— Эта девочка… она пугает меня, — произнес он чуть тише и спокойней.

— Чем же?

— Не знаю. Она не сделала ничего дурного, если подумать. Она мила. Улыбчива. Играет, как положено ребенку. Хотя, конечно, там, где я рос, дети не играли с леопардами. Это как-то все-таки слегка чересчур.

Он выдавил улыбку, на которую Верховный ответил улыбкой же.

— Её почитают за живое воплощение божества.

— Так и есть.

— То есть? Простите, если вопросы мои неуместны. Да и с манерами у меня беда. И если о том говорить нельзя, то я приму. Но если можно, мне хотелось бы понять… с чем я имею дело.

— Все еще имеете?

— Каждое утро я осматриваю это дитя. Ищу болезни или иные следы проклятья, хотя теперь с уверенностью можно сказать, что оно побеждено, что ничего-то не угрожает ни жизни, ни здоровью этой девочки.

Ей дали имя.

Иолцин.

Маленькое сердце.

— И в моем присутствии нет нужды.

— Император беспокоится.

— Не знаю, — это маг произнес словно бы в сторону. — Он смотрит на нее вовсе не так, как мужчине следует смотреть на дитя. И уж тем более если та названа дочерью. Не так давно у меня спросили, в каком возрасте женщина входит в силу. В ту силу, что дает её выносить и родить дитя без вреда для себя. И… видят боги, ваши и наши, но этот вопрос, он… как бы это сказать…

— Противоестественен?

— Пожалуй. Не сам вопрос, конечно, ибо это разумно. Я еще когда писал, что нынешняя мода выдавать дочерей замуж в чересчур юном возрасте чревата проблемами, но… сам контекст. Понимаете?

— Понимаю.

— Мне ведь это лишь кажется?

И взгляд внимательный, ищущий. Правды? Успокоения? И как быть Верховному? Заверить, будто бы он, маг, не знакомый с обычаями мешеков, ошибся? Или правду?

Верховный покосился на золотую руку, что лежала на колене неподвижно и вновь была тяжела, ощущалась чужою.

На мага.

— Во времена давние, уже забытые во многом. Когда мир был воскрешен из пепла. Тогда благословенная кровь стала залогом жизни в Империи. И сохранения её ради многое делалось.

Он подбирал слова.

И маг ждал. Все-таки магам не хватает почтительности. Но именно этого будет жаль, если случится с ним беда. Он ведь когда-то помог Верховному. А Верховный привык отдавать долги.

— И тогда братья брали в жены сестер своих. Отцы — дочерей.

— П-понятно.

— Не думаю, — Верховный сделал глоток, надеясь, что травяная горечь смоет сладкий привкус крови. — Мне и самому сложно принять то, что я узнал не так давно.

Правда.

Правду говорить сложно. В горле застревает.

— Но это дитя не имеет кровной связи, — маг нахмурился. — И с точки зрения силы подобный брак будет лишен смысла. Хотя… я мало что понимаю. Если имело место… заклятье Зеркала меняет тело, это да… мне Ирграм сказал.

Он взмахнул рукой.

— Не из желания посплетничать, но чтобы я знал, на что обратить внимание.

— Пред целителем нет тайн, — Верховный склонил голову.

— Есть. Тайны всегда есть. И от целителей, и от… не важно. Если допустить, что заклятье меняет не только внешность.

— Не только.

— Вы… так уверены?

— Это дитя было рождено от знатной женщины и знатного мужчины, не связанных узами брака. И долго скрывалось, пока о нем не вспомнили. И не использовали.

Ноздри целителя дрогнули.

— Оно должно было сыграть роль и умереть, но осталось живо. И переменилось. Из того, что рассказал ваш господин…

— Ирграм не мой господин. Он старший, но не господин!

— Прошу прощения, если обидел. Я столь же плохо знаю ваши обычаи, как вы наши.

— И-извините.

— Ничего. Так вот. Суть слилась воедино. И оттого верно будет сказать, что теперь это дитя отчасти благословенной крови.

Верховный замолчал.

Задумался.

И маг тоже думал. Сидел на кроточках, уставившись в опустевшую чашу, и думал. Столь напряженно, что донельзя тянуло заглянуть в эти мысли.

— Что еще он говорил? Ирграм?

— Немногое. Мне кажется, он и сам знал не так, чтобы много.

— Возможно. Он ведь тоже не высокого рода, хотя и был приближен к господину. Но тайны… нет, он мог что-то слышать. Я вот о Зеркале и вовсе не слышал. А он слышал. Но вряд ли так уж много.

Маг пошевелил губами.

— Надо отписать. Попросить. Есть люди, способные найти нужную информацию. Они берут дорого, но и работают хорошо. Я могу обратиться, но…

Верховный улыбнулся.

— Пусть сей вопрос вас не беспокоит.

— Да. Хорошо. Просто… точно не скажу, но все заклятья подобного уровня… они не бывают просто так. Они опасны. И недаром запрещены. Есть те, что тянут жизнь из мага, их применившего, и не всегда эту жизнь можно откупить другой. Есть другие, что ведут к безумию. Или смерти. Или к чему-то кроме… о том не говорят вслух, но у меня были знакомые… знакомый.

— И я буду рад, если вы найдете способ задать ему вопрос.

— Я уже. Нашел. Взял на себя смелость.

— Чудесно.

Все-таки маги и вправду могут приносить пользу.

— Я отправил письмо. И задаток. Но цену пока не озвучили. Она во многом зависит от того… о чем спрашивают. Иные сведения получить сложно.

Маг помолчал.

И выдохнул.

— Это ведь будет плохо, если с ней что-то случится?

— Очень.

— И Император…

— Не поймет.

Кивок.

Молчание. Пальцы вновь трогают, что лицо мага, что кубок опустевший, что шитье на подушках. Более он не выглядит растерянным, скорее уж похож на человека, который принял решение.

— Значит, — маг все-таки взглянул на Верховного. — Если он захочет взять ее в жены, то… это примут?

— Несомненно. Но если такое и случится, то еще не скоро. Император готов выбрать себе других жен. И возможно, вам будет позволено осмотреть этих женщин, убедиться, что они здоровы и готовы принять в себя семя Великого.

Выдохнул маг, казалось, с облегчением.

— Спасибо.

— Не за что, — Верховный повертел кубок и задал тот вопрос, который волновал его самого. — Скажите, возможно вы или ваш друг слышали что-то о существах, которые нуждаются в крови?

Выезжали на рассвете.

Что сказать. Ночь прошла в кои-то веки спокойно, что само по себе уже было подозрительно. Миху несколько нервировало слишком уж пристальное внимание вооруженных людей, а их в свою очередь явно нервировал Миха. И куда больше, чем маг, к которому, как Миха успел заметить, относились, пусть и с опаской, но все одно, как к своему.

А он, Миха, был чужаком.

И не был магом.

Напрягает.

Миха честно старался не отсвечивать, но получалось так себе. Мало того, что его вместе с бароном, баронской невестой — о чем было провозглашено тут же — и Такхваром сунули в дом старосты, из которого предварительно выпроводили и старосту, и всех, к нему причастных. Так еще и малец потребовал, чтобы к Михе относились с уважением.

Ну да. Куда уважительней.

Вот и сверлят взглядами спину. Скалятся. Но рычать не смеют. Воспитанные, мать их. И средь этих вот, глубоко дружелюбных людей маг уже кажется своим парнем.

И собеседник он отличный.

Вона, барон уши развесил. Слушает.

И Такхвар слушает.

И этот, старший над стражей. Арвис вроде. Только Ица не слушает, а с задумчивым видом в носу ковыряет, но отчего-то кажется, что это ковыряние — такая же игра, как незнание языка.

Миха вздохнул.

И вновь вспомнил ту самую, несостоявшуюся, но в воображении его весьма уютную, пещеру. Спал он вполглаза, прислушиваясь к мерному дыханию барона, храпу Такхвара и тихому посапыванию Арвиса, который из дома уходить не пожелал, а улегся на соломенном матрасе, кинутом возле порога.

Во дворе стояла стража.

И спокойствия её пристутствие не добавляло.

Нет, новости Арвис принес отменные. Впору порадоваться. В замке тишь да благодарь. Заговорщик схвачен. Барона ждут с нетерпением. И чают заключить в теплые материнские объятья.

И все-то видится прекрасным.