— Охренели?! — взвыл бородач, когда я избавила его от кляпа во рту.

Похоже, всё очень плохо… Бросить такое в лицо бешеному латиносу дварф просто так не решился бы.

— Заткнись и увези нас отсюда! — прорычал Михей, дёрнув карлика за ворот куртки.

— Это тебе не орчья колымага! — возмущался машинист. — Паровоз ещё раскочегарить надо.

— Я помогу, — решительно заявил волк.

— Вот не надо этого… Не надо! Ничего не трогай! — он что-то торопливо проверял под «пузом» поезда. — Говорил же — временные искажения, долго стоять нельзя, — ворчал.

— Слышь, специалист, — рявкнул оборотень, — будущее меняется прямо сейчас! Твоё тоже!

— Ещё интереснее, — дварф засучил рукава. — Теперь я не знаю, куда нас занесёт, а энергии на путях ровно на одну поездку.

— Боже… — я держалась за мощное плечо Михея, чтобы не потерять равновесие.

— В яблочко, мисс! На посадку! И не забудьте помолиться, — злое веселье на его лице мне не нравилось.

— Идём, — Михей повёл меня к вагону. — Не слушай этого идиота. Дварфы вечно преувеличивают.

— Ага, да…

Тряска перестала меня волновать — мне снова будто «успокоительного» вкололи. На этот раз к штилю в душе прибавилось шуршащее ощущение счастья.

Михей уселся на деревянную лавку в вагоне, потянул меня к себе. Устроилась на коленях у обнажённого оборотня, прижавшись щекой к тёплой крепкой груди, и размышляла — почему ему не холодно? Потрясающая способность думать «под наркозом» о ерунде, когда за окном исчезает реальность.

Вокзал пропал, а редкие вспышки света не освещали ничего — нечего освещать. Водила пальцем по лабиринтам татуировок вожака, поглядывая на чудеса за стеклом.

— Не волнуйся, — Михей задёрнул шторку. — Всё будет хорошо. — Моей макушки коснулись тёплые губы.

— Я тебе очень люблю, — призналась, испытав тёплую волну облегчения.

Хотела сказать ему, но случая не было, а сейчас мне плевать на время и место. Не это главное.

Гудок паровоза выдернул из дрёмы. Михей щурился, смотрел в окно. На жёстком лице каменное спокойствие, в чёрной бездне глаз — золотые искры. Монументальность вожака этот оборотень никогда не потеряет, есть в нём магия или нет её. Он рождён, чтобы вести за собой стаю, и это невозможно изменить.

Поезд дёрнулся и начал набирать скорость…

Открыл глаза, проснувшись от толчка тормозов. Паровоз сбавлял скорость. Рокси спала, прижавшись ко мне. За окном ночь и свет фонарей. В груди глухо ухнуло.

Приехали. Вопрос — куда?

Аккуратно переместил пару с колен на сиденье, встал. Тело затекло, но я чувствовал себя превосходно — выспавшийся, бодрый. Давно со мной такого не бывало.

Вышел на перрон — ну, здравствуй, заметённый снегом вокзал дварфов. Он мне в кошмарах сниться будет… Вдохнул холодный воздух, уловил далёкий аромат Левенроса — мой нюх далёк от идеального. Губы поплыли от улыбки. Опустился на четвереньки и совершил оборот — рядом встали две мои точные копии.

Получилось, мать вашу!

Но на поезд смотреть страшно — металл искорёжило, смяло, царапины такие будто по вагону и локомотиву скребли когтями звери размером с дом.

Из кабины машиниста на скользкий перрон спрыгнул дварф. Бородач не удержался на ногах и рухнул.

— Э-э-э… — испуганно протянул мелкий, когда я подошёл к нему. — Я довёз вас… Ни хрена плохого! — он вращал круглыми от страха глазами, видимо, решив, что зверь чем-то недоволен.

Слышать безмолвную речь оборотней дварфы не могли, а превращаться я пока не собирался. Кивнул ему в знак благодарности и пошёл будить пару.

— Мих!

— Папа!

Я не дошёл, за спиной раздались голоса моей семьи, а в открытой двери вагона появилась Роксана. Концентрация «охренеть как я счастлив» максимальная.

— Лоу?.. — Рокси растерянно моргнула.

Она не ещё не слышала, как наша девочка забавно лопочет безмолвной речью.

— Мама!

Заметно окрепший волчонок с трудом поместился у Роксаны на руках. Лоу вылизывала щёки мамы и, кажется, тоже была абсолютно счастлива.

— Мих, какого хрена? — младший явно был чем-то недоволен. — Всё понимаю — свидание, но вы обещали вернуться до начала праздника, а он уже закончился. Ничего не сказали про прогулку на паровозе. Я вас по запаху искал. Там Трикси с ума сходит, Лоу ей кровь свернула — где мама, где папа...

Трикси? Значит, жива девчонка! У меня камень с души свалился.

— Мам, я есть хочу, — пищала дочь. — Мам, я спать хочу. Пап, поехали домой?

Роксана не говорила ни слова, но её улыбка кричала — да, милый, мы это сделали!

— Ни черта себе! — Марк, наконец, заметил, искореженный поезд. — Что случилось?

— Экономический кризис на железной дороге. Целых паровозов не осталось, — отшутилась Рокси.

— Поехали домой, — я ткнулся носом в упитанный бок Лоу. — Мама яичницы поджарит. С беконом, а потом сказку почитаем все вместе.

Мы топали по заснеженному перрону, залитому жёлтым тёплым светом фонарей. Тот же состав, что и неделю назад, только между нами из прошлого и нами нынешними неделя, больше похожая на целую жизнь. Нам с Рокси предстояло выяснить, каким стало настоящее. Но…

Начало мне чертовски нравилось!

Месяц спустя

Прекрасное зимнее утро — начало многообещающего дня. Я потянулась, сощурилась от яркого солнечного света и улыбнулась — букет из беличьих хвостиков ждал меня на тумбочке у кровати. От Михея. Неизменно. По меркам волчиц, получить такой — ну очень романтично! Повздыхала немного, что не могу поцеловать мужа, и подгребла к себе сопящего рядом волчонка. Вожак всегда подсовывал мне Лоу, если с раннего утра был вынужден мчаться по делам.

— Ма-а-ам, я спать хочу.

Из-под одеяла высунулась маленькая лапа моей дочери. Когтистые пальчики растопырились и я, не удержавшись, пощекотала мягкую кожаную пятку — лапа спряталась, а недовольное ворчание мелочи ясно дало понять, что она думает по этому поводу.

— Лентяйка, — теребила её за ухо, — вставай, а то останешься без подарка на Рождество. Санта забывает про детей, которые спят до обеда.

— Старенький, память плохая? — дочь, сладко зевнув, открыла глаза.

— Вроде того, — я чмокнула её в шерстяную макушку и откинула одеяло. — Надо привлечь дух Рождества добрыми делами.

Несколько дней назад про этот праздник в Левенросе никто не знал, но я заикнулась Акуре, она рассказала Трикси, а та растрепала всей стае. Получилось не очень достоверно, но концепция оборотням понравилась, и все решили, что скучный конец года, который здесь никто не отмечал, надо превратить в весёлое Рождество. Суть праздника изменилась до неузнаваемости, а направление осталось прежним — подарки и много вкусной еды.

 От мысли о вкусняшках к горлу подступила тошнота. Стоически дождалась, пока Лоу раскачается, превратится и, укутавшись в одеяло, пошлёпает к себе переодеваться. Дверь спальни хлопнула, а я бегом бросилась в ванную, но едва переступила порог — неприятные позывы закончились. С ума сойду с этим токсикозом! Понятия не имела, как чувствуют себя в таких ситуациях женщины беременные человеческими детьми, но наш с Михеем волчонок управлял маминым организмом, как хотел. Метка на шее заныла, транслируя латиносу мои ощущения. Наша связь окрепла, и теперь муж нередко разделял со мной «прелести» новой жизни.

Эта реальность нравилась мне гораздо больше прежней — многое плохое из того, что с нами случилось, теперь не существовало. Вот только ни я, ни Михей об этом не знали — будущее сильно изменилось. Приходилось собирать информацию по крупицам из рассказов окружающих.

Пожалуй, главное изменение — пророчества о том, что вожак потеряет власть, не было и, надеюсь, не будет.

Приняв душ, переоделась в тёплый домашний костюм — настроение: сочельник — и отправилась делать ревизию продуктов перед готовкой.