударившись локтем о дверцу, выругался сквозь зубы.

— Только немец австрийского происхождения, — продолжил он. — Его фамилия Шульц, помните такого?

— Следователь! — воскликнул Стас.

— Был им, — подтвердил Сергей. — У вас, Станислав Юрьевич, оказывается, весьма богатая биография.

— Отпетый каторжник, — вставил Иван Карлович. — А дальше начинается самое интересное. Знаешь, к кому на встречу ехали эти двое?

— Тоже мне, бином Ньютона, — фыркнул опер. — К капитану Лазоверту.

— Откуда знаете? Ежели, конечно, не секрет, — Мельников смотрел насторожённо.

— Догадался. Этот самый Лазоверт, у нас тогда в Летнем Саду господина Коренева из-под самого носа увёл, помнишь, Ваня?

— Англичанин?! — вспомнил Вернер. — Чёрт!

— Ещё какой, — усмехнулся опер. — Теперь, он главный врач у Пуришкевича.

— Да, дела, — протянул Сергей, припарковывая автомобиль перед штабом.

Штаб XX армейского корпуса располагался на тихой улочке в уютном живописном доме. Спрятавшись среди небольшого плодового сада, он отгородился от соседей высоким кованым забором. Въезд и дорожки к дому аккуратно вымощены, трава ровно подстрижена. В вечернем воздухе одуряющее пахло яблоками и сладким духом падавшей с дерева жёлтой сливы. Офицеры миновали откозырявшего часового, прошли длинным коридором и Вернер, аккуратно постучав, открыл дверь в кабинет Столыпина.

— Входите, господа, присаживайтесь, — махнул рукой Пётр Аркадьевич.

Оглядев их, он встал, досадливо махнув рукой: «Да, сидите!», прошёлся по кабинету и снова остановился перед столом.

— Я собрал вас, господа, с тем, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. Наше управление с сегодняшнего дня расформировано.

Нудно жужжала муха, бестолково бившаяся о стекло. Столыпин молча смотрел на них, видимо, ожидая какой-нибудь реакции. Её, однако, не последовало. Только Стас пожал плечами.

— Да мы уже, практически, всё, что смогли, сделали. Куда нас? На фронт?

— Кого куда, — хмуро отозвался генерал-фельдмаршал. — Ивана Карловича и Всеволода Васильевича — в контрразведку. С вами ещё неясно, вы же на излечении пока.

— И когда успели? — удивился опер. — Чуть больше суток прошло, как я в поезд угодил.

— Какой ещё поезд? — машинально спросил Пётр Аркадьевич, видимо, думая о своём.

— Военно-санитарный, Пуришкевича. А, собственно, кто вам сообщил?

— Мне мой адъютант. Сергей Иванович!

Адъютант вырос на пороге, словно всё это время стоял под дверью. А, может, и стоял, кто их разберёт, этих порученцев.

— Сергей Иванович, вы откуда узнали, что капитан Сизов ранен?

— Мне приятель по телефону сообщил, авиатор наш, поручик Пименов.

— А, он-то откуда?.. — удивился Стас.

— От меня, — коротко пояснил Мельников. — Ваше высокопревосходительство, прошу разрешения допустить капитана Сизова к контрразведывательному мероприятию. Он владеет очень важной информацией.

— Да, делайте, что хотите! — досадливо отмахнулся Столыпин. — За капитана Сизова, с вас теперь только врачи спросить могут. Все свободны.