А затем задал вопрос — тусклым тоном, опустошенным голосом: — Кто его убил, Крюпп?

Круглый человечек вздрогнул и промолчал.

— Крюпп.

— Не стоит…

— Крюпп!

— Ах, разве можно противостоять такой силе? Горлас Видикас.

Да, точно. Он уже знал. Шахта… Элдра… та история. «Он знает обо мне. Он хочет наказать меня. Он убил Муриллио, чтобы навредить мне. Убил чудесного… чудесного, благородного человека. Это… это нужно остановить».

— Сядь, Резак.

«Я должен это остановить. Сейчас же. Да и она хотела…»

— Скоро придет Коль, — сказал Крюпп. — И Раллик Ном. Крокус, оставь все Раллику…

Однако он уже двинулся к двери. Ирильта стояла на страже, и что-то написанное на ее лице привлекло внимание Резака. Какой-то темный голод… она как бы знала, куда он идет… а если она знает…

— Резак, — проскрипела женщина, — завали урода. Кончи его.

И он вышел на улицу. Сияние дня показалось пощечиной; он глубоко вздохнул и обнаружил, что в груди все еще таится боль. Небо давило на голову, гнев проник в разум — кошмарный левиафан с разинутой пастью — в черепе ревело…

Резак стал глух к звукам мира.

День порвался на полосы, само время исказилось — мгновение растянулось бесконечно, поглощая прошлое и будущее. Вспомним, чем начинался день. Вздох, полный любви…

Беллам Ном взял ленту плетеной кожи, сделал петли на концах. Присел перед Мяу. — Видишь петельку, Мяу? Возьми в руку — я буду тянуть за другой конец. Ладно? Мы уходим. Ты просто держись за веревку, ладно?

Мяу кивнула, удивлено округлив глаза.

— Не спеши, — сказал Беллам. — Я пойду тихо. — Затем он взял на руки Хныку, примостил на сгиб левого локтя. Он не знал, что случилось с Бедеком и Мирлой, поэтому оставил им сообщение, написанное углем на столешнице.

Муриллио уже должен был бы вернуться. Беллам устал. Он больше не мог ждать.

Они медленно пробирались сквозь людскую толчею. Дважды Мяу неумышленно срывалась с привязи, но каждый раз Беллам успевал найти ее. Они покинули район трущоб, известный как Яма, и вскоре прибыли к школе фехтования.

Беллам посадил Хныку на согретое солнцем место, наказал Мяу оставаться рядом с сестрой и пошел на поиски Стонни Менакис.

Она сидела на каменной скамье в тени колоннады, что идет по заднему краю двора, вытянув длинные ноги и глядя в никуда. Услышав шаги, подняла голову. — Классы закрыты. Уходи.

— Я не за уроками пришел, — сказал Беллам, удивившись тому, как сурово прозвучал голос.

— Уйди, — ответила она, — пока я тебе мозги не вышибла.

— Слишком многие, Стонни, заступались за вас, делали то, что должны были делать вы.

Женщина скривилась: — О чем ты говоришь?

— Муриллио не возвращался?

— Все разбежались.

— Он нашел Харлло.

— Что?

Он увидел в темных глазах искру интереса. — Он нашел его, Стонни. Работающим в лагере шахтеров. Он пошел вызволять его. Но не вернулся. Что-то плохое случилось — я чувствую.

Стонни встала. — Где этот лагерь? Как он туда попал?

— Цап.

Женщина сверкнула глазами: — Убью мелкого мерзавца!

— Нет, не убьете. О нем позаботились. У нас другая проблема.

В этот момент под колоннаду ступила маленькая фигурка, уставилась на них. Стонни нахмурилась: — Мяу? Где твои мама и папа? Где Хныка?

Мяу начала реветь и побежала к Стонни. Той ничего не оставалось, как заключить девочку в объятия.

— Они тоже пропали, — сказал Беллам. — Я следил за детьми, ждал, но они не пришли. Стонни, я не знаю, что делать. Мне надо домой — мои родители уже сходят с ума от тревоги.

Она развернулась к нему лицом, подхватив Мяу на руки. Лицо стало свирепым: — Я должна искать Харлло! Забери их к себе домой!

— Нет уж, хватит. Примите ответственность за детей, Стонни. Я навещу родителей, а потом пойду искать Муриллио. Примите ответственность. Вы задолжали Мирле и Бедеку — они растили сына за вас. Годами.

Ему показалось, что она сейчас его ударит. В глазах женщины кипела ярость. Беллам отступил. — Хныка сидит на солнышке, может, уже уснула. Она только и делает что спит. О, и они голодные.

И он ушел.

Словам юноши — нет, еще мальчишки — удалось сделать то, на что неспособны были слова Грантла. Грубые, честные слова проломили защиту. Стонни стояла с Мяу на руках, и душа ее выгорала. А потом пустота начала заполняться. Чем-то. — О, — шепнула она. — Харлло!

Шарден Лим встретил Чаллису, когда она вернулась домой. Он встал с резной кровати, но не подошел, а лишь поглядел. Лицо его было странным.

— Как, — сказала она, — неожиданно.

— Не сомневаюсь. Извини за вторжение в … деловые хлопоты.

За извинениями не слышалось искреннего сожаления. Она ощутила, как напряглись нервы. — Что вам угодно, Советник?

— Разве мы не отбросили титулы, Чаллиса?

— Это зависит…

— Может, ты и права. Но после того, что мы делали здесь, нет нужды в формальностях.

Не позвать ли охранников? И что они сделают? «Посмеются».

Шарден Лим подошел ближе. — Налей себе вина. Налей побольше вина, если хочешь. Должен сказать, я недоволен тем, как легко ты дала мне отставку. Кажется, нашла себе любовника по вкусу? Аппетиты растут? Потеряла контроль? Думаю, да, потеряла контроль.

— Ты взломал дверь, — сказала она, — и теперь жалуешься, что я вышла из комнаты?

Бескровные губы сложились в улыбку. — Как-то так. Я не готов тебя отпустить.

— А у меня уже нет права голоса?

Брови его поднялись: — Милая Чаллиса. Ты отказалась от такого права уже давно. Ты позволила мужу пользоваться тобой — не в нормальном смысле, но все-таки пользоваться. Потом позволила мне, и какому-то низкорожденному вору, и боги знают скольким другим. Не протестуй. Это звучит нелепо даже в твоих ушах, я уверен.

— Но это моя жизнь. — Слова ее казались хрупкими, тонкими, они не могли заслонить собой грязную, неприятную истину.

Мужчина не потрудился ответить. Выразительно поглядел на диван.

— Тебе меня не увлечь. Все будет грубо и пошло, как самое обычное изнасилование.

Он казался разочарованным. — Опять неправа, Чаллиса. Ты сама подойдешь к дивану. Сама ляжешь и раздвинешь ноги. Это будет легко, у тебя уже большая практика. Боюсь, низкорожденному придется поделиться. Надеюсь, скоро ты сама не различишь, кто именно тебя пользует.

Да как он смеет требовать такого?! Она не понимала… но вот он понимает. Да, Шарден Лим понимает все слишком хорошо.

Она пошла к дивану.

У нее еще зудит и болит после утреннего секса. Скоро боль станет сильнее, острее. Боль и наслаждение, да, слитые воедино, как любовники. Она сможет ощутить их снова, снова и снова.

И хорошо. Наконец-то она… очнулась.

«Крокус, не думай о моем муже. Нет смысла. Я скажу тебе в следующий раз. Обещаю.

Обещаю».

Шарден Лим попользовался ей, но, в конце концов, именно он ничего не понимает. Когда она поблагодарила его, мужчина смешался, поспешно оделся и сбежал. Она же продолжала лежать на диване, наслаждаясь его смущением, наслаждаясь миром в душе. Все встало на свои места.

Она подумала о шаре с плененной луной, о даре потерянной юности. И улыбнулась.

В городе, расположенном почти в тропиках, мертвецов обряжают быстро. Полубезумный от горя Коль приехал в экипаже. Миза, сидевшая с телом, вышла из комнаты, и Коль послал слугу открыть фамильный склеп.

Следовало спешить. Горе перешло в ярость, когда Коль узнал имя ответственного за гибель Муриллио.

— Первой крови Видикасу всегда не хватало. Он любит убивать — при других обстоятельствах он уже прошел бы к Высокой Виселице. Проклятие старомодным законам о дуэлях. Пришло время их запретить — я обращусь к Совету…

— Такое не пройдет, — покачал головой Крюпп. — Коль это знает, как знает и Крюпп.

Коль стоял как человек, загнанный в угол, попавшийся в капкан. — Где Раллик? — проскрежетал он.