– Должен быть какой-то выход из положения, – пробормотал он. – Ведь Хатчмейер в тех же потемках, что и мы, – он тоже не знает, кто автор.

– Почему же это не знает? – возразила Соня. – Знает. Питер Пипер проставлен на титуле.

Френсик глянул на нее с обновленным восхищением.

– Питер Пипер, – задумчиво проговорил он. – Да, это, пожалуй, мысль.

Они заперли контору и отправились в пивную через улицу.

– Как бы нам соблазнить Пипера представиться автором… – сказал Френсик после двойного виски.

– А у него просто нет другого пути в печать, – сказала Соня. – Если книга пойдет…

– Книга-то пойдет. У Хатчмейера все идет.

– Ну, значит, и Пипер выбьется в другой разряд и авось найдет себе какого-нибудь издателя на «Поиски».

– Нет, это не для него, – покачал головой Френсик. – Боюсь, у Пипера принципы. А с другой стороны – если вставить Джефри в договор обязательство опубликовать «Поиски утраченного детства»… Не наведаться ли к нему сегодня же? Он устраивает такую обыкновенненькую вечериночку. Да, это едва ли не путь. Пипер лоб расшибет, лишь бы напечататься, а бесплатное турне по Штатам… Давай-ка тяпнем за успех предприятия.

– Попытка – не пытка, – сказала Соня.

Прежде чем ехать к Коркадилу, Френсик вернулся в контору н составил два новых договора. В первом из них Коркадилы обязывались выплатить пятьдесят тысяч за «Девства ради помедлите о мужчины», вторым – гарантировали публикацию очередного романа мистера Пипера «Поиски утраченного детства»: аванс – пятьсот фунтов.

– В конце концов, чем мы рискуем? – сказал Френсик Соне, снова запирая контору. – Если даже Джефри не согласится на пиперовский аванс – ладно, заплатим из своих. Главное – добиться твердокаменной гарантии, что они опубликуют «Поиски».

– Джефри тоже светят десять процентов от двух миллионов, – заметила Соня на прощанье. – Надеюсь, это его подстегнет.

– Уж я, видит бог, постараюсь, – сказал Френсик и подозвал такси.

Вечериночки Джефри Коркадила Френсик однажды в злую минуту обозвал подбериночками. Гости стояли или прохаживались с бокалами и легкими закусками; говорили – беглыми полунамеками – о книгах, пьесах и авторах, нечитаных, невиданных и неведомых, но способствовавших двуполому и однополому сближению: затем все и устраивалось. Френсик, в общем-то, предпочитал здесь не появляться – здешние шуточки были небезопасны. Всюду таилась сексуальная угроза; а к тому же он побаивался разговориться о чем-нибудь, в чем ни бельмеса не смыслил. Будет уже – поговорили этак-то в университетские годы. Наконец, не было здесь и женщин, взыскующих мужа: бывали либо перезрелые, либо неотличимые от мужчин. Как-то Френсик нечаянно подал надежду видному театральному критику – с ужасающими последствиями. Он все еще предпочитал вечеринки, где могла встретиться возможная жена; а у Джефри, того и гляди, тебя самого замуж возьмут.

Так что Френсик захаживал сюда редко, а свою интимную жизнь свел к тихим интрижкам с переспелыми женщинами, терпимыми к его вялости и необязательности, и к оглядыванию девушек в метро, от Хампстеда до Лестер-Сквер. Однако на этот раз он явился по делу – и, конечно, угодил в толпу. Френсик обзавелся бокалом и пошел искать Джефри. Найти его было нелегко. Став главным Коркадилом, Джефри приобрел сексапил, которого ему раньше не хватало. К Френсику тут же пристал поэт из Тобаго; требовалось его мнение о «Зазнайке-негре», а то поэт находил Фербенка где-то божественным и где-то отталкивающим. Френсик сказал, что мнение это целиком разделяет и что Фербенк был замечательно плодовит. Лишь час спустя, нечаянно запершись в ванной, он наконец вышел на Джефри.

– Дорогой мой, так нельзя, – сказал тот, когда Френсик, минут десять проколотив по двери, освободился с помощью какого-то косметического баллончика. – Надо вам знать, что в комнате для мальчиков у нас запираться не принято. Это так неспонтанно. Ведь всякая случайная встреча…

– Это не случайная встреча, – сказал Френсик, затаскивая Джефри в ванную и снова запирая дверь. – У меня к вам разговор, и немаловажный.

– Только не запирайте!.. О господи! Свен ужасно ревнивый. Он впадает в неистовство. Понимаете, кровь викингов.

– Плевать на кровь, – сказал Френсик, – я с предложением Хатчмейера. Основательным.

– Боже мой, опять вы с делами, – сказал Джефри, вяло опускаясь на сиденье унитаза. – Основательное – это сколько?

– Два миллиона долларов, – сказал Френсик.

Джефри схватился, чтоб не упасть, за рулон туалетной бумаги.

– Два миллиона долларов? – выговорил он. – Неужели же ДВА миллиона? Может, вы мне голову морочите?

– Ничуть, – сказал Френсик.

– Так это же изумительно! Какая прелесть! Лапочка моя…

Френсик пихнул его обратно на сиденье.

– Есть одна загвоздка. Точнее говоря, две загвоздки.

– Ах, ну почему всегда должны быть какие-нибудь загвоздки? Разве без них мало в жизни сложностей?

– Надо было поразить его суммой, уплаченной вами за книгу, – о сказал Френсик.

– Но я же почти ничего не платил. Собственно…

– Вот именно, а все-таки пришлось ему сказать, что уплачен аванс в пятьдесят тысяч фунтов, и он хочет видеть договор.

– Пятьдесят тысяч фунтов? Любезный мой, да у нас…

– Знаем, – сказал Френсик, – можете не объяснять мне свое финансовое положение. У вас… скажем так, туго с наличными.

– Мягко говоря, – сказал Джефри, теребя обрывок туалетной бумаги.

– Хатчмейеру это тоже известно – потому-то ему и понадобился договор.

– Какой толк? В договоре…

– Вот здесь у меня, – сказал Френсик, роясь в кармане, – другой договор, который Хатчмейеру больше понравится. Там написано, что вы согласны уплатить пятьдесят тысяч…

– Спокойненько, – сказал Джефри, поднимаясь с унитаза, – если вы думаете, что я подпишу договор на пятьдесят тысяч, то вы очень ошибаетесь. Я не такой уж финансист, но тут все ясно.

– Ну что ж, – сердито сказал Френсик, складывая договор, – раз так, привет и до свидания.

– Почему же привет? Ведь договор у нас с вами давно подписан.

– Привет не вам, а Хатчмейеру. Заодно уж попрощайтесь с вашими десятью процентами от двух миллионов долларов. Если вам дороже…

Джефри снова сел на унитаз.

– Вы это, значит, всерьез, – сказал он, наконец.

– Какие тут шутки, – отозвался Френсик.

– И вы правда ручаетесь, что Хатчмейер согласился уплатить эту невероятную сумму?

– Если я говорю, – сказал Френсик со всем достоинством, какое позволяла ванная, – значит, так и есть.

Джефри скептически покосился на него.

– Верить Джеймсу Джеймсфорту, так… Ну, ладно, ладно. Простите. Ужасный все-таки сюрприз. И чего же вы от меня хотите?

– Подпишите вот этот договор, а я дам вам расписку на пятьдесят тысяч фунтов. Она послужит гарантией… Кто-то забарабанил по двери.

– Давайте вылезайте, – гремел нордический голос, – я знаю, чем вы там занимаетесь!

– О господи, Свен, – сказал Джефри, пытаясь отпереть. – Успокойся, радость моя! – крикнул он. – У нас деловая беседа.

Позади него Френсик на всякий случай вооружился унитазной щеткой.

– Деловая! – вопил швед. – Знаю я ваши дела…

Дверь распахнулась, и ванная предстала яростному взору Свена.

– Зачем он со щеткой?

– Свен, милый, ну будь умницей, – увещевал Джефри. Но Свен еще не решил – плакать или драться.

– Как ты мог, Джефри, как ты мог!..

– Никак он не мог, – отрезал Френсик. Швед смерил его взглядом.

– И с таким неказистым, гадким человечишкой…

Френсик разъярился в свою очередь.

– Неказистым – пусть, – заорал он, – а гадким – это вы заткнитесь!

Ценой легкой потасовки в дверях Джефри увлек рыдающего Свена по коридору. Френсик вложил оружие в держак и сел на край ванны. К тому времени, как Джефри вернулся, была обдумана новая тактика.

– На чем мы остановились? – спросил Джефри.

– На том, что ваш petit ami[9] назвал меня гадким человечишкой, – сказал Френсик.