Вот только такой же кляп уже суют больному королю, а он может задохнуться. Уроды! Уроды и скоты!

А молиться можно и не вслух. Даже в Священных Свитках сказано, что истинная вера — в душе и сердце. Шептать спасительную молитву можно и про себя.

«Верую в Творца милосердного и всепрощающего. Творец, в руки твои вручаю душу свою…»

Древнее пение сбивается, срывается. Пускает позорного петуха…

Что, беситесь, змеевидные, скользкие твари с рыбьими глазенками? Мешает, да?

Черный рукав взвивается над головой Вита. С чем-то плохо различимым в сжатом кулаке. Сейчас оглушат…

И жесткий удар ничем не смягчить. И не увернуться…

…И тело в бесформенном черном мешке падает рядом. А следом — прочие. Их тоже сняли — быстро и ловко. Преобладающим числом.

И уже чьи-то сильные руки отвязывают Вита от ржавого ледяного камня. Железные, медвежьи лапы. Такие до боли знакомые. До боли в суставах.

Кристиан и Никола Керли! Стиснули оба сразу. Нет, бедных ребер у Витольда точно больше не будет.

Сколько раз боролись вместе. Вит ни разу не победил… Ни одного из них.

А женская рука выдернула мерзкий кляп. Графиня Венло!

И брезгливо отбрасывает? Нет, с тряпкой точно не всё ладно.

А прочие свои — сколько их? — уже развязывают шевелящуюся «кучу». Грегори, ты — молодец! Неужели нашел всех⁈

В три пары рук уже распутывают и старого короля. Усаживают, бережно поят из фляги.

— Потом расскажешь, где потерял Алексу, — вздергивает Вита на ноги крепыш Кристиан. — А пока, — витое серебро и надоевшая чернь узкой фляжки — прямо к пересохшим губам, — вот, глотни-ка.

А могучий Никола поддержал за подмышки. Не дал рухнуть. А то ноги Витольда тоже сейчас подвели.

Глотнуть он и впрямь успел. И именно тогда первый толчок сотряс змеиный дворец.

4

Земля и шаткий пол прекратили трястись, едва последний беглец миновал крутую лестницу. Ведущую в основные коридоры. Змеиное подземелье осталось позади.

Но над головами по-прежнему — тяжелая крыша и три этажа дворца. Под ногами змеятся (опять!) трещины на фигурной мозаике.

Где кровавый король — неизвестно, а до ближайшего выхода надо еще добежать.

Холодно. Грегори поморщился. Арабелла дрожит, будто они не в осеннем Мэнде, а в северном Словеоне посреди лютой зимы. Или в северном Ормхейме.

Змеи с ним, с гнилым королем опостылевшего Мэнда — отсюда надо выбираться. И выводить живых людей.

— Уходите, — принял решение Грегори. — Прямо сейчас. Прочь. Ломайте двери в залы. Выбирайтесь через окна. Найдите, где нет решеток.

Он лично видел такие, когда в первый раз пытался сюда залезть. Вот только сообразить бы теперь, где именно их заметил.

А парадный и черный вход наверняка перекрыты гораздо сильнее. А всё подземелье сотрясает дохлая Змея. Выползает на привычную охоту.

— Там всегда вооруженная стража, — хмуро бросил кто-то из спасенных мэндцев. Молодой, крепкий. Кузнец или бывший солдат? — С острыми мечами, копьями и заряженными пистолетами. Она всегда там. Вокруг всего дворца. Иначе бы отсюда всё время кто-то бегал.

— Стража — смертна. Это уже все заметили, разве нет? Убивайте солдат и жрецов, бейтесь за каждый шаг, зовите на помощь Детей Ночи. Чем ближе к ним подберетесь, тем легче им будет вам помочь.

— А ты? — перебил его Витольд.

— А я попытаюсь найти Виктора. Нельзя оставить его здесь.

Вздрогнула Арабелла.

— Только не ты, — остановил его Вит. — Без тебя они не выберутся. За Виктором вернусь я.

— Прекратите! — рявкнула вдруг… почтенная баронесса Керли. Не хуже сыновей. И даже мужа. — Никто больше не станет разделяться. Хватит уже. Все идем в одну сторону. И либо найдем Виктора, либо нет. Нас для этого достаточно. Хватит уже — одного такого героя-одиночку мы только что отвязали от алтаря.

— Вы правы, — признал Грегори.

И опять неверно выбрал направление пути. И выяснилось это уже за поворотом.

Когда беглецы выскочили из тьмы в яркий — яростный! — свет. В огненную ночь.

Потому что опасные толчки и впрямь замерли. На время.

Потому что свое черное дело уже свершили. Снесли часть крыши и верхних этажей. Начисто. Будто там всё давно прогнило.

А еще — раскололи змеиный дворец надвое. Вместе с окрестным двором, витой оградой и… изрядной частью города. Отделили бесконечным провалом добрых ярдов десять в ширину… уже двенадцать. И медленно ползут по старому камню широкие лучи-трещины. В обе стороны. Как совсем недавно — по дворцовой мозаике.

Ветвятся, как очередные ядовитые змеи. Только что не шипят. Еще не научились.

И именно потому ни одного стражника беглецам пока и не встретилось.

И теперь дохлая Змея замерла. Остановилась передохнуть. Перед сытным обедом. Жертвам ведь уже никуда не деться.

А позади всё рушится. Прямо за их спинами. Будто стоит живым покинуть коридоры, как там всё мгновенно гниет…

А впереди, за провалом — полдворца стоит, где стояло. Будто ножом срезана стена. Ровно так.

А над запрокинутыми головами — бездонное ночное небо. И по нему несется вскачь яростная комета. Будто огненный всадник на колеснице. Горячит коней. И срываются с клинка алые всполохи…

Светло, как днем. Только много страшнее.

Из чего перекинуть мост? И на чём держится их часть дворца, если провал — всё шире. Сколько уже — ярдов тридцать?

Куда они сползают — к кипящему черному морю?

— Назад! — крикнул Грегори, перехватывая семилетнюю дочку баронессы Мадлен Лито. Чуть не соскользнула в глубокую черную бездну. — Не подходить близко!

Куда ведет непроглядная тьма — в бывшее подземелье? Или… еще глубже?

Оттащить перепуганную девочку назад, вручить железной баронессе и…

И не по-женски крепкая рука сжала запястье Грегори:

— Только попробуй сунуться туда один… мой король.

Дикий вопль заставил обернуться обоих. Из бездонного провала высунулась… гладкая, скользкая, круглая горка. С круглыми же глазами — без век.

И голодной, хищной пастью в рослых полчеловека.

И, возможно, ее привлек не зовущий запах живой крови. Или не только он.

Еще и слишком громкий окрик бестолкового горе-командира.

Глава десятая.

Мэнд, Тайран.

1

— Море наступает! — дикий вопль позади оглушает напрочь. — Оно тоже взбесилось!

Почему бы и нет — со всем прочим за компанию? Плененное змеиной гаванью древнее море и так терпело слишком долго.

Но почему сегодня кричат исключительно освобожденные мэндцы? Разве за столько лет не привыкли к любым причудам родной… страны?

А из своих — даже малышка Франсуаза Лито уже молчит. А остальные просто толпятся на дворцовой террасе. Бывшей. Мрачно сжимают оружие — кто какое отобрал у побежденной охраны.

Слева, справа, позади — дрожат гнилые развалины дворца. Внизу трясутся кровавые катакомбы. В разломанные окна бывших залов хлещет вольное, буйное море. Прямо сквозь толстые решетки — пенным волнам они не помеха. Древнейшая стихия — куда там всяким дохлым безмозглым змеям?

Черное кипящее море — не голодное. И даже не равнодушное. И не злое.

Бурные волны с удовольствием смоют эту змею… но заодно и случайных людей. Змею море ненавидит, люди-однодневки ему безразличны. Убить всех — меньшее зло. Даже спасение — для большинства. Почти для всех. Тогда гнилая скверна исчезнет точно.

— Откуда ты это взял, Грегори? — серьезно уточняет баронесса.

Потому что он, оказывается, несет весь этот бред вслух. Всю эту… странную правду.

— Слушайте его! — то ли злится, то ли хохочет рыжая Лаура. — Надо же — в тебе и впрямь говорит древняя кровь. А мне она только шепчет.

Взбешенное море — это опасно. Но оно и впрямь — меньшее зло. Змеиная башка над черным, бездонным провалом — куда опаснее. Потому что уничтожит не только бренную оболочку.

А еще хуже, если она сейчас взметнется вверх на шее. Вверх. Прямо к огненной комете. Там гадину уже не достанешь, зато она — любого. В любой удобный для нее миг.