Бхок’аралы пробрались в комнату. Их было десятка два, и все с преувеличенной осторожностью крались к Искаралу Пасту — а тот, казалось, не замечает, поглощенный подмигиванием Сордико Шквал.

— Верховная Жрица, — сказал Барук, — я вам соболезную.

— Новости от Темного Трона, — бросил Искарал Паст. — Вот почему я призвал вас, Барулхимик.

— Вы меня не призывали.

— Не призывал? А должен был. По крайней мере, этого от меня ждали. — Он склонил голову. — Еще один идиот. Вокруг одни идиоты. Только я и милая Сордико против всего мира. Что же, мы победим!

— Темный Трон? — напомнил о себе Барук.

— Кто? Что? А, он.

— Вашими устами.

— Возвещается блестящая истина. О да. Дайте подумать, дайте подумать. Что там было за послание? Опять забыл. Погодите! Вот. Как там? Следите за Медвежьими воротами. Да, так. Медвежьими… или Водными? Вороньими? Суетными воротами? Резными? Двух Волов?

— Да, — сказал Барук, — вы назвали все ворота.

— Да, это должны быть Медвежьи.

Казалось, Сордико Шквал готова зарыдать.

Барук потер глаза и кивнул: — Очень хорошо. Должен оставить вас. — Он поклонился жрице.

Бхок’аралы ринулись в атаку. Каждый схватил по ножу. Зверьки с визгом разбегались, таща трофеи.

Искарал Паст раззявил рот. Вырвал два пучка волос над ушами. — Зло!!! — заорал он. — Они знали! Знали все мои планы! Как? КАК???

— Так что с тобой делать?

Чаур смотрел печальными глазами. Недавно он снова плакал, глаза вспухли, по красным губам стекают два ручья соплей.

— Нужно признать, — продолжила Злоба, — что Баратол временно недостижим — разумеется, на данный момент мы только это и можем признать, ведь неизвестно, что с ним. Ясно одно: он не может сюда придти. Если бы мог? то пришел бы. Верно? Пришел бы за тобой, Чаур.

Тот приготовился к новым рыданиям. Одно упоминание имени Баратола выводило его из себя.

Злоба коснулась полных губ длинным, идеально ухоженным пальчиком. — К сожалению, я вскоре должна уйти. Могу я тебе довериться, Чаур? Ты останешься?

Он кивнул.

— Уверен?

Он кивнул снова и шумно утер нос.

Она нахмурилась: — Дорогой? что за зрелище. Ты понимаешь, что все дело в неправильном расположении некоторых путей твоего мозга? Практик Высшего Денала смог бы сотворить с тобой чудо, Чаур. Какая мысль! О, знаю, у тебя нет мыслей как таковых. У тебя есть… побуждения и смущение. Вот составные части человека по имени Чаур. Если не считать таких случаев, как нынешний, ты счастлив. С этим не шутят. Видят боги, счастье — дар редкостный и драгоценный. Кажется, чем умнее и чувствительнее индивидуум, тем, как правило, менее счастлив. Думаю, это цена способности видеть вещи такими, каковы они есть.

Но ведь есть моя сестра. Моя улыбчивая сестричка — убийца. Моя завистливая, холодная как лед, вероломная родственница. Она почти так же умна, как я, но невосприимчива к несчастьям. Боюсь, это качество говорит о безумии.

Так или иначе, Чаур, ты должен остаться здесь, скрытым от взоров. А я должна нанести визит сестрице. Перемолвиться словечком — другим. Скоро буду. Понял?

Он кивнул.

— А теперь помойся. Не хочу огорчать Баратола, да и ты не хочешь, верно?

Что ж, Чаур отлично понимал людей… почти всегда. Еще он отлично умел кивать. Но иногда понимание и кивание не совсем совпадали. Как сейчас.

Но об этом позже.

Возчику не довелось закончить завтрак, потому что кто-то слишком скоро обратил внимание на завернутое тело и довел до сведения Мизы, что какой-то дурак оставил у гостиницы телегу с трупом — едва ли это можно назвать хорошей рекламой даже для такой дыры, как «Феникс». Миза с руганью пошла поглядеть — и сапоги показались ей очень знакомыми. Сердце вдруг похолодело. Она отдернула брезент с лица Муриллио.

Все произошло очень быстро: попытка не поверить глазам, унылое понимание, поток негодующих слов… Наконец горе показало свое лицо из-за пыльной, душной подкладки души. Мерзкое чувство беспомощности, коварный натиск потрясения. Ирильта загнала возчика в угол; видя, в какую угодил переделку, старик вложил все, что знал.

Круглый коротышка у дальней стены встал, сбросил похмельную расслабленность и принял командование. Велел Ирильте и Мизе занести тело в подсобку на втором этаже. Они послушались с трогательным смирением. Была послана весточка Колю. Что до остальных… ну, они рано или поздно вернутся в «Феникс», так что пытка сообщением дурной новости скоро кончится, и снова забурлит половодье эмоций. Живые ощутили в душах своих тяжесть утраты. Они понимали, что ближайшие несколько дней пройдут без радости, без спокойствия, и заранее чувствовали себя разбитыми, утомленными. Даже Крюпп поддался общему порыву.

Лучший друг мертв, а в смерти нет справедливости. Она всегда приходит слишком скоро. Приходит проклятием незавершенности, невосполнимой потерей. И за ней спешит, рваными утесами вздымаясь из пучины, гнев.

Возчика заставили рассказать об увиденном в лагере рудокопов — о дуэли ради какого-то парнишки, о том, как победитель приказал отвезти тело в «Феникс». Он клялся, что ничего больше не знает; и действительно, в тот миг лишь Крюпп — мудрый Крюпп, хитрый Крюпп — понимал, о каком парнишке идет речь.

Не пора ли ему посетить некую школу фехтования? Возможно.

Пытка, тяжесть, ужасный вес дурных новостей — день свидетельства об очередной сокрушенной душе. Поистине день падения. Самый тоскливый и унылый день.

Этой ночью заплачут вдовы. Давайте поплачем и мы.

Двое приближаются к «Гостинице Феникса». Кто из них успеет первым — от этого изменится всё. Если восстановление баланса зависит не от природы, но от рода людского — Раллик Ном первым услышит вести о гибели друга, поспешит, сердито прищурив глаза и возлагая на себя новое бремя, ибо хотя отмщение удовлетворяет некие нужды души, безжалостное убийство наносит ей ужасный вред. Конечно, он уже совершал подобное раньше, во имя другого приятеля, так что хорошо знаком со вкусом потери.

Увы, возможности восстановления не суждено сбыться.

Терзаемый сонмищем сомнений, Резак приблизился ко входу в «Гостиницу Феникса». Он заметил краем глаза старого возчика и его вола, но они не привлекли к себе особого внимания. Однако, войдя внутрь, он тут же понял: что-то случилось. Ирильта стоит за стойкой и держит бутылку — но не наливает гостям, а подносит к губам, опустошая немилосердными глотками. Глаза ее красны, лицо совсем побелело.

Мало кто из завсегдатаев говорит, да и те на пониженных тонах.

Мизы нигде не видно, но Резак видит Крюппа, сидящего за столиком спиной к залу. Никогда раньше он так не делал. Перед ним запыленная бутылка дорогого вина и четыре бокала. Крюпп медленно наполняет бокал, стоящий напротив него.

С нарастающей тревогой Резак подошел к нему. Отодвинул стул, сел.

На лице Крюппа не осталось и следа привычной живости. Мрачное, бесцветное, вялое. В глазах неприкрытый гнев. — Выпей, юный друг, — сказал он.

Резак заметил, что два бокала остаются пустыми. Протянул руку. — Дорогое зелье, не так ли? Что случилось, Крюпп?

— Почтенный Муриллио мертв.

Слова словно ударили Резаку кулаком в грудь. Он задохнулся. Он не мог пошевелиться. Боль накатывала, одолевая оцепенение, исчезала и возвращалась вновь. Вновь и вновь.

— Дуэль, — говорил Крюпп. — Он пошел возвращать ребенка. В «Работы Элдры», в шахту к западу от города.

Нечто зашевелилось в душе Резака, но он не понимал, что именно. Узнавание? Какое? — Я думал… думал… он давно отказался.

— Отказался, друг мой? От борьбы за справедливость?

Резак качал головой: — Дуэли. Я имел в виду дуэли.

— Ради вызволения юного Харлло. Там оказался владелец шахты — или один из владельцев. История ходит кругами, это всем известно.

Резак вздохнул: — Он стал слишком старым для таких дел.