— Как желаете.

— Вам сапоги жмут?

— Нет.

— Кажется, вам нехорошо, Муриллио. Или это нервы?

В яме зазвенели колокола. Далекие крики; из штреков потекли массы перепачканных работников — на таком расстоянии они едва походили на человеческие существа. Вестники побежали вдоль колонн, передавая новость.

— Этот Харлло был твоим голубком, что ли?

Муриллио глянул на Горласа Видикаса: — Вы вроде взяли в жены дочь Эстрейсиана Д’Арле? В последнее время она сделала себя… популярной, не так ли? Увы, я начал понимать, почему — вы ведь не вполне мужчина, правда, Горлас?

При всей своей недавней браваде советник побледнел даже в тусклом закатном свете.

— Ужасно, не правда ли, — продолжал Муриллио, — как любая мерзкая подробность, сколь угодно личная и тайная, покидает огороженный мир знати и несется крылатым семенем к нам, простым людям, нам, низкорожденным. Что же стряслось с чувством чести?

Рапира вырвалась из убежища ножен, острие указало на Муриллио. — Вытаскивай оружие, старикан.

Крут из Тальента вошел в комнату. Увидел, что Раллик Ном стоит у окна, хотя окно закрыто. С равным успехом мог бы смотреть в стену. Ох, странный он стал, еще страннее, чем был раньше. Все это молчание, все это чувство чего-то… совсем неправильного. У него в голове? Может быть. Что за тревожащая мысль: Раллик Ном может быть неправ.

— Все верно, — начал Крут, опуская на стол джутовый мешок с провизией. — Старый контракт прекращен, принят новый. Пахнет отчаянием, не так ли? Боги, Себа даже меня назад призвал. От такого приглашения не откажется ни одни человек в здравом уме. — Он помедлил, вглядываясь в друга. — Так что теперь ты редко когда сможешь меня видеть. По тому, что я разузнал, новое дело будет простым, но в нем прольется аристократическая кровь.

— Неужели? — без выражения сказал Раллик.

— Слушай, — пискнул Крут, выдав все свое напряжение, — я же не мог сказать нет, правда? Удобно жить на твои денежки, но у мужчины должна быть гордость. Я получил шанс прыгнуть в самую гущу событий. Получил шанс войти в Гильдию. Раллик, я должен согласиться. Понимаешь?

— Для тебя это так важно, Крут?

Крут кивнул.

— Тогда… мне лучше будет тебя покинуть.

— Прости… реальная жизнь полна… какое там слово?

— Компромиссов.

— Точно. Вот если бы ты сместил Себу, мы не попали бы в такую ситуацию, это верно. Слишком трудно ждать и ждать.

— Не было плана смещения Себы Крафара, — заявил Раллик. — Извини, если я непреднамеренно ввел тебя в заблуждение. Не то чтобы меня Гильдия вообще не интересовала… — Он помялся. — Крут, послушай внимательно. Я могу дать тебе сколько-то денег — например, на полгода обеспеченной жизни. Просто отклони приглашение Себы — ты сам не понимаешь, на что подписываешься…

— А ты понимаешь? Нет, Раллик, суть в том, что если я ничего не понимаю, то только потому, что отошел от дел…

— Надо бы этому радоваться.

— Не нуждаюсь в снисходительном дерьме, Раллик Ном. Ты стал сплошной тайной. Ничего кроме секретов. Но ты живешь со мной, ешь то, что я готовлю — и оставляешь меня в стороне. Ну, мне это не по нраву, так что можешь уходить. Не думай плохо — Себе я ничего не расскажу.

— Я не могу купить твою отставку, Крут?

— Нет.

Раллик кивнул и отошел к двери. — Береги себя, Крут.

— И ты, Раллик.

Выйдя из узкой задней двери дома, Раллик Ном оказался в узкой, заваленной отбросами улочке. Последний выход в мир обернулся тяжелым ранением от руки Крокуса Свежачка; он долго лежал, выздоравливая, в «Гостинице Феникса», и уже очевидно — никто из знающих о его визите не проболтался. Ни Крюпп, ни Коль, ни Муриллио, ни Миза с Ирильтой. Гильдия не проведала о его тайном возвращении. Даже дальний родственник Торвальд промолчал — хотя этот тип так откровенно его избегает, что это кажется смешным и даже обидным.

Итак, в каком-то смысле Раллик стал невидимкой.

Он постоял на улочке. Все еще не стемнело — над головой полоса света. Странно оказаться на улице днем; они понимал, что вскоре кто-нибудь бросил на него взгляд, узнает — глаза раскроются от удивления — и понесется словечко к Себе Крафару. Что потом?

Ну, Мастер Гильдии, вероятно, подошлет одного из подручных — узнать, чего нужно Раллику. Чего он ждет от Гильдии? Может даже последовать приглашение назад… но так или иначе, ему крышка. Прими, и попадешь прямиком в ловушку. Откажись, и начнется охота. Мало кому удастся сразить Раллика в схватке один на один, но они выберут не такую тактику. Нет, его ждет стрела в спину.

Есть и другие места, где можно прятаться — и можно прямиком пойти в Дом Финнеста. Но не один Крут стал нетерпеливым. К тому же он никогда не любил тянуть время, хитрить. Конечно, если это не требовалось для выполнения заданий Гильдии.

Нет, пришло время ворошить угли. Если вера Себы Крафара в себя пошатнулась от драки с кучкой упрямых малазан… что же, сейчас его можно повалить.

Мысль вызвала у Раллика Нома слабую улыбку. «Да, я вернулся».

Он направился к «Фениксу».

Сигналы тревоги раздавались на неровной границе районов Дару и Приозерного; Баратол, тащивший Чаура за руку, словно ребенка-великана, успел миновать шесть улиц. Они разминулись с несколькими патрулями, но приказы еще не успели догнать беглецов — хотя было очевидным, что уйти бесследно не получилось. Стражники и прохожие легко припомнят встречу с двумя здоровенными иноземцами — один ониксовый, другой оттенка дубленой кожи — которые торопливо шли куда-то.

Баратолу пришлось оставить всякие попытки маскироваться. Чаур всю дорогу завывал с пылким негодованием впервые высеченного ребенка — ребенка, пораженного страшным открытием: не все поступки одобряются любящими родителями и сталкивать, к примеру, брата с утеса почему-то не дозволено.

Он пытался успокоить Чаура, но тот, хоть и дурачок, легко уловил оттенок неодобрения в голосе, тем более Баратол не особенно и старался скрыть неодобрение — что же, он имел на это право, он был потрясен внезапностью событий! — и теперь громадное дитя будет голосить до полного изнеможения, а изнеможение наступит ох как нескоро…

В двух улицах до гавани трое стражников в тридцати шагах позади них внезапно разразились криками; охота пошла по — серьезному. К удивлению Баратола, Чаур вдруг замолчал. Кузнец на бегу подтащил его поближе. — Чаур, слушай. Иди назад на корабль — понял? Назад на корабль, к леди, понял? Назад к Злобе — она тебя спрячет. На корабль, Чаур, понял?

Чаур Кивнул. Глаза его были красными, по щекам текли слезы, лицо опухло.

Баратол толкнул его: — Иди один — я тебя догоню. Иди!

И Чаур пошел, пошатываясь и расталкивая людей, пока перед ним словно чудом не открылся проход.

Баратол повернулся, готовясь задать взбучку троим стражникам. Нужно дать Чауру хоть сколько — то времени…

Он управлялся вполне успешно — кулаки и сапоги, локти и колени — и если бы не прибывшие подкрепления, он остался бы победителем. Шестерых на одного оказалось слишком много, и его повалили на землю, забили почти до потери сознания.

Случайная мысль проплыла сквозь миазмы боли и смятения, пока его тащили в ближайшую каталажку. Он уже видывал камеры. Там не так уж плохо, пока дело не доходит до пыток. Да он мог бы устраивать экскурсии по тюрьмам — из страны в страну, с континента на континент. А всего — то хотелось основать кузницу без разрешения местной Гильдии.

Что может быть проще?

Затем обрывки размышлений уплыли и его, хотя бы на время, благословило забытье.

— … и это великая глупость с нашей стороны, милый Резак, видеть все свои ошибки, но не находить в себе сил их исправить. Мы сидим, отупев от отчаяния, и при всей своей гениальности, всей своей чувствительности и необычайной способности видеть истину вещей тонем, словно улитки в половодье — цепляясь за насиженный камень и с ужасом ожидая момента, когда нас от него оторвет. Перед лицом страшного бедствия мы всего лишь цепляемся за место.