Я впитываю ладонью прохладу окна, отстранённо вспоминая, как ещё на днях мечтала, что Раф позвонит, а лучше придёт без звонка, да хоть посередине ночи! И это будет остро, будет феерично… Будет как-то иначе, чем ощущается сейчас — суррогатом взаимности, имя которому «участие».

Я так хотела поговорить о нас, но обсуждаем мы почему-то Артура.

— Если?! — психует он. — Даже не допускай такую мысль, договорились?

Раф пытается отдышаться, наматывая очередной километр на беговой дорожке. В ушах наушники, поджарый торс блестит в мягком освещении домашнего спортзала. Я безуспешно ищу в нём изъяны, будто те могут сделать Адриана чуть менее недосягаемым.

Без шансов.

— Ты преувеличиваешь опасность пустяковой беседы за чашкой какао, — хрипло смеюсь, на всякий случай опуская ресницы. Отец говорит, что я совсем не умею врать.

Адриан перекидывает через плечо футболку и жадно выпивает остатки воды из бутылки.

Я, кажется, не дышу, наблюдая за тем, как двигается его кадык. Щекам становится горячо-горячо! Как будто наблюдаю за чем-то неприличным.

— Серж видел вас в клубе.

Всё-таки растрепал, гад.

Хотя чему удивляться? Персона Вяземского сама по себе магнит для пересудов.

— Где?.. — пытаюсь выиграть время, уже понимая, что вразумительно объяснить подобную вылазку не сумею.

— Ты слышала.

Да, слышала. Не прокатило… Ладно.

— Тогда он должен был видеть, что мы даже не танцевали вместе. — Провожу по лицу прохладной ладонью. — И даже будь оно иначе, почему оправдываться должна я, а не ты? Тот, кто посчитал меня способной влезть в чужие отношения. Он помолвлен, Раф. А у меня есть миллион и одна причина не начинать романов в клубах.

Последняя — фатальная, похоже. Ведь с Рафом всё закрутилось именно там.

— Варь, извини, — отзывается он искренне. — Ты пойми, я ведь не осуждаю. Только боюсь, что снова обожжёшься. А это обязательно случится, если продолжишь в том же духе.

Наверное, нужно радоваться. Небезразлична — уже хорошо, пусть хотя бы так… Но пока что-то не очень получается.

Попрощавшись, первой завершаю вызов. Проверяю сообщения от Вяземского. Ни слова.

А ведь мы договаривались увидеться в полдень. Звонок Рафа задержал меня на четверть часа. Даже странно, что Артур ещё не подаёт признаков недовольства.

Встряхнувшись, накидываю поверх футболки толстовку. Мне это нужно в первую очередь, значит заглянуть к соседу всё-таки придётся.

Ливень стоит стеной. Спрятав голову под капюшон, нерешительно разглядываю ворота.

В последние дни дворецкий мне на глаза не попадался. Вообще вся прислуга словно испарилась, что несколько напрягает. Одно дело встречаться на виду и совсем другое — уединиться в одной из многочисленных комнат.

Сердце тревожно сжимается, стоит постучать в массивную дверь. Слышно как эхо разлетается по всему дому, словно звон чугунного колокола. Устав ждать, когда мне откроют, пишу Артуру короткое сообщение, что я пришла.

С рукавов промокшей толстовки по пальцам стекают ледяные ручьи, а ответа всё нет. Даже не просмотрено! Не зная его щепетильности к договорённостям, я бы уже умчалась домой, в глубине души испытывая острое облегчение.

Может, я научусь подобно Вяземскому относиться к жизни с ленивым пренебрежением и флегматичностью постигшего дзен философа. Вот только произойдёт это не раньше, чем я перестану предательски робеть рядом с бесцеремонным, высокомерным, слишком часто нарушающим личные границы, слишком порочным соседом.

Рядом с тем самым соседом, который всю сознательную жизнь вселял в меня необъяснимый страх, но оказался таким классным коучем.

Набрякшая дождём толстовка тяжелеет, с кончиков волос срываются крупные капли.

— Будет повод сказать, что промокла и приду завтра. Я только на минутку, — успокаиваю сама себя, обнаружив, что дверь не заперта.

Обстановка внутри шикарная и в то же время дико неуютная. Всё идеально, но без души. С первым же гулким шагом решаю оставить кеды в прихожей и тихой мышкой пробираюсь вглубь дома, заглядывая поочерёдно во все комнаты. Чем дальше, тем неприятнее становится от вероятности напороться на кого-то из прислуги.

Все двери приоткрыты и только в одну заглянуть не решаюсь. Здесь по моим расчётам находится спальня Артура. Негромко стучусь раз, второй… На третий, контрольный — настойчивее…

И едва принимаю решение вернуться домой с чистой совестью, краем уха улавливаю стремительно приближающееся клацанье когтей по мраморному полу.

Округляю глаза, давясь застрявшим в горле вскриком.

А про спаниеля-то я забыла напрочь!

Несущийся на меня ураган зубов и ярости не оставляет ни желания, ни шансов следовать этикету. Я залетаю в комнату Артура, подпираю спиной дверь, вздрагивающую под ударами коротких лап и только затем осматриваюсь.

В первое мгновение мне кажется, что Артур успел с утра накидаться. Иначе не объяснить его полуосознанного взгляда и леденящей кровь улыбки.

— Какие люди… — меня коробит, столько яда звучит в одном этом слове.

Он слегка раскачивается, сидя на кровати. Трясется весь. При том, что жарко жуть как! Даже в мокрой толстовке мне моментально становится душно. А на нём целых два одеяла!

Ну, понятно. Промок вчера, простудился…

Видимо, как вырубился, так и проспал до сих пор.

Неуверенно делаю пару шагов к нему. Дотрагиваюсь до колючей щеки, прикасаюсь ко лбу. Горит. Пытается перехватить мои пальцы.

— Тише… Давай ты приляжешь. Я вызову врача.

Аккуратно толкаю Артура на подушки. Не поддаётся! Надавливаю сильнее, сжимая руками покрытые испариной плечи. Его потресканные губы дёргаются в улыбке.

— Явилась, душа моя? Не выдержала…

Стойкий запах его парфюма сейчас перебивает что-то густое и опасное. Интуиция требует немедленно убраться, но уже поздно…

Я с ужасом осознаю, что Вяземский запускает руку мне в волосы. Лицо от неловкости начинает гореть.

— Отпусти, ты делаешь мне больно, — стараюсь говорить спокойно, но голос подводит. Когда от неожиданности захватывает дух, никакой выдержки не хватит. — Ты меня слышишь? Я сейчас разозлюсь и уйду!

— Не уйдёшь! — Он требовательно притягивает меня ближе и прижимает лбом к своему лбу. — Так просто я тебя не отпущу, раз пришла…

В моем горле стучит. Он в бреду и мне всё это кажется бредом.

— Артур, перестань! — Отчаянно упираюсь, но у него значительное преимущество в весе и неожиданная сила в жилистых руках. — Да отпусти же ты меня! Клянусь, я тебя сейчас покусаю!

— Иди ко мне, Ника…

Ну вот как? Как я постоянно умудряюсь влипнуть в историю?

— Я не твоя Ника!

Я в таком шоке, что не успеваю отреагировать. Вяземский валится со мной на кровать, уверенно ныряя руками под толстовку.

— Заткнись… — «ласково» выдыхает мне в рот сухими губами.

Варя

Я извиваюсь ужом, пытаясь если не сбросить с себя неадекватного Артура, то хотя бы нанести ему максимум увечий. Должно же что-то привести его в чувство?!

Слышу, как шлёпается на пол моя толстовка. Футболка тоже успела отсыреть, но чёрта с два я с ней расстанусь.

— Добить пришла?.. Месть удалась. Браво…

Его рука плавно скользит вверх по моим рёбрам. Всё происходит неожиданно и быстро. Так быстро, что весь недолгий промежуток между его бессвязным монологом и тревожным звуком отрывающейся от моих джинсов пуговицы, не отпечатывается в сознании иначе, чем смазанной паникой и растерянностью.

Я не понимаю, как до него достучаться. Надеяться на физическую силу не приходится. Своими глазами видела — эти руки не только игре на пианино обучены, но и способны запросто ломать кости.

— Тебе конец! — шиплю, пытаясь высвободить запястье из мёртвой хватки.

— Оставь мне эту ночь на память…

Прерывистый одержимый шёпот пускает по позвоночнику мурашки.

Сердце начинает набирать обороты. Дыхание учащается. Во рту пересыхает от осознания, что ещё немного и ему потом придётся долго каяться, а мне — как-то жить с этим.