— Не знаю, — буркнул отец. — Слабо верится. А по мне, кто его убьёт, большую услугу России окажет.

— Как сказать, — вздохнул Стас.

Он уже понял, что тесть ему не помощник. Про то, что они друг друга терпеть не могли, даже и в учебниках написано было. Дождаться вечером Ильина, и с ним посоветоваться? Всё бы ничего, но было у Гришки предсказание, что, как только его убьют, то и России хана. В прошлой жизни так и вышло. Насчёт предсказаний не было у Стаса твёрдой убеждённости, но, а вдруг? Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим папараццио.

— А, по-моему, папа, — вдруг твёрдо сказала Наташа. — Прокурор, не имеет права выбирать, какое преступление предотвращать, а какое нет. Потому что, он закону служит, а не наоборот.

Никогда до сей минуты не приходилось оперу видеть Столыпина растерянным, а тут сподобился, надо же! Вот это дочка, вот это врезала папе! И тут Стас полностью осознал то, что услышал.

— Погодите, погодите, как прокурор?

— Макаров спешно подал в отставку, — мрачно сообщил тесть. — Прочили на его место Добровольского, и вдруг высочайшим рескриптом назначают меня. Не жду я ничего доброго от этого назначения.

Стас молча покачал головой. Да, уж, всё чудесатее и чудесатее.

— Генерал-прокурор, значит. Стало быть, и министр юстиции, — задумчиво сказал опер не столько вопросительно, сколько утвердительно.

— Ну, это само собой разумеется, — слегка раздражённо отозвался Столыпин.

— Тогда это в корне меняет дело.

Сизов в задумчивости потёр щёку и поднял на тестя глаза.

— Господин генерал-прокурор, я официально заявляю вам, что вышеупомянутые мной лица, замышляют убийство крестьянина Григория Распутина.

И безмятежно встретил бешенный взор министра юстиции.

Глава 10. Эффект бабочки

Он проснулся от ласкового поглаживания по щеке. В спальне, охраняемый тяжёлыми портьерами на окнах, царил уютный полумрак. Поймав руку Наташи, поцеловал её в ладонь.

— Станислав, к тебе офицер.

Глаза распахнулись сами собой. Жена, по утреннему времени одетая в стёганый домашний халат, склонилась над ним.

— Что?! Какой ещё офицер?

Она выглядела растерянной.

— Не знаю. Говорит — посыльный.

Вот те раз! Что же такое стряслось, прах их всех побери?! Он быстро встал, натянул бриджи, сапоги, надел китель и, не застёгивая, направился в гостиную. Сидевший за столом поручик с адъютантским аксельбантом при его появлении поднялся.

— Здравия желаю, господин капитан, — он небрежно бросил к козырьку затянутую в перчатку руку. — Мне приказано вручить вам пакет и довести до Генерального Штаба. Вот, извольте ознакомиться.

Он отработанным движением протянул пакет. Стас небрежно подмахнул талон, вскрыл и пробежал глазами документ.

— …прибыть …для получения нового назначения. Что за бред? Другого времени не нашлось?

Поручик неловко улыбнулся.

— Прошу прощения, господин капитан. Я получил приказ доставить вам пакет и довезти до Генштаба. Там всё объяснят.

— Простите, поручик, — буркнул Стас. — Вас не затруднит обождать немного?

— Разумеется, — спокойно кивнул тот. — Собирайтесь. Я подожду, сколько нужно.

«Не отпуск, а херня какая-то, — растерянно думал Стас, сосредоточенно водя бритвой по намыленной щеке. — Предписание подписано Немыским. И что, спрашивается, за дурацкая спешка?»

И сам себе ответил: «Да что ты голову ломаешь? Ну, потратишь час-два, впереди ещё почти неделя, делов-то».

Но какой-то червячок занудно точил, пресловутая сыщицкая чуйка назойливо скрипела, что тут что-то не так, однако, Стас от неё досадливо отмахнулся. Вариантов-то всё равно нет, ехать по-любому надо. По ходу сориентируемся, не привыкать. Он растёр лицо одеколоном, надел китель и остервенело затянул ремень портупеи.

— Я готов, — кивнул он поручику. — Поехали.

— Станислав, что за спешка? — в больших Наташи глазах плескалась недоумение. — Что всё это значит?

— Не волнуйся, — тихо сказал он. — Разберёмся.

«А ведь она тоже что-то неладное почуяла» — пришла в голову непрошеная мысль.

На улице распогодилось, и солнце, разогнав гнетуще-серую муть, ярко отсвечивало в витринах и окнах домов. Стараясь не упустить такую благодать, по тротуарам неторопливо двигались редкие прохожие. Приткнувшись к бордюру и ровно урча мотором, у особняка их ожидал закрытый автомобиль. Дорога прошла в полном молчании. В Генштабе его сразу провели на второй этаж. Адъютант, сопровождавший его, предупредительно распахнул перед ним дверь кабинета. За столом сидел пожилой полковник с бритой головой.

— Садитесь, капитан, — небрежно махнул он рукой, выслушав доклад. — Ваше отпускное удостоверение предъявите, будьте любезны.

Недоумевая, Стас протянул ему бумажку. Полковник, не глядя, бросил её на стол и пристально посмотрел на опера. Потом повернулся и, выдвинув ящик стола, достал оттуда исписанный лист бумаги.

— Вот рапорт городового Онищенко, что вы вчера на углу Измайловского проспекта и Набережной Фонтанки угрожали дуэлью генералу от инфантерии Каляеву, высказывали намерение пристрелить его на месте. За такие штучки, капитан, и постарше вас фигура под суд угодит запросто. Вы же что это, а?

«Ну, примерно чего-то в этом духе и ожидалось», — подумал Сизов с внезапно нахлынувшей тоской.

— Виноват, господин полковник, я прибыл вчера на Балтийский вокзал утренним поездом, оттуда сразу на извозчике приехал домой. Номер извозчика я не запомнил, но его самого легко узнаю.

Стас совсем не удивился, когда полковник достал из стола ещё одну бумагу.

— Да, нашли мы его уже. Вот, извольте убедиться, он всё подтверждает.

«Ну, ещё бы! — хмыкнул про себя Стас. — Наверное, вы его об этом очень попросили. Одно из двух — или меня тупо выводят из игры, а это может быть только с подачи Столыпина, либо, да чёрт его знает, что тут ещё за игры!»

— Станислав Юрьевич, я жду ваших объяснений, — напомнил о себе полковник.

— Господин полковник, я полагаю, вы проделали такую работу не затем, чтобы брать за основу мои показания.

Полковник, вопреки ожиданию, не разозлился, а только хмыкнул.

— Не надо, сынок, совать голову в разборки сильных мира сего, — тихо сказал он, перегнувшись через стол. — Посиди на гауптвахте, целее будешь.

Если бы такое с ним произошло сразу, как только он сюда попал, Стас бы, наверное, выпрыгнул в окно, чтобы любой ценой предотвратить убийство Распутина. А сейчас он точно знал, что ничего подобного делать не станет. И совсем не потому, что боялся чего-то. Старец не дитя. Зная о своей участи, он пальцем о палец не ударил, чтобы что-то изменить, а просто ждал конца.

Оно ему надо? Да, флаг в руки! Четыре с лишним года, проведённые здесь, не прошли даром. Это только из не очень прекрасного далёка конца XX века казалось, что, зная события наперёд, можно всё повернуть. Врут всё фантасты, и Бредбери врал, как сивый мерин. Ничего отменить нельзя. Ну, почти ничего.

Видимо, полковник нажал потайную кнопку, потому что в кабинет тут же вошли без стука унтер-офицер и двое солдат с винтовками.

— Господин капитан Сизов Станислав Юрьевич? Извольте ознакомиться.

Унтер протянул ему «Постановление об арестовании».

— Распишитесь, пожалуйста, что ознакомлены.

Стас, не задумываясь, подмахнул бумагу.

— Прошу вас сдать оружие.

Он снял портупею с кобурой.

— Куда идти?

И, подав снаряжение унтеру, вышел за дверь и пошёл по коридору, сопровождаемый солдатами. Они спустились по железной лестнице и прошли освещённым коридором. Толстые стены не пропускали звуков извне, в арочных прорезах утоплены глухие двери со смотровыми глазками. Ничего, в сущности, нового для опера, повидавшего и не такие казематы. Наконец, за его спиной с лязгом закрылась железная дверь. В камере было две койки, на одной из них сидел какой-то офицер.

Стас, не замечая что тот что-то говорит, смотрел на зарешёченное окошко. Он вдруг испытал огромное облегчение, словно скинул с плеч неподъёмный груз. Впервые за эти годы ушло давящее чувство ответственности за целую империю. Опер понимал умом, что это неправильно, недостойно, но ничего не мог с собой поделать. Вместе с этим вдруг навалилась чудовищная усталость. Стасу казалось, что ему не хватит сил доковылять до кровати, застеленной грубым солдатским одеялом. Не обращая никакого внимания на что-то говорящего ему кавалериста, Сизов через силу сделал три долгих шага и, повалившись, заснул, едва коснулся жёсткого ложа головой.