Глава восьмая.

Словеон, Старград. — Мэнд, Тайран.

1

Как взбесится безумный владыка мрачного Мэнда — истинный владыка. Когда не получит вожделенных душ. Тех, что так долго ждал. Предвкушал.

Но ради отважной зеленоглазой Элгэ Илладэн Рунос не вправе позволить отдать ее приемную мать голодной Змее. А ради себя самого — родного дядю. Отца красивой и смелой Анж.

А ради когда-то счастливого Мэнда и Белой Матери — древний Змей не должен получить такую жертву.

Ради этого можно рискнуть многим и отдать тоже многое. Тем более, возможно, именно сейчас это — важнее всего. Ни за что не допустить усиления проклятой Змеи. Не позволить Мэндскому злу окончательно затопить подлунный мир. Выплеснуться из прогнившего колодца в другие источники. Еще живые. И отравить гнилым ядом все быстрые реки и глубокие озера, куда те впадают.

Так чему же удивляться, что внезапного гостя Рунос пропустил? Почти. Заметил даже не на пороге.

Точнее, не гостя — властного хозяина. И тоже — почти. Северным Словеоном правит суровый князь Всеслав, но у Храма милосердного Творца — другой владыка.

И уж точно внезапное явление искренне удивленного князя-пленителя — не причина, чтобы отвлекаться. Светлая Нить важнее.

А вооруженный (в мирном Храме!) гость-хозяин терпеливо дождался. Хоть мог бы и поторопить.

И испортить всё. Руносу сейчас смерти подобно еще и отвлекаться на бой.

— Ты с некоторых пор уверовал в Творца, служитель Белой Матери?

— В существовании Творца как такового я никогда и не сомневался, — мягко объяснил целитель. — Больше — в его природе. Скорее, ревнивые церковники отрицают Белую Мать, чем она — более высшие и могущественные Силы, предшествующие ей. Кроме того, мне сейчас нужен весь Свет, что я смогу найти. Белая Мать это будет, Творец всего Сущего или древние словеонские боги — неважно. Представь, что ты умираешь от голода, князь. Станешь ли тогда требовать любимое блюдо или с благодарностью возьмешь, что дадут?

— Грубо, но верно. Наверное. Я мало смыслю в религии.

Зато немало — во лжи. И в ее смеси с правдой. А по тебе ведь и не скажешь.

— Не настолько мало, как говоришь, князь.

— Любопытно.

Рунос пожал плечами. Если он прав — говорить можно, что угодно. Ему ничего не грозит. Иначе не стали бы лечить. И уж точно не довезли бы до Старграда живым. Несмотря на заступничество Жанны и Ирии.

Здесь и впрямь в широкие окна льется мягкий, теплый свет. А за окном скользит по золотой листве. Уже почти облетевшей. Осень… Слишком теплая для Словеона — даже Южного.

За этими окнами уже пора кружить первой поземке. В этом году сошли с ума не только люди и страны.

Сколько ныне живых сумеют встретить новую весну? И обрадуются ли ей?

— Тебе не было никакой выгоды поддерживать безумного Карла против честного юноши Грегори Ильдани. Власти при нем ты получил бы не меньше. И он уж точно отблагодарил бы тебя за трон. В отличие от Карла.

— Ты неглуп, целитель. Не зря выжил при безумном Карле… почти. Продолжай.

— Мне нечего продолжать. Одни догадки. Ты знаешь что-то, чего не знаю я.

— Кто ты, целитель?

Потому еще и жив? Ради долгожданного ответа? Неразгаданной загадки?

Мягкий лучистый свет струится в просторные северные окна. Летом здесь белые ночи, но пленный целитель попал сюда осенью.

— Рунос. Служитель Белой Матери. Граф Алессандро, наследник престола Мэнда.

— Ничего себе, — скупо усмехнулся Всеслав. — Это объясняет многое. А я-то ставил на бастарда.

— В данном случае — неважно. Имеет значение лишь кровь.

— Еще как важно, целитель, — усмешка Словеонского правителя заледенела. — Ты даже представить не в силах, насколько. Если вы тоже ведете род от Сезарингов…

— От них самых, князь.

— А я опять надеялся на чьих-нибудь бастардов. Только я хорошо помню статуи во дворце. Не зови меня князем. Я не знатнее тебя. Сезаринги — паршивый, очень паршивый род, Алессандро. И не только потому, что их нелегко убить. Хотел бы я знать, что у них — у вас! — в крови. В одном ты прав точно: я — не сумасшедший. С ума когда-то сошли закадычные друзья покойного Ильдани. Зарвавшиеся вояки Тенмар и Коэн вообразили себя политиками. У них были причины — месть за герцога Арно, но они свернули не туда.

Храм тишины и покоя. И еще не угасла в душе Тропа Света, куда ушли две гордые, сильные души. Куда когда-то Алессандро не сумел отправить свою мать и младших. Еще не знал пути. Даже узкой, петляющей тропинки.

Найдет ли он ее для себя — когда придет время?

— Как это связано с Сезарингами?

— У них — у вас! — всегда четко известно, кто должен править. При всём вашем Мэндском… своеобразии и колорите. За любвеобильным Фредериком Юбочником шел его единственный законный сын Карл, а отнюдь не хваленый племянник Грегори. Если прямая линия рвется, любому узурпатору Золотой трон не удержать. Более того, ему и не жить. Вместе с теми, кто любезно оказал наглому самозванцу такую услугу. Без меня Анри Тенмар был бы уже покойником — со всей своей армией сразу. Более того — отдача бьет и семьи виновных. Всю ближайшую родню. У герцога Грегори Ильдани таковой нет. Но вот у Тенмара, у покойного Эдварда Таррента, у прочих… Остановить всё это можно, только как можно быстрее свергнув узурпатора. И уничтожив убийцу короля — если законный король убит, а убийца еще жив.

Кто опаснее — больной садист вроде малолетнего Карла или тот, кто точно знает, как надо?

— Всеслав, — вздохнул Рунос, — вы соображаете, что наделали?

— Вы хотите сообщить что-то новое о смерти Карла? — на «вы» перешел и северный князь. Будто готов схватиться за оружие. Раз уж оно не оставлено у порога храма, как положено по вере. По любой.

Впрочем, в любых храмах для такого слишком часто убивали. Правда, везде, кроме родного Мэнда, лишь в старые времена. Но нынешняя эпоха вот-вот переплюнет любую седую древность. По крови, безумию… и даже буйству Силы.

А если бы Рунос что и знал — не скажет, не надейся. Только не тебе, слишком многоликий князь.

— Нет, о смерти Фредерика Юбочника. Сезаринги умирают слишком тяжело — вы сами это только что сказали. Я почти уверен, что Фредерик умер не своей смертью. Кто его убийца?

Кажется, самоуверенный князь побледнел. Неужели?

— Тогда — либо Мальзери, либо Гуго.

— Один из них, возможно, жив и поныне. А если даже и нет — действовал он не в одиночку. А вы позволили предателю и узурпатору занять Золотой престол Эвитана. Гуго Амерзэну — прямому потомку Сезарингов и убийце своего брата. И не ваша заслуга, что Гуго уже тоже мертв. Но на троне опять узурпатор. Сезаринг Эрик Ормхеймский. Что ждет Лютену, Всеслав? От чего ты перекрыл границы Словеона?

— Не знаю, Рунос, — на плечи несгибаемого князя будто рухнула огромная гора. Северная, с неподъемной шапкой вековых снегов. — Но лишний раз вмешиваться в это не собираюсь. Хватит прошлого раза. Словеон отделяется и впредь не разделяет судьбу взбесившегося Эвитана. Я не могу спасти эту змееву страну и потому спасаю, что могу. Словеон.

Чтобы древний яд не перелился и сюда. Но кому теперь вычерпывать его из несчастной Лютены? Кому спасать ее жителей?

— Кто нынешний законный правитель Эвитана, князь? Принцесса Жанна, принц Грегори Ильдани или, может, Виктор Вальданэ?

— Вперед матери?

— Она погибла. Час назад.

— Если законный правитель — Кармэн Вальданэ, ее убийца должен умереть. Кто он?

Подошлешь лютых убийц из перекрытого Словеона, беспощадный князь? А обратно впустишь?

— Мой отец.

Тишина — тяжела, как грядущая зима. Никак не наступающая. Отравить правителя Мэнда невозможно даже из его собственного дворца. Его вообще убить теперь сложнее, чем сотню Сезарингов.

Творец и Белая Мать, сохраните родной Мэнд. Насколько еще возможно.

Спасите черноглазую Анж и такую теплую семью доброго дяди.