Это жилище, когда человек осваивался с ним, нельзя было назвать неудобным. Пол, диваны и даже стулья были покрыты козьими шкурами, по мексиканскому обычаю. На стенах развешано новое и старое оружие — целый арсенал. Тут были дробовики различных фирм и калибра, ружья, набор револьверов с коробками боеприпасов под ними. Терпеливый шериф регулярно, зимой и летом, в жару или холод, на заднем дворике практиковался в стрельбе. Тратил на тренировки не меньше двух часов в день. Соседи заглядывали через забор и принимали к сведению увиденное — убеждались, что шериф еще далеко не состарился!
— Скажите мне, — обратился к нему Шерри, — как вы можете, уезжая по делам, оставлять все это без присмотра? Не думаю, чтобы любая из этих дверей устояла, даже если бы на них были поставлены замки, задвижки и болты, которых нет!
— Мой дом никогда не запирается, — сообщил шериф.
— Значит, вы покончили в Клейроке со всеми ворами?
— За одну жизнь этого не сделаешь, — улыбнулся Герберт Мун. — Я способен только лишь на то, чтобы срубить верхушки самых высоких сорняков — помешать им, образно говоря, задушить пшеницу. И думаю, многим хотелось бы заглянуть в мой письменный стол, вон там, или прихватить с собой вот это оружие.
— Значит, вы нанимаете кого-то присматривать за домом, когда отлучаетесь?
— Я не могу себе такого позволить, — пояснил шериф. — К тому же на кого я могу положиться? Но у меня охранники получше людей. Я покажу их вам.
Он негромко свистнул. В дверь мгновенно влетели две лоснящиеся белые собаки и подбежали к хозяину — два мощных бультерьера со змеиноподобными головами и небольшими, злыми глазами. Они остановились по стойке «смирно», как солдаты, навострив подрезанные уши.
— Вот вам ответ, — улыбнулся шериф. — Когда я отлучаюсь, слегка приоткрываю заднюю дверь, чтобы они могли войти и выйти. Их нельзя отравить, так как они натасканы не брать пищу ни из чьих рук, кроме как из моих и моей соседки, миссис Миллер. Пока меня нет, она присматривает за ними, но даже миссис Миллер не осмеливается заходить в мой двор. Раз-другой возникали неловкие ситуации, когда к двери подходили бродяги за подаянием, но бродяги умеют удивительно ловко прыгать, когда их пытается ухватить за пятки проворный бультерьер. Во всяком случае, до сих пор всякий раз успевали перепрыгнуть через забор, спасаясь от собак. Но должен признаться, я всегда чувствую облегчение, когда, возвращаясь домой, узнаю, что Джек и Джил никого не погрызли.
Малыш Лю улыбнулся. Он понял многое о жизни этого малорослого человечка. Действительно, разве можно придумать более эффективное средство защиты? Даже привыкшие к опасностям люди побоятся зубов этих грозных собак! Мун махнул рукой, и бультерьеры выскользнули из комнаты.
— Шериф, я пришел, чтобы напрямик объясниться с вами, — грубовато заявил Шерри.
— Такая манера разговора мне нравится, — отозвался тот.
— У вас репутация справедливого человека. Но в данный момент вы задержали девушку, пытаетесь давить на нее в заключении.
— Каким образом, Шерри?
— Запретили ей встречаться с кем бы то ни было, не разрешаете отправлять из камеры письма, даже записки!
Герберт Мун не стал опровергать эти обвинения, наоборот — кивнул со словами:
— С каждым задержанным требуется индивидуальное обращение.
— Но что предусматривает закон?
— По закону у меня нет таких полномочий, — с поразительной откровенностью признался шериф. — Однако иногда приходится выходить за его рамки.
— И вы признаете это? — потрясенно спросил великан.
— В нашей стране, — объяснил его собеседник, — законы писаны исключительно для блага обвиняемых, чтобы гарантировать им справедливость. Нас воспитывают на вере в то, что все люди свободны и равны. И согласно букве закона обвиняемый, независимо от вескости доказательств его вины, может рассчитывать на такое же с собой обращение, как и все остальные люди этой страны!
Шерри кивнул.
— Мне это понятно, — произнес он. — Я не хочу препираться по этому поводу. Я готов поддержать вас в этом, Мун. Но… шериф, скажите мне вот что. Вы уверены в том, что Беатрис убила своего дядю?
После этого вопроса шериф немного помолчал, потому что, хотя разговор между ними и был доверительный, он выходил за рамки допустимого. Наконец проговорил:
— Вы хотите получить откровенный ответ? Но вы не станете передавать его другим?
— Конечно не стану! — согласился Шерри.
— Тогда рад сообщить вам, что я пришел к окончательному выводу. Не часто случается, что служитель правопорядка занимает позицию с такой определенностью. Но я теперь абсолютно уверен в своем выводе.
Шерри тяжело вздохнул.
— Мне неприятно это слышать, — признался он. — Неужели она так безусловно виновна, как вы считаете? Разве нельзя часть вины возложить на Феннела?
— Дело окончательно не завершено, — ответил шериф. — Говорю вам как есть. Но истина заключается в том, что это преступление никак нельзя было бы совершить без участия Беатрис Вилтон!
Шерри ослабил воротник рубашки и глубоко вздохнул.
— Думаю, что вы не правы, — хрипло произнес он. — Но предположим, вы соберете свидетельские показания, которые убедят присяжных. Как они поступят с ней?
— Признают виновной в убийстве с отягчающими обстоятельствами. Но поскольку она хорошенькая, будут рекомендовать вынести смягчающий приговор или какую-то форму помилования, не сомневаюсь в этом.
— А потом?
— Думаю, что я знаю судью, — холодно отозвался шериф.
— И вы окажете на него влияние, чтобы она получила на полную катушку все, что полагается по закону?
— Хороший судья не поддается влиянию, — заявил Герберт Мун.
— Шериф, послушайте, она так молода… Более прекрасной женщины еще не рождалось!
При этих словах Мун поднялся со стула.
— Увы, рожденная с красивым лицом женщина рождается с проклятием! — произнес он. — Ее красота становится для нее смыслом всей жизни, ее призванием. Она занимается только тем, что показывает себя. Ей не надо быть умной, справедливой, доброй. Она превращается в тирана! Весь мир идет к ней на поклон. Если бы я женился, то молился бы, чтобы мои дочери родились некрасивыми. Что же касается красавиц… да помогут им Небеса!
— Поэтому-то вы и ненавидите Беатрис Вилтон? — мрачно спросил Шерри.
Мун подошел и положил руку ему на плечо:
— Мой мальчик! Знаю, у вас щемит сердце из-за всего этого. Мне хочется что-то для вас сделать. Если, кроме боли, вы получите от этого утешение, то я разрешу вам посетить тюрьму и повидаться с Беатрис Вилтон, поговорить с ней наедине…
— Вы действительно разрешите мне это?
— При одном условии: вы не возьмете из ее рук никакого письменного послания. Устных — сколько хотите, но ни слова в письменной форме!
— Вы предложили мне хорошую сделку, — признался Шерри. — Когда я могу пойти к ней?
— Хоть сейчас, если хотите. Я сообщу об этом тюремщику. И вы сможете ее снова увидеть столько раз, сколько того пожелаете. Только пообещайте, что не примете от нее ничего в письменной форме для передачи.
— Обещаю вам это.
— Готов пожать вам руку в знак договоренности, Шерри.
Они обменялись рукопожатиями, и великан, выполнив поставленную перед собой задачу, торопливо покинул дом Герберта Муна.
Глава 30
По дороге в тюрьму он встретил Бада и Джерри. Моряки весело шагали по городу. Они приветливо помахали ему, и он остановился с ними поговорить.
— Мы осмотрели вещички этого Феннела, — сообщил Джерри. — Он не матрос. Он фермер! Разве моряк станет держать кучу такого дешевого барахла? К тому же почти все вещи новые!
— Вы в этом уверены? — решил на всякий случай еще раз уточнить Малыш Лю.
— Ну да! Без всяких сомнений. Все это барахло он приобрел в старой лавчонке Кепа Венделла в Сан-Педро. И вот таскает за собой такое дерьмо. Один раз я сам пытался там экипироваться, — добавил Бад.
Шерри поразился, но одновременно и обрадовался их сообщению.