— Инан наверняка подумала, что вы так подумаете, и специально привлекла, — хмыкнула Дейна. — Зачем вы тогда приехали? Решили взять Инан измором?

— Много чести, — фыркнул Ссадаши. — Нам нужна была достаточно большая территория с высокой стеной, на которую бы могли пройти все, даже вольные. Они меня всю ночь пасли, вместе с твоим благоверным.

— Вы устроили ловушку в храме Богини-Матери? — ужаснулась Дейна. А затем припомнила, что она сама едва не убила в священном месте человека.

— Вряд ли она оскорбилась. Боги… — Ссадаши поморщился от накатившего прилива дурноты.

— Что случилось? — Дейна помогла перевернуться ему набок. — Господин, вспоминайте. Я не знаю, что делать, потому что не знаю, что с вами.

Ссадаши чувствовал себя так, словно его отравили. Но отравить нага, а тем более его, не так просто. Да и как это могло случиться?

— Может, вам что-то подсыпали?

— Я бы почувствовал, — сквозь зубы прошипел Ссадаши.

— Да как можно всё почувствовать? Есть же яды без запаха и вкуса. Вспоминайте, что вы ели и пили? Шширар тоже упал! — опять вспомнила Дейна. — Может, вы вместе что-то ели?

— Нам весь прошлый день и ночь было не до еды, — язвительно протянул наагалей.

— Голодный обморок?

Ссадаши оскорблённо зашипел.

— Угощение в храме? — предположила Дейна.

После проповеди полагалось испить вина. Причём испить его в компании того, кого любишь менее всего.

— В нём ничего не было, — упрямо заявил наагалей. — Ни я, ни Шширар ничего не почувствовали.

— Это может означать только то, что вас обоих обвели вокруг пальца.

— Дай мне воду и оставь в покое! — Ссадаши мутило всё сильнее.

Дейне самой пришлось приподнимать его и прикладывать флягу с водой к губам. Наг жадно напился и, мучительно морщась, откинулся на постель.

— Рядом наверняка есть какое-то поселение. Ваши сапоги уже высохли, так что можно собираться в путь.

— Какой путь? Мне надо отлежаться, я не могу идти.

— Так и не надо, — успокоила его Дейна и, укрыв рясой, подоткнула края.

— А как мы выбрались из болот? — с внезапным подозрением спросил Ссадаши.

— Я звериную тропу нашла, — Дейна не сообразила, что интересует господина.

— Я ехал на тебе?! — яростно прошипел наагалей.

— Вы не ехали, я вас несла.

— Никаких ночных походов! — Ссадаши так разозлился, что сам повернулся набок, спиной к Дейне. — К утру отлежусь и своими ногами пойду. А ты о себе лучше позаботься. И не трогай меня!

Дейна и не тронула. Подтянула постель вместе с господином поближе к костру и несколько минут посидела рядом, всматриваясь в болезненно искривлённое лицо. Тревога её не отпускала. Ей хотелось и не хотелось прислушаться к приказу господина. Хоть она и видела хорошо в темноте, но идти ночью всё же опасно.

Запоздало заныло натруженное тело, в особенности спина и ноги, дёрнуло болью рану на животе. По-хорошему надо было согреть воды да промыть порез, но греть было не в чем.

Дейна всё же спустилась к реке и, присев на камень, обмыла рану холодной водой. Порез оказался не глубоким, но широким. Края разошлись, и обнажившаяся плоть горела от боли и натёкшего за день солёного пота. Дейна плескала на неё холодной водой, пока не вымочила все портки, а рана не занемела от холода. После чего сорвала с берега ладошку подорожника, прополоскала её в воде и тяжёлым вздохом пришляпала на порез.

К полуночи наагалею стало хуже, и Дейна пожалела, что послушала его.

Она задремала и проснулась от хруста. Бледный, покрытый холодной испариной наг полз в кусты. Дейна помогла ему туда добраться, и наагалея вырвало. Вот тут хранительница испугалась по-настоящему. Они находятся непонятно где, лекаря нет, где ближайшее поселение — тоже неясно, как помочь господину она не знает…

После у нага начался жар, ему стало холодно, и Дейна развела костёр посильнее.

Одеваясь, она ругала себя последними словами. Если бы она сразу продолжила путь, но уже, может быть, вышла к деревне. А там лекарь, знахарка или на худой конец какие-нибудь травы, которыми поят отравившуюся скотину! И помощи ждать неоткуда! Никто не знает, где они! Как же…

Дейна замерла, не застегнув до конца ремень. Подумала и начала вновь лихорадочно стаскивать штаны. Идея, конечно, сумасшедшая, но шанс есть. Вдруг ей удастся подобрать убедительные слова, и предок поможет.

Она лишь слегка приспустила штаны и сдёрнула с завязки портков каменную бусину. Упав на колени, она лихорадочно выровняла траву перед костром, повыбрасывала камешки и веточки и вдавила бусину в землю. После чего полоснула палец ножом и, капнув кровью на бусину, торопливо прошептала:

— Дедушка, ты мне очень нужен!

И замерла в ожидании.

Сама она звала предка лишь однажды, когда погибли тётушка и Шерр. Обычно его звал дядя, по праздникам. Дейна знала, что он точно придёт, и лихорадочно перебирала в голове слова, стараясь выбрать из них наиболее убедительные, ведь…

Из ночной тьмы повеяло пеплом. Дейна вздрогнула, когда серая шарушка коснулась её щеки, и придвинулась ближе к наагалею. Даже слегка приобняла его, чтобы предок сразу понял, что он с ней.

Ветер прошелестел со стороны реки, от болот. Встрепенулся костёр, деревья взволнованно зашептались, волна с тихим плеском ударила о берег. Ветер принёс клубы серой пыли, пригоршни пепла. Одна такая горсть прилетела в лицо Дейны, и она прикрыла глаза. А когда открыла их, перед ней уже стояла высокая — в сажень высотой — совершенно чёрная, с изморозью пепла фигура — расплывчатая, едва похожая на человеческую и вся в лентах чёрных полос.

— Дейна, — тихо прошелестело в воздухе, и фигура опустилась вниз.

Чёрные полосы обвились вокруг Дейны, осыпая её пеплом и обдавая жаром. Прямо напротив повисло бесформенное лицо с выпуклыми глазницами, носом и провалом рта. Женщина совершенно бесстрашно посмотрела в чёрные глаза. Предок склонил голову набок и уставился на наагалея.

— Твоё? — проникновенно спросил он.

— Моё.

— Змеехвостый, — в голосе предка зазвучала неприязнь. — Он может умереть. Ты хочешь, чтобы я поймал его душу после смерти и отправил на перерождение? Кем он должен переродиться? Ты хочешь мужчину или женщину?

Дейна едва не содрогнулась и мысленно взмолилась, прося наагалея не умирать прямо сейчас. Предок никогда не был смертным, и мыслил он очень своеобразным образом.

— Ему не время умирать. Дедушка, помоги ему.

— Зачем? — предок вновь посмотрел на наагалея. — Он умрёт, переродится и проживёт новую жизнь. И ещё одну, и ещё одну… Это ведь здорово.

— Дедушка, его близкие… одной с ним крови… они же просто смертные. Если он умрёт, они потеряют его навсегда. Будут ли они в следующей жизни вместе…

— Души тянутся друг к другу, — мягко заверил предок. — Твоя мать предпочла умереть, чтобы на той стороне дождаться твоего отца и переродиться вместе с ним. Она верила в это…

— Ей больше ничего не оставалось. Она ведь уже полюбила его…

— …и не хотела помнить себя в разлуке с ним. Глупый ребёнок, но она так захотела.

— Дедушка, я прошу тебя, — Дейна твёрдо посмотрела в чёрное лицо. — Если он умрёт, это будет моей виной. Я знаю, тебе сложно меня понять, но… помоги мне. Не ему. Его спасение будет помощью мне.

Предок выдохнул в её лицо мельчайший пепел, и его шёпот растворился в воздухе.

— Верно, я не понимаю. Смертным дано великое благо — прожить сотни жизней, в то время как мы можем жить лишь однажды. Моё дорогое смертное дитя, я люблю вас, моих детей. Мой дух страдает в разлуке с Ней. Но я не могу понять твоего желания спасти того, с кем ты не хочешь встречаться в следующей жизни. Я не могу понять, почему его смерть заставит тебя испытывать вину. Что есть вина?

— Я… не могу объяснить, — Дейна расстроенно опустила голову.

Она могла бы сказать, что наагалей умрёт из-за того, что она случайно перенесла его на болота, туда, где ему никто не поможет. Но предок не поймёт её вины. Это лишь воля случая. Разве могла она это изменить или предугадать? Предок не понимал чувств смертных, ибо сам их испытать не мог.