— А, вот вы где!

Я и Васёнок развернулись, как по команде, встречая улыбками Светлану — «близняшка» упруго шагала навстречу знакомым уже коридором. Губы ее повело в дружелюбный изгиб:

— Пойдемте, покажете ваш гаджет…

Она развернулась, и зашагала обратно, ладно затянутая халатиком, общаясь с нами через плечо. И о чем еще говорить «Человеку Понедельника», как не о работе?

— Я уже рассказывала, кажется, про рецессивный ген паранормальности? — оживленно болтала Светлана. — И как он включает в мозгу совершенно иной механизм синтеза и обмена дофамина? А, ну да… В общем, мы буквально пару месяцев назад выяснили, что без дофамина метакортекс просто не вызревает, оставаясь в зачаточном состоянии, причем это наблюдается в мозгу у очень многих людей. А вот активация «гена паранормальности» при отсутствии зачатков метакортикальной структуры, ведёт в лучшем случае к шизофрении, в худшем — к глиальным опухолям мозга. Слава богу, это не частый случай…

— Надо тебе еще пару докторских защитить! — ухмыльнулся я. — Фактуру мы тебе подбросим!

Светлана весело рассмеялась, отпирая дверь лаборатории.

— Ну, материала столько уже, что биохимический аспект, а, частично, и генетический, у меня вообще не тронут! Я в докторской делаю упор на эффекты, связанные с ассоциациями метакортексов… Ну, и с последствиями этих ассоциаций. Кстати, пока писала, успела выяснить любопытный факт: метакортексы устроены подобно микророботам из романа Лема «Непобедимый» — пара ядер выполняет совершенно определённые локальные функции, а остальные… они как бы универсальный паззл — собираются в общую виртуальную структуру с такими же ядрами других членов домена. И чем больше метакортексов вступает в эгрегор, тем больше возможностей у каждого. Как только достигается определённый порог — возрастает количество ассоциированных ядер плюс их суммарная пропускная способность — эгрегор становится генеративным, и начинает преобразовывать темпоральную энергию в психодинамическую. Но тут всё зависит от «энергетика»! Если он в наличии, достаточно ассоциации пяти метакортексов, а вот без такового может и полусотни не хватить. Так что… Повезло тебе с Наталишкой!

— И не говори… — обронил я, жестом фокусника доставая брелок, и хлопая Васёнка по плечу. — Наше совместное производство! Ивернит плюс хитрая схема на гель-кристалле. Получился детектор ПДП — психодинамического поля. Проверено! Меня или Лею засекает метров с пяти, даже через бетонную стену.

— Ух, ты… — прошептала Светлана. — Дай подержать!

— Держи. А идея такая… — я обернулся к Васёнку. — Чего молчишь? Выкладывай, давай!

Огромный парниша покраснел, как маленький мальчик, завидевший старшую сестру раздетой.

— Идея в том, — забасил он, — чтобы провести без лишней огласки… Ну, как бы «скрининг» всех детей СССР на предмет выявления… Э-э…

— «Паранормиков», — подсказал я с милой улыбкой, подмигивая Светлане.

Это же был ее проект! Она его года четыре вынашивала, но и отказать в первенстве Васёнку я тоже не мог — уж слишком глаза горели…

Светлана понятливо улыбнулась мне, чуть заметно кивая.

— Да! — тряхнул головой здоровенный мой сынишка, не замечая перемигиваний. — Причем, вести этот самый «скрининг» лучше незаметно, не привлекая излишнего внимания. Детектор реагирует на ПДП с расстояния двух-трех метров, в диапазоне от ста миллифрейдов и выше. Метакортекс паранорма, даже маленького ребенка, в невозбужденном состоянии «фонит» в пределах двух-пяти фрейдов. Думаю, просканировав всех детей в детсадах и школах во время плановых медосмотров, можно выловить, как минимум, пару дюжин потенциальных целителей и «ведьмочек». Возни, конечно, много, но оно того стоит.

— Очень, очень интересно! — молвила Сосницкая с воодушевлением. — Тут, как мне кажется, самое сложное уже не с технической, а с педагогической стороны. Надо буквально пройти по лезвию бритвы, придумывая специальные программы обучения таких детей. «Паранормики» должны получить возможность развивать свои способности, не ощущая себя ни «нечистой силой», ни наоборот — «детьми богов», как полагал Дерагази…

Светлана выкладывала сухой остаток долгих размышлений, но Васёнок внимал ей с молчаливым восторгом — эфемерная идея, прямо у него на глазах, облекалась плотью.

— Ну, что ж… — вздохнув, Сосницкая протянула ему брелок, тут же засветившийся в присутствии паранорма.

Василий Михайлович бурно замотал головой и вложил детектор обратно в женскую ладонь.

— Это вам! Первый экземпляр! Единственный пока, правда…

— Спасибо… — Светины глаза просияли благодарностью, и женщина нежно чмокнула Васёнка в щечку. Громила зарделся…

А уж как засиял детектор!

Мне тоже досталось ласковое касание женских губ, и оба Гариных откланялись.

* * *

— Влюбился? — я с прищуром глянул на Васёнка.

Тот не засмущался и не обиделся.

— Светлана — потрясающая женщина, — медленно проговорил сын. — Но, уж если говорить о чувствах… Это она была влюблена — в тебя, пап! Да и почему — была? Думаешь, причина ее постоянного внимания к нам — страсть к науке? Скорее, страсть к тебе! Неутоленная, потаенная, но не слишком тщательно скрытая. Мне даже кажется, что Светлана частенько вспоминает те дни, когда ты ее лечил… Когда массировал ей ноги от пояса до колен… Помнишь, ты как-то рассказывал? Гладил Светину попу, иначе говоря!

— Ну, да! — фыркнул я. — Бесконтактный массаж мне быстро надоел. Он же не такой эффективный…

— Ага! — ехидно хихикнул Васёнок. — Разумеется, ты только об эффективности и думал! Но толк был. И есть! Посмотри только, как Светлана шикарно выглядит! А всё твой массаж… Представляешь, сколько Силы ты вбухал в близняшку?

— Ты мне зубки не заговаривай…

— Да не, пап! — у сына на скулах заиграл румянец. — Какая там влюбленность… Стесняюсь просто, вот и всё! — он смолк в затруднении, а затем уже не выговаривал, а выталкивал слова: — Знаешь, когда я слышу намеки на мои амурные подвиги, то улыбаюсь — этак таинственно! А ведь… Вот, никому не говорил! У меня же, кроме Маришки, никого не было, она моя первая — и единственная женщина.

— И ты стыдишься, что не дал воли дон-жуанистым наклонностям… — медленно промолвил я. Мне мучительно захотелось сказать ему, что был таким же в своей «прошлой жизни», женившись на Даше. Но не решился. Тем более что княгиня намекала на «Учредительное Собрание» Приората Ностромо, и вид у нее был весьма загадочный… Хотя, похоже, я просто увиливаю. Трушу, потому что. Вибрирую.

— Да не то, что стыжусь… — затянул Васёнок. — Просто… Не знаю. Жалею иногда, что рано влюбился! Даже в школе ни с кем из девчонок не целовался. А теперь… Понимаю, конечно, что жизнь полна неожиданностей, но Марише изменять не хочу. И не буду. Наверное, я слишком расчетлив и не способен на любовные безумства… Как подумаю… Ну, вот, появится у меня… э-э… любовница… — Густо покраснев, он заговорил горячо и сбивчиво: — У меня никого нет, пап! Да и не нужна мне другая! Вот честно! Я очень люблю Маришку, и хочу быть только с ней одной. Но — допустим! Допустим, появится другая… И надо будет лгать! Выкручиваться, притворяться, помнить о том, что уже наврал, а то и запутаться можно… Не! Слишком противно!

— Вот поэтому я никогда и не обманывал девушек, — подхватил я с назиданием, — чтобы совесть не мучала! А хранить верность — не стыдно. Я тебе потом расскажу… Будет время! — Мне даже полегчало от того, что чуток приоткрылся. Легкие выхватили долю свежего ветра, гулявшего над Большой Невкой. — Сына, тебе в жизни очень и очень повезло — ты встретил настоящую принцессу. О таком только сказки сочиняют, а у тебя — быль!

— Ага! — залучился Васёнок, а я хлопнул его по широкому плечу и молвил глубокомысленно:

— Вон оно как, Михалыч…

Четверг, 20 ноября. День

Ялта, набережная им. В. И. Ленина

…Инна, она же Чеди Даан, выскользнула в круговой коридор, где чуть не столкнулась с астронавигаторами.