Волосы Карен щекотали ему щеку. Повернувшись, Карен посмотрела на Эниса, полные алые губы слегка приоткрылись, обнажив блестящие зубы.

- О, Дуайт, - сказала она.

Он положил руку поверх ее ладони, его рука немного дрожала.

- Зачем ты сюда пришла? - спросил он резко, отведя глаза, будто ему стыдно. Не убирая руки, Карен повернулась к нему.

- Боже, Дуайт, мне так жаль.

- Тебе не жаль. Ты это знаешь.

- Нет, - сказала она, - не жаль. И никогда не будет.

- Зачем тогда ты это сказала?

- Мне только жаль, что ты меня ненавидишь.

Уставившись на нее, будто не расслышал, он ответил:

- Нет, это не так, - положив руки ей на плечи, Дуайт склонил к ней голову и поцеловал. Карен прильнула к нему, и он снова ее поцеловал.

Но затем отстранился.

Карен смотрела, как он отходит к окну. Этот поцелуй показался ей таким нежным и искренним, как поцелуй юнца. Дуайт такой разносторонний, подумала она. Выучился на врача, образован и полон новых идей, он мог посещать разные дома, говорить со знанием дела, оперировать, вправлять сломанные руки, исцелять лихорадку и принимать роды. Но в личной жизни, когда это касалось таких вещей, как любовь, он неопытен и застенчив.

Эта мысль порадовала её больше, чем сам поцелуй, а последствия поцелуя - больше, чем сама мысль. Карен колебалась, глядя на его спину, не зная, что делать дальше. Оба молчали. То, что возникло между ними, казалось новым для обоих: не было никаких знаков, которым они могли бы следовать, никаких маршрутов и проторенных тропинок.

Все изменилось и стало неизведанным. Но любое неправильное слово или действие могло отбросить их отношения назад, даже дальше, чем прежде. Этот миг мог привести к величайшим изменениям или в тупик разрушенной дружбы. Она порывалась немедленно действовать, чтобы продвинуться вперед, поскольку следующий случай мог выдаться не скоро или не появиться вообще. А может, Боун уже поблизости, шумно насвистывая. Карен понимала, что сейчас, вдали ото всех, когда их захватили чувства, ни в коем случае не следует останавливаться.

Но зная о странных взглядах Дуайта, Карен понимала, что если всё произойдет в сиюминутном порыве, он может начать сожалеть, возненавидит её или станет презирать, как обычную женщину, склонившую его к этому; но если дать ему время всё осмыслить, то он возжелает ее по собственной воле, и тогда уже сам на нее набросится. Страсть поселится у него в голове, и Дуайт уже никогда не захочет ее оттолкнуть.

А если всё произойдет сейчас, вот так, то случиться может всё, что угодно.

Карен медленно подошла и встала рядом с ним у окна. Его напряженное лицо выражало неуверенность.

Карен прикоснулась к его руке.

- Ты заставляешь меня гордиться собой, - прошептала она, вспомнив строку из "Элирии", и, развернувшись, вышла из комнаты, покинув дом.

На этой неделе Полдарки получили еще одно приглашение. Джордж Уорлегган решил устроить званный вечер в честь празднества по случаю выздоровления короля. Гости поужинают в Уорлегган-хаусе, затем отправятся в Зал приёмов и вернутся в Уорлегган-хаус на ночь. Он будет рад, если в числе гостей окажутся Росс со своей женой.

Росс хотел отказаться. Учитывая определенную трещину в отношениях с Джорджем, он не имел никакого желания быть ему обязанным. Но Демельза страстно желала посетить дом Уорлегганов, и, хотя она содрогалась и колебалась после фиаско на крестинах, она была бы крайне разочарована отказом от этого приглашения.

Потому Росс решил уступить и, как только принял приглашение, спокойно ожидал этот день, как и всегда, когда Демельза выходила в свет. А когда пришла миссис Кемп, ей не позволили пройти к спинету, а вместо этого заставили обучать Демельзу наиболее популярным танцам и преподать урок хороших манер.

Демельза прямо-таки лучилась хорошим настроением, задавая во всем доме атмосферу приятного предвкушения. А Джулия, дрыгая ногами в колыбельке, радостно гукала и смеялась, присоединяясь к веселью.

Шестнадцатого апреля Росс ушел на шахту, а Демельза, Джинни и Джейн варили медовуху. Они веселились. Смешали шесть фунтов меда с парой галлонов теплой воды, добавив несколько засушенных цветков бузины и имбирь, и всё это кипело на огне в большой кастрюле, а Джейн ложкой убирала образующуюся на поверхности пенку.

И над этой домашней сценкой нависла тень Заки Мартина, косая на послеполуденном солнце. Как только Демельза его увидела, то поняла - что-то не так. Нет, капитана Полдарка здесь нет, он на шахте. Заки достаточно спокойно её поблагодарил и ушел.

- Отец. Что-то произошло? - Джинни подбежала к двери, когда Заки пошел прочь. - Что-то с Джимом?

- Нет, незачем волноваться, - ответил Заки. - Я просто хотел повидаться с капитаном Россом по паре вопросов.

- А я подумала, - сказала Джинни, почти успокоившись, - подумала, что...

- Ты должна привыкнуть, что я теперь частенько прихожу в этот дом, Джинни. Я работаю на капитана Росса, тебе следует об этом помнить.

Проследив взглядом за тем, как он ушел, Джинни вернулась на кухню с озабоченным выражением лица.

Заки нашел Росса посреди шахтных построек на утесе Лежер, когда тот разговаривал с капитаном Хеншоу. Росс вопросительно взглянул на Заки.

- Сэр, это касается Джима. Помните, тот человек на торгах говорил, что бодминская тюрьма переполнена бунтовщиками, которые там останутся до следующей сессии суда?

Росс кивнул.

- Так вот, сегодня утром я разузнал об этом побольше - услышал, что многих старых заключенных перевели в другие тюрьмы, чтобы освободить места.

- Источник надежный, как считаешь?

- Думаю, да - брата Джо Треласка перевели, и Питер Моу сказал, что всю камеру нашего Джима отправят в Лонсестон.

- Лонсестон, - Росс слегка присвистнул. - Говорят, что там плохо?

- Нехорошее местечко.

- Но ведь просто чудовищно - переводить человека незадолго до его освобождения, - не имело смысла тревожить Заки еще пуще. - Кто распорядился? Интересно, правда ли это.

- Питер Моу приехал прямо из Бодмина. Я подумал, что должен вам сказать. Подумал, вы захотите узнать.

- Я подумаю над этим, Заки. Мы скоро узнаем, как обстоят дела.

- Я подумал, что вы захотите знать, - Заки повернулся, чтобы уйти. - Я буду утром, сэр, и сообщу вам расходы на на осушение и вывоз отработанной породы.

Росс повернулся к Хеншоу, но мысли его уже улетели прочь от предмета их разговора. Он всегда был сильно привязан к Джиму, и мысль, что того могут переместить еще на двадцать миль дальше от дома и в худшую тюрьму на всем западе (возможно, решение какого-то напыщенного клерка), раздражала и обеспокоила его.

Оставшуюся часть дня Росс был занят на шахте, но, когда закончил, то пошел повидаться с Дуайтом Энисом.

Когда он подошел к сторожке, то заметил сделанные Энисом улучшения, а проходя мимо открытых окон гостиной, услышал чье-то пение. К его удивлению это был девичий голос, негромкий, но ясно слышимый.

Он не остановился, но, огибая дом по направлению к парадному входу, слышал слова песни:

Вся моя любовь - безумие и каприз,

Одна я лежу,

Мечусь, плачу и в окно гляжу,

Ну что за счастливица Полли!

Бывала ль когда-либо такая негодница, как я!

От гнева стала я пунцовой...

Росс постучал в дверь легкой тростью.

Пение прекратилось. Повернувшись к двери спиной, он наблюдал, как малиновка искала среди камней мох для своего гнезда.

Затем дверь отворилась. Уже и так слегка раскрасневшееся лицо Дуайта еще сильнее залилось краской, когда он понял, кто стоит на пороге.

- Капитан Полдарк, вот так сюрприз! Чего же вы стоите, проходите, пожалуйста.

- Благодарю, - Росс проследовал за ним в гостиную, откуда три минуты назад исходило пение. Там никого не оказалось.

Но вероятно из-за того, что он это знал, казалось, в комнате присутствует едва уловимое нечто, свидетельствующее о том, что гостья только что ушла.