Кор невольно отступил. И чуть не присвистнул. В искреннем восхищении. После банджаронского обряда Эсты он перестал изменять ей напрочь… но смотреть-то не разучился.

Темный мужской костюм — в дорожной пыли. Как и длинный плащ — в цвет.

И острый зеленый взгляд — из-под широких полей черной шляпы.

Тенмар не видел нынешнюю гостью слишком давно. Целую вечность назад. Так чего удивляться, что теперь не узнал?

— Маршал Тенмар.

А откуда-то издалека, почти из глубин лагеря, бессонный голос прихваченного из Мидантии офицера удивленно-радостно:

— Джерри?

— Алан!

Роджер вновь обрел старого друга, а кого — Тенмар?

Необычная, яркая, смелая до дерзости, но не слишком красивая. Такой она была, едва перешагнув порог детства.

А вот сейчас вступила в дорожный шатер новоявленного «маршала»…

Что так неуловимо изменилось в ее лице? Откуда взялась эта чуждая, редкостная, нечеловеческая красота? Или это кривой осколок туманной луны бросает столь странные блики? Меняет черты до боли знакомого лица, воскрешает очередные легенды? Их было уже столько…

И это ощущение сошло на нет тут же. Не редкой красоты. Чужести.

Дочь невезучего Эдварда Таррента сдержанно улыбнулась. Слишком устало.

Едва заметно кивнула Роджеру. Тот выдавил ободряющую улыбку. Она качнула головой. Справлюсь, мол. Иди, обнимай друга.

— Здравствуй, Ирия, — нынешний голос слишком хорошо маскирует тепло.

Она задернула плотный полог перед носом разочарованного Конрада:

— Не враз узнали, маршал?

— Меня тоже узнают не сразу, — кривовато усмехнулся Тенмар. — В отличие от тебя, не всем годы идут на пользу. Некоторых старят.

Не каждый выглядит чуть ли не собственным отцом. Только без его неугасаемого блеска.

— Когда вы спасли меня, были еще подполковником. Другой разницы я почти не заметила.

Да, возможно, в разоренном Лиаре Анри смотрелся не лучше. Далеко не девичьей мечтой. Такому только на пороге костлявой смерти поцелуй предложишь.

Нынешний маршал махнул Ирии рукой на походный стул:

— Я и сейчас должен быть в том же звании. Все прочие — самовольно присвоены.

Когда Роджер успел выскользнуть прочь? А когда он успел настолько измениться?

И всё еще хромает. Это когда-нибудь пройдет? Раньше седины нынешнего герцога Тенмара?

— Вина? — он протянул Ирии фляжку. С темным орнаментом мрачного Мэнда. Подарок тех.

За другие дары Мэнда уже некому даже мстить.

Ирия отхлебнула легко. Залпом. Не морщась. И не снимая дорожной перчатки. И показалось или нет, что узорная вязь проявилась ярче? Как когда флягу впервые взял в руки он сам.

Пришло бы Тенмару такое в голову прежде — в отношении юной дочери Эдварда? Угостить ее крепким, неразбавленным вином? Сколько Ирии сейчас — она ведь даже младше Элгэ Илладэн?

— Я соврала твоим людям. Горожане о наших планах даже ничего не знают… пока. Эрик Ормхеймский пал от моей руки. Сейчас это — тоже пока — удается скрыть. Бертольд Ревинтер готов сдать тебе город и присягнуть твоему королю.

Тенмар и сам готов ему присягнуть с трудом.

— Если ты дашь слово пощадить людей. Удержать свою армию.

— Даю. И тебе, и Роджеру. И даже Бертольду Ревинтеру. От имени своего и короля.

И пусть только звук поперек брякнет.

— Тогда режь руку, Тенмар. Прости, но мне нужно твое слово. Даже твое. Ненарушаемая кровная клятва. Клянись кровью и душой. Боги это услышат. Древние. Думаю, о них ты уже знаешь достаточно. Роджер рассказывал.

И уже не получилось удивиться, что прежний враг для нее теперь — «Роджер»? Для самого Анри ведь тоже.

Хуже, что прежняя лиарская девочка больше не верит на слово никому. И прежнему другу Анри — меньше, чем сыну Бертольда Ревинтера. Что же с ней сделали?

На сей раз дорожная перчатка летит прочь. За ненадобностью. И тонкие руки Ирии — куда холоднее его собственных. И ярче вспыхнула рунная вязь. Ало-золотым пламенем Тенмара.

Простая чаша, разделенная на двоих. Как в седой древности. И худенькие плечи Ирии дрожат вовсе не от страха. Будто ей всегда холодно.

А вот и сам «твой» король. Одет с иголочки. И легок на помине. Тоже не спал?

— Анри, мне сказали, у тебя дама. — Оценивающий взгляд на Ирию. Взгляд привычного знатока. — И на редкость прекрасная.

Прекрасная дама одарила его легким взглядом из-под длинных ресниц. В меру таинственным. Раньше она так не умела.

— Да, Ваше Величество, — кивнул Анри. — А еще столь же благородная и отважная. И с ее помощью нам почти готовы сдать Лютену.

— Почти?

— Да, в обмен на королевское слово.

[1] Мельница.

[2] Мельница.

[3] Мельница.

Глава седьмая.

Воцарение Зимы — начало Месяца Сердца Зимы.

Западное Море. — Эвитан, Лютена.

1

— Вит, выпей хоть глоток. — Этьен — хороший парень. И совсем юный. Ненамного старше Беллы. И рад, что сам может перехватить лишний глоток — тайком от матери и старшего брата.

Только пить неохота вовсе. Ни со своими, ни на шаткой палубе. Впрочем, бессмертные матросы гуляют в сухом трюме. И довольно тихо. Для никогда не покидающих корабль матросов. Устали за долгую жизнь? После-жизнь.

Столько до конца не умерших, как за последние дни, Витольд точно прежде не видел. Но единственная мерзость из них — Дохлая Змея.

— Спасибо. Вернусь — выпью. Пойду, подышу.

А то что-то опять не видно Арабеллы. А заботливую баронессу дергать не хочется. И без того вымоталась. Как и все они. Пусть передохнет и отвлечется хоть сейчас.

Хоть настоящая работа здесь только у вконец измученной Беллы. И слишком изнурительная — для ее хрупких сил. И неутихающего горя.

— Перепил? — натужно усмехнулся Этьен. А то не видел, что к вину Витольд не прикасался? Даже к разбавленному. — Ну иди, глотни ночного воздуха.

Полюбуйся огромными звездами. Здесь, посреди семи бушующих морей, на семи буйных ветрах, необычайно ярки все древние созвездия. Прямо не ночное небо, а… будущее поле грозной битвы, что ли? Где собрались все Небесные Воины разом.

Неужели их одинокая галера — и впрямь единственная выжившая? Старый друг Грегори, отчаянная Изабелла, невезучий король Георг — где вы? Куда вас унесло?

Первые дни корабль Изабеллы был виден. Порой — только длинные мачты и черные паруса на сине-сером горизонте, а порой — его приносило пенными волнами достаточно близко, чтобы можно было перекрикиваться. Перебрасываться шутками, теплыми приветствиями…. Воздушными поцелуями и обещаниями горячих объятий.

А после очередного шторма товарищей унесло прочь. И с тех пор — бесследно.

Уже вторую неделю как.

— Наши Галеасы не тонут, — хмуро бросил тогда просоленный ветрами бородатый матрос чуть старше Вита… был когда-то. — Найдутся. Бойтесь другого.

— Чего? — устало проронил бывший виконт Тервилль. Официально — давно покойный.

Почти как команда Проклятого Галеаса. Только не бессмертный.

И у него даже гроб в фамильном склепе уже есть. Не пустой.

— Мы не можем причалить. Нигде. Нет у нас такого Права. А вы едите нашу пищу, пьете нашу воду.

— Так из отдельных же бочек и ящиков… — предпочел уточнить Вит.

— Рано или поздно они опустеют, — вовсе даже не зло усмехнулся хмурый матрос. — Так уже было. И тогда вам останется только умереть. Или присоединиться к нам. Так уже было, — повторил он. — На Галеасе, куда ступил ваш старик. Там теперь команда гораздо больше. Дети даже подросли… мы ведь не совсем трупы.

— Сколько у нас времени? — побледнел тогда Витольд. И, может, обидел этим собеседника.

— Откуда же мне знать? Я ведь не колдун и не ведьма. Сила — это по вашей части… по части твоей черноглазой подружки. Когда ее сила и воля иссякнут — вы погибнете. От голода и жажды. Или пополните нашу команду.

Вит промолчал. Что тут уже скажешь?

— А если ты о древних байках, что к нам нельзя прикасаться, то расслабься, — захохотал вечно молодой матрос. — Бессмертие и посмертие — не дурная болезнь. Ею можно только от ледяных Детей Ночи заразиться. Или от Лунных. А мы — совсем из другой… байки. Вовсе из другой, парень. У нас и кожа теплая, и кровь горячая.