— Вот именно, что «но»! — напористо сказала Инна. — Вы поглядите, какая Маруата счастливая! Помните, как Маринка сболтнула, что Арсений — старый? А Маруата ей: «И никакой он не старый, он большой!»

— Это какая Маринка? — нахмурилась Наташа. — Исаева?

— Да нет, какая Исаева! Ким! Ну… Тивиса! Она как раз что-то такое выиграла на конкурсе телеведущих, а Ричардович ее и сманил.

— Артистичная девочка, — кивнула Рита, соглашаясь.

В дверь деликатно постучались, и тут же, без особых церемоний, просунулась чубатая голова ассистента режиссера. Голова растянула ротовое отверстие в медоточивой улыбочке, и заблеяла:

— Девушки-и! Обе-ед!

— Юноша-а! — пропела Талия. — Иде-ем!

Рдеющее лицо исчезло, будто истаяло, как морда Чеширского кота, и «грации» весело рассмеялись. Дружным трио.

Пятница, 28 ноября. День

Москва, Старая площадь

Я как раз готовил бумаги к открытию трех лицеев в Киеве, Минске и Свердловске — согласно «Долгосрочной правительственной программе создания современной базы подготовки педагогических кадров высшей квалификации» — когда ко мне заглянул милейший Марк Самойлович, заведующий отделом культуры ЦК КПСС.

Виновато улыбаясь, товарищ Гинсблит протянул мне потертый конверт, обрученный скрепкой с парой листов плоховатой бумаги, рябившей частыми строчками.

— Опять он, Михаил Петрович…

— Цигельтруд? — хмыкнул я, отвлекаясь от нудной бюрократии. — Он же Коровьёв?

Марк Самойлович стыдливо повел правой рукой, левую прижимая к сердцу, и вздохнул:

— Как-то, знаете, срамно даже равняться с ним в пятой графе!

Хмыкая, я пролистал густо исписанные листки. Опус касался генеративной нейросети «Исидис», разработанной, как выразился Цигельтруд, «многолетней любовницей товарища Гарина».

Я жутко обиделся, прочитав такое — Талия была для меня значительно больше, чем любовница, но разве убогому писаке это втолкуешь?

Тихонько покашляв, товарищ Гинсблит прояснил суть претензий Коровьёва к «Исидис»: в «нейронке» якобы отсутствует «родительский контроль», то есть несовершеннолетние, по мнению уважаемого литератора, могли с помощью «Исидис» изображать реалистичную обнажёнку безо всяких ограничений — и развращаться.

Кроме того, лично товарищ Цигельтруд утверждал, что «Исидис» аморальна изначально, ab ovo: когда он обратился к «нейронке», чтобы проиллюстрировать свою новую книгу, то «Исида» выдала ему образы жутких голых монстров с лошадиными головами, с коровьим выменем вместо грудей и с лисьими ушами (распечатки монстров прилагались).

— Да-а… — ухмыльнулся я, рассматривая «веселые картинки». — Босх отдыхает! Вот что, Марк Самойлович… Этого писучего товарища я аккуратно размажу в соцсетях, а что касается сути сего момента… Понимаете, «Исидис» не нуждается во внешнем «родительском контроле» — это не «протез мозга» для тех, кому лень думать, и не рисовальная машина в помощь тем, кто не владеет кистью. «Исида» — реально искусственная личность, обладающая всеми атрибутами таковой: органами чувств, объектным и ассоциативным мышлением, долговременной памятью, интуицией, эмоциями — в той мере, в какой их можно было алгоритмизировать… «Исидис» безошибочно определяет возраст, пол, интеллектуальный уровень, интересы собеседника — и соответственно строит общение с ним. Проще, знаете, обмануть полиграф, чем эту «искусственную женщину»! Так что… Не будет «Исидис» рисовать детям голых баб, пусть даже не надеется! Она очень деликатно «съедет с темы», изобразив что-нибудь иное, нейтральное. А что касается монстров товарища Коровьёва… — я развел руками. — Ну, значит, он реально сам хотел намалевать что-то подобное, просто стеснялся себе в этом признаться!

Хихикая и потирая сухонькие ручки, товарищ Гинсблит удалился, а я, энергично шурша ладонями, словно пародируя завотделом по культуре, подключился к Интерсети.

Начну с «Контакта» и «Одноклассников»…

Вторник, 2 декабря. День

САДР, база ВМФ СССР «Дахла»

Гигантский «Руслан» шел на снижение — под необъятными крыльями стыл синий гофр Атлантики. Обливные валы катились в вечном своем движении, перебирая солнечные блики, а на востоке стелились иные волны — иссохшего красного песка, перевеваемого ветром.

В гулком грузовом отсеке копились негабаритные, но легкие пластмассовые контейнеры — транспортник вёз обмундирование, постельное белье, и самую ожидаемую поклажу — письма да посылки.

«А я — как Дед Мороз!» — усмехнулся вице-адмирал Гирин, поглядывая в иллюминатор.

Вчерашний приказ главкома застал его врасплох. Впрочем, если подумать, то это уже примета возраста — привык он к своему Крыму, к Черноморскому флоту, к 5-й ОпЭск.

Крейсируешь по Средиземке, грозишь буржуям от Тартуссы до Котора, или до Бизерты… Круиз!

И вдруг — «Здрасьте вам через окно!» — как в Одессе говаривают…

«Товарищ Гирин, принимайте командование 7-й ОпЭск. Выводите отряды боевых кораблей в океан — и курс на север!»

Главком явно чего-то недоговаривал… Или сам понятия не имел. Да нет, знал, скорее всего, но придерживал информацию до поры.

Хорошо, хоть с Настей успел попрощаться — так и прибежала в костюме звездолетчицы, любимая и желанная. Единственная…

— Товарищ вице-адмирал, — выглянул второй пилот, — пристегнитесь. Садимся!

— Есть! — обронил Иван Родионович, не думая, и затянул ремень.

Бетонные полосы аэродрома будто притянули «Ан-124». Вздрогнув, воздушный исполин сел, пустив из-под колес дымок паленой резины и клубы пыли.

На африканском солнце грелись трудяги «Ил-76», да парочка «Як-40» в ливреях «Сахара эйрлайнз». Вдали, мрея в горячем воздухе, белели «Ту-160».

Турбины «Руслана» еще глухо свистели, когда Гирин спустился по аппарели, окунаясь в тепло. Плюс двадцать!

После Заполярья, с его морозами и полярной ночью, Южный берег Крыма ощущался как курорт даже зимой. Он и разнежился. Но Дахла и вовсе рай! Летом — да, зной и сушь, но сейчас… Красота!

— Подвезти, товарищ вице-адмирал?

Иван вздрогнул, заслышав знакомый голос, и резко обернулся. Из окна новенькой «Волги» выглядывал, осклабясь, Тахмасиб Мехти, седой, сухой, но довольный.

— Тахмасиб Гасанович! — воскликнул Гирин, чуя, как лицо перетягивает радостная улыбка. — Вот это ничего себе! И вы здесь?

— Садись, подброшу! — Мехти хохотнул. — Это я у командования напросился. На пенсии скучно-о, сил нет, а здесь теплее, чем в Баку… — дождавшись, пока Иван сядет, он тронулся и покатил вдоль берега. — Вон твои лоханочки… Лазурное небо, синяя бухта и красный песок. Классика!

Гирин лишь кивнул, охватывая глазами корабли. Эсминцы типа «Сарыч» и «Лидер» швартовались у причалов и пирсов, к ним присоседились «Атланты» — «Комсомолец», «Россия» и «Слава». А вот «Орланы» стояли на рейде — «Жданов», «Дзержинский», «Киров» и еще один… «Фрунзе»? Точно, он… Старенький, да удаленький «Новороссийск», серая махина УДК «Ленинград»… А «Иосиф Сталин» даже громаду «Ульяновска» перерос, совсем загородил, один «остров» выглядывает! Еще бы… На «Осе» — девяносто самолетов. Два авиаполка!

— Сказали хоть, куда шлют?

Иван перехватил острый взгляд старого моряка, и покачал головой.

— Сказали: «Курс на север!»

— Ага… — каркнул Мехти. — Ну, я так и думал.

Гирин повернулся к нему.

— Думаете… Англия?

— Скорее, Шотландия… — медленно проговорил контр-адмирал в отставке. — Обстановочка там… Накаляется! На границе уже БД случаются. Ох, и зима у них будет… Жаркая! Но это всё так — мысли вслух! — построжел Тахмасиб Гасанович. — Москва, может, и контачит с Эдинбургом… Ну, тут… Сам же видишь — раскол пока неофициальный, шотландцы никакой «самостийности» не провозглашали…

— Силы копят, — усмехнулся Иван. — Эмиссаров шлют во все стороны… Вон, один уже засветился в Бонне! Некий Эндрю Брюс. Если верить «Би-Би-Си», советский шпион и посланник самозванца Роберта IV Стюарта.