Боевики покидали пикапы — вылезали из кабин, аккуратно прикрывая дверцы, или лихо перескакивали невысокие борта.

— Всё, парни, — подсевшим голосом сказал Хазим, — сегодня наш день! Сегодня мы накажем Виндзоров — выведем, как тараканов! Только помните… Знаю, что вам всё это по десять раз говорили! Послушайте и в одиннадцатый! Окончится обстрел — сразу надевайте противогазы. Хрен его знает, куда ветер подует! А теперь, что по плану… Занимаем позиции метров за двести-триста от цели, с четырех сторон света. Шатры будут видны хорошо, белые на зеленом, но цельтесь тщательно! Отстрелялись — уходите, по машинам — и газу! Хм… Итак. Север, позиция у озера Вирджиния — группа Чидози…

Громадный негр, чьи бугрившиеся мышцы распирали камуфляж, зловеще улыбнулся.

— Юг, позиция у «Двух дубов» — группа Омара.

Молчаливый араб со рваным шрамом через всю щеку слегка поклонился, и поправил ремень с увесистым револьвером «Магнум».

— Восток, позиция у римской руины — группа Даррена.

Шустрый рыжий ирландец весело ухмыльнулся, и рукавом подтер нос.

— Запад, позиция у какой-то часовни — моя группа. Датч Хоган! Твоя группа в резерве. Удачно отстреляемся — изобразите санитаров…

— Добьем, не беспокойся, — кивнул тощий голландец с узким острым лицом, бледный, как ангел бездны Аббадон.

— Не сомневаюсь… — Хазим оглядел всех напоследок, и скомандовал: — Выдвигаемся! Группа Ахмета — впереди! И чтоб все были на связи!

Мобильная группа Татаревича шла быстро, но скрытно, следуя местности — низинкой между холмов, через рощу платанов, промоиной… Объевшиеся местные олени лишь сонно глядели на людей, но не мешали их охоте.

Трое из расчета тащили на спинах разобранный миномет, Хазим волок боеприпас, а двое посматривали кругом, готовые открыть огонь, задавленный глушителями. Во избежание.

У часовни минометчики, кряхтя, собрали «средство доставки», подкрутили, подвинтили, нацелились, ориентируясь на белевшие вдали шатры и тенты. Глянув по сторонам, Татаревич прижал усик микрофона к губам, и негромко сказал:

— Первый на связи. Доложить готовность.

— Второй — Первому. Готовность раз.

— Третий — Первому. Сняли двух гвардейцев, или кто они тут… Всё тихо. Будем готовы через полминуты.

— Понял… Четвертый!

— Четвертый — Первому! — отозвался запыхавшийся голос. — Нарвались на группу спецназа! Двоих положили, третий дохнет. У нас все готово, в принципе. Ждем команды!

— Первый — Пятому.

— Все норм, — приглушенно сказал Ахмет. — Троих… того.

— Третий — Первому! Готовы!

— Вас понял… — Хазим прикрыл глаза набрякшими веками, чуя, как душит горячая кровь, и перещелкнул тумблер. Каркнул заветное: — Всем! Огонь!

Минометчики из его группы мигом ожили. Первая мина канула в ствол…

Хлопнуло по ушам, а боеприпас взвился по крутой дуге. Второй ушел — все разом пригнулись. Третий… Четвертый…

— Всё! — резко выдохнул Хазим. — Сэм, «подарок» в ствол — и уходим!

Сэм, черный как сажа, сверкнул белыми зубами, и сунул в миномет плитку «си-четыре» с примотанным взрывателем. Две минуты в их распоряжении…

Очередь из автомата оглушила и опрокинула Татаревича. Мелькавшие пятнистые фигуры едва узнавались, всё плыло перед глазами, а в груди плеснулась резучая боль. Вдали глухо бухало…

…Хазим ощутил себя лежащим на траве. Рядом маячила облупленная стена часовенки. Как злой дух, возник громила в полном боевом, следом материализовались еще трое, пощуплее. Самый худой, наставив на боснийца свой автомат, взвизгнул:

— Встать!

— Чертям привет передавайте, ребята, — ухмыльнулся Татаревич, пуская розовые пузыри.

Ствол миномета рванул, как снаряд, сметая троицу автоматчиков. Осколки провыли над Хазимом, и он возвел глаза к небу:

— Да, вроде, и не к чему уже, Господи… Но все равно… Спасибо…

Босниец ощутил умиротворение и благодать. Он же всё видел — мины падали кучно, накрывая цель… Шатры вздувались, лопались, опадали, а тяжелые клубы газа свивались в убийственное облако — оно расплывалось, мгновенно отнимая жизни.

'Засмотрелся… — подумал он с мимолетным огорчением. — Вот и утратил бдительность… Ребят жалко… — веки с трудом поднялись, открывая глазам бледно-синее небо.

«Гайда… Амира, доченька… Скоро свидимся…»

«Лендровер», угнанный у офицеров почетного эскорта, домчался с дрифтом, звеня поршнями. Ахмет выпрыгнул, кинулся к товарищу, падая на колени, и засмеялся хрипло:

— Живой! Ты живой!

— Нет… — прошелестел ответ. — Как… там?

— Всех положили, Хазим! Всех! Наповал!

— Это хорошо… — выдохнул Татаревич, и умер.

Понедельник, 20 октября. День

Москва, улица Мосфильмовская

В павильоне скучились потёмки, изрезанные лучами на тени, недвижные и шатучие. Уютный, теплый полумрак наполнялся отголосками — лексемы, то высокие и звонкие, то глухие и низкие, но одинаково невнятные, сливались в живое шумство.

Павлов поманил меня за собой, и мы на цыпочках поднялись по гулкому трапу на узкий балкончик с дырчатым полом, заставленным «юпитерами». Осторожно переступая вязки кабелей, я бочком протиснулся в закуток, откуда открывалась вся съемочная площадка, ограниченная декорацией — полукруглой переборкой звездолета. На ее фантастическом фоне толклись и Рита, и Талия с Инной.

А над площадкой, прямо напротив «нашего» с Павловым балкона, упруго покачивался мостик, изображавший верхнюю палубу — там топтались Саша Дьяченко, игравший Дива Симбела, инженера-пилота, и Фриске в роли Менты Кор, второго астронавигатора. Ослепительно улыбнувшись, Жанна помахала мне рукой и даже подпрыгнула, отчего мостик угрожающе заколыхался.

Я отзеркалил ее улыбку. Мы с Леей на днях пользовали «темненькую из 'Блестящих». В четыре руки «сварили» рак мозга, а после я лечил Жанну от бесплодия…

Гладить стройные бедра красотки занятие приятное, но не самое легкое — ладони Фриске лежали у меня на плечах, и я чувствовал, как вздрагивают тонкие пальцы. Всё ближе, ближе к моей шее…

Спасибо Лее — она заняла оборонительную позицию у меня за спиной, «чтоб эта не полезла с обнимашками!» Так, вот, и выстоял…

— Приготовились! — гулко разнесся голос режиссера, усиленный мегафоном. — Мото-ор!

— Есть мотор…

— Сцена три — «Перед стартом». Кадр два, дубль один!

— Камера!

— Есть!

— Начали!

…Рита стояла в спокойной подтянутой позе, с бумажной книгой в руках. Суровая смелость выражалась во всей ее гибкой фигуре, одетой в свободные брюки и обтягивающую блузку с засученными рукавами. Только толстый сигнальный браслет выше локтя левой руки выдавал в ней звездолётчицу.

Она смотрела поверх книги, крупные пряди густых волос спадали на нахмуренный в усилии мысли лоб. Та же напряженная дума отражалась в скорбном изгибе полных губ и черточках вокруг глаз.

Коротко вздохнув, Рита отложила книгу на чехол машины для чтения, и огляделась. В круглом зале, тоже по центральной оси корабля, прямо под пилотским сфероидом, уже собирался экипаж. Ожили циферблаты дублерных приборов, и в тот же миг из люка в потолке скользнул диск, спустивший Менту Кор и Дива Симбела.

Тихо запела настроенная на си бемоль струна ОЭС, озвучивая, что охранители электронных связей работают в штатном режиме. Звездолет более не требовал внимания и шел по заданному курсу в направлении галактического полюса.

— Красное солнце Торманса находится в созвездии Рыси — темной, бедной звездами области… — нарушила Фай выжидательную тишину, оборачиваясь к огромному экрану. На его вогнутой черноте круглился Торманс — шар густо-синего цвета, местами — фиолетового. Под ним, едва заметный, плыл пепельный диск спутника. — Такой запечатлела планету чужая экспедиция с планеты в созвездии Цефея. Видите? Под алым солнцем нет зелени, вся растительность — коричневого цвета…