Хатчмейер встал и прошелся по комнате.

– Знаешь, тут ты, может, и верно протумкала, – сказал он, – Я вот спросил себя: «Схватится Бэби за эту книгу?» Как пить дать, схватится. А уж если она глотает, то все облизываются. Сколько?

– Два миллиона долларов.

– Два миллиона… Ты мне что, мозги пудришь?

Хатчмейер даже рот разинул. Соня снова влезла па велосипедный снаряд.

– Два миллиона. Нет, не пудрю я тебе мозги.

– Иди гуляй, детка, иди гуляй. Два миллиона? За один роман? Отбой.

– Два миллиона – или я пошла показывать ножки Майленбергу.

– Этому скалдырнику? Да откуда у него два миллиона! Бегай ты без штанов взад-вперед по Авеню Америк хоть с утра до вечера – никто столько не даст.

– Американские права, дешевое издание, фильмы, телепостановка, серийные выпуски, книжные клубы…

– Ты давай позабористее, – зевнул Хатчмейер. – Клубы у меня под рукой ходят.

– А с этой книгой они тебя обойдут.

– Ну, пусть даже купит Майленберг. Он тебе цены не даст, а я все равно перекуплю. И что мне с этого будет?

– Слава, – хлопнула козырем Соня, – мировая слава. Сразу влепишь в десятку: «Унесенные ветром», «Эмбер навечно», «Кукольная долина», «Доктор Живаго», «Аэропорт», «Мешочники». Да ты же в «Ридерз дайджест альманах» попадешь!

– В «Ридерз дайджест альманах»? – восхищенно переспросил Хатчмейер. – Ты думаешь, даже так?

– Думаю? Знаю. Престижная книга о скрытых жизненных возможностях. Не бульварщина какая. Переплюнешь Мэри Бейкер Эдди с ее христианской наукой. Это же словесная симфония. Заметь, кто здесь купил – фирма слава тебе господи!

– Кто? – с подозрением спросил Хатчмейер.

– Коркадилы.

– Коркадилы? Старейшее издательство…

– Не старейшее. «Марри» старше.

– Ну, ладно, старое. Почем?

– Пятьдесят тысяч фунтов, – наудачу брякнула Соня. Хатчмейер уставился на нее.

– Коркадилы – пятьдесят тысяч за эту книгу? Пятьдесят косых?

– Да, пятьдесят косых. И с ходу. Без лишних разговоров.

– А я слышал, они на мели, – сказал Хатчмейер. – Их что, откупил какой-нибудь араб?

– Нет, не араб. Это семейная фирма. Сам Джефри Коркадил выложил пятьдесят тысяч: понял, что книга того стоит. Думаешь, стали бы они рисковать такими деньгами, если б собирались сматывать удочки?

– Японский бог, – сказал Хатчмейер. – Да, видать, на это дерьмо делают крупные ставки… и все ж таки два миллиона! Никогда еще за роман столько не давали. Роббинс берет миллион, но ведь это Роббинс!..

– В том-то и дело, Хатч. Думаешь, я прошу два миллиона за так? Дура я тебе, что ли? К тому же два миллиона делают книгу. Ты их платишь, люди об этом знают – и каждый кидается читать роман – надо же понять, с чего это ты раскошелился. Про тебя всякому интересно. Ты впереди всех. Да и фильм обязательно…

– С фильма в доле. Только не процентик, а пополам.

– Идет, – сказала Соня. – Режь подметки на ходу. Пополам гак пополам.

– Да, еще мне нужен автор, этот ваш, как его… Пипер, – заявил Хатчмейер.

– Автор тебе нужен? – вмиг насторожилась Соня. – А зачем тебе автор?

– Для ходкого сбыта. Будем его совать в нос публике: вон видали, этому только подкладывай старух. Турне по Штатам, автографы, телеинтервью, лекции – в общем, на всю катушку. Мы его разделаем под гения.

– Не думаю, что ему это понравится, – смущенно сказала Соня. – Он очень робкий и замкнутый.

– Это он-то робкий? Заголился и давай стесняться? – удивился Хатчмейер. – Да за два миллиона он любой зад обязан дочиста вылизать!

– Сомневаюсь, что он согласится…

– Либо согласится, либо пошел он, – обрезал Хатчмейер. – Уж если я готов нянчиться с его книжонкой, то ему сам бог велел соглашаться. Точка, решено.

– Ладно, раз тебе так надо, – сказала Соня.

– Да, мне так надо, – сказал Хатчмейер. – И тебя мне тоже надо…

Соня еле унесла ноги и помчалась с договором на Ланьярд-Лейн.

* * *

Френсик явно заждался ее.

– Довела до ума, – пропела она, сотрясая плясом кабинет.

– Ну и ну, – сказал Френсик. – Ах ты умница.

– С одним условием. – Соня приостановилась.

– С условием? Что за условие?

– Сперва хорошие новости. Книга ему понравилась. Он от нее без ума.

– А не рановато? – прищурился Френсик. – Он ведь даже случая не имел и заглянуть-то в эту клоаку.

– Ну, я ему рассказала… так, в общем – и ему очень понравилось. Пора, говорит, преодолевать опасный возрастной разрыв.

– Опасный возрастной?

– Да, между поколениями. Он как-то чувствует…

– Чувства его оставь-ка себе, – сказал Френсик. – Тот, кто говорит о преодолении опасного возрастного разрыва, не дорос до простейших человеческих эмоций.

– Он считает, что «Девство» окажет такое же благотворное влияние на молодежь и престарелых, какое «Лолита»…

– Оказала на родителей? – предположил Френсик.

– На пожилых мужчин, – сказала Соня.

– К этим хорошим новостям нам только не хватает заразиться проказой.

– Ты погоди, ты сначала послушай, какую цену он дает.

– Ну? – послушал Френсик.

– Два миллиона.

– Два миллиона? – Френсик постарался унять дрожь в голосе. – фунтов или долларов?

Соня с упреком посмотрела на него.

– Френзи, ты скотина, неблагодарная скотина. Я, значит…

– Миленькая, я просто хотел выяснить, сколько жути ты мне поднесешь на десерт. Если твой дружок из мафии готов заплатить за эти словесные помои два миллиона фунтов – тогда все, надо быстро складываться и улепетывать. Так чего же он, ублюдок, хочет?

– Во-первых, видеть договор с Коркадилами.

– Пожалуйста, договор в порядке.

– Не совсем. В этом договоре почему-то нет ни слова о тех пятидесяти тысячах фунтов, которые Коркадилы уплатили за «Девство», – сказала Соня. – Маленький такой недочетик.

– Пятидесяти тысячах фунтов? – ахнул Френсик. – Да где им…

– Хатчмейера надо было ошеломить.

– Что у него вместо головы? Коркадилы не наскребут и пятидесяти тысяч пенсов, не то что…

– Конечно. Это он знает. Я ему сказала, что Джефри рискнул собственным состоянием. Понятно теперь, почему он хочет видеть договор.

Френсик задумчиво потер лоб.

– Ну, положим, всегда можно составить другой договор. Уговорить Джефри подписать его, показать Хатчмейеру и разорвать, – сказал он наконец. – Джефри это, конечно, не понравится, но с двух-то миллионов ему тоже… Еще что?

– Это уж тебе совсем не понравится, – замялась Соня. – Он требует, чтобы автор совершил турне по Штатам: автографы, телевидение и рассказы про возлюбленных старушек.

Френсик достал платок и отер лицо.

– Требует, говоришь? – возмутился он. – Не может он этого требовать. У нас автор своей рукой договора не подпишет, не то что на люди показаться: какой-то псих с агорафобией или чем-то в этом роде, а Хатчмейер хочет, чтобы он торговал мордой по американскому телевидению?

– Именно требует, Френзи, не ХОЧЕТ, а ТРЕБУЕТ. Либо автор едет, либо адью.

– Значит, адью, – сказал Френсик. – Он не поедет. Слышала ведь, что сказал Кэдволладайн: полная анонимность.

– И два миллиона ничего не меняют?

Френсик покачал головой.

– Я сказал Кэдволладайну, что мы запросим большую сумму, а он мне – что не в деньгах дело.

– Два миллиона – это не просто деньги. Это состояние.

– Знаю, но…

– Попробуй-ка поговори еще раз с Кэдволладайном, – сказала Соня и протянула ему трубку. Френсик попробовал и говорил долго. Но мистер Кэдволладайн был неколебим. Да, да, два миллиона долларов – это целое состояние, однако для его клиента абсолютная анонимность все же важнее, и его инструкции гласят… Словом, разговор вышел пустой и удручающий.

– Что ж нам – сесть, сложить руки и смотреть, как двадцать процентов от двух миллионов смывает в канализацию? – спросила Соня. Френсик уныло поглядел вдаль, за ковент-гарденские крыши, и вздохнул. Двадцать процентов от двух миллионов – это, как ни считай, четыреста тысяч долларов, побольше двухсот тысяч фунтов, и это – их комиссионные. А из-за процесса Джеймса Джеймсфорта они только что потеряли еще двух прибыльных авторов.