– Быть не может. Это ложь.

– Он, похоже, придерживается иного мнения. Только член коллегии адвокатов, каковым я не являюсь, может брать деньги от убийцы за попытки избавить его от смертной казни. Так что искренне сожалею, что ничем не могу вам помочь. Вот ваши деньги.

– Я не убийца, Гудвин.

– А я не имел в виду настоящего убийцу. Я подразумевал лицо, против которого собраны весомые улики, способные убедить присяжных. При таком раскладе ему и его сообщнику не избежать приговора.

Налитые кровью глаза Рэкхема не мигая вперились в меня.

– Я не хочу, чтобы вы уберегли меня от смертного приговора. Я только прошу, чтобы вы помогли убедить их не подставлять меня… повлиять на Зека, чтобы меня не подставляли.

– Понимаю, – сочувственно произнес я. – Хотя он преподносит дело иначе. Поэтому я не желаю вставать на пути лавины. Я пришел сюда главным образом для того, чтобы вернуть вам деньги и кое-что сказать. Уже так явно запахло жареным, что я не могу назвать никакой цены, но готов сделать предложение, если вы соизволите его выслушать. Только от себя лично.

Рэкхем вдруг занялся гимнастикой. Его руки, которые спокойно лежали на коленях, задергались, пальцы сжались в кулаки, потом разжались, и так несколько раз подряд. Мне эти упражнения быстро наскучили, тем более что я не ожидал от Рэкхема подобного малодушия. Картина к тому времени была предельно ясна. И мне казалось, что человек, у которого хватило смелости, не имея другого оружия, кроме ножа, ночью заколоть в лесу жену, охраняемую доберманом-пинчером, теперь, когда его загнали в угол, должен отреагировать иначе, а не сидеть с постной физиономией, сжимая и разжимая кулаки.

Он заговорил:

– Послушайте, Гудвин, я сам прекрасно понимаю, что чертовски сдал. Как-никак почти пять месяцев прошло. В первую неделю было не так тяжело. Все пришли в замешательство, всех подозревали, допрашивали. Арестуй они меня тогда, мой пульс не участился бы ни на один удар. Я был готов сражаться и сражался бы до победного конца. Но чем дальше, тем невыносимее становилось ожидание. Я порвал с Зеком, не продумав все как следует… Тогда мне казалось, что я должен покончить с прошлым и выйти чистым. Особенно после предварительного слушания в Вашингтоне и после вмешательства прокурора Нью-Йоркского округа. В итоге всякий раз, как звонили по телефону или в дверь, у меня начинало сосать под ложечкой. Ведь речь шла об убийстве. Если бы меня арестовали, мне стало бы ясно, что сфабрикованы улики, которые не оставляют сомнений, что мне уже не отвертеться. Терпеть такое можно день, или неделю, или даже месяц, но для меня пытка тянется бесконечно, и, клянусь Богом, я уже больше не могу. – Он закончил свои упражнения для рук, сжав кулаки, так что костяшки пальцев побелели. – Я дал маху с Зеком, – жалобно проскулил он. – Когда я с ним порвал, он послал за мной и недвусмысленно дал понять, что только от него зависит, попаду ли я на электрический стул. Я вышел из себя. Когда со мной такое случается, я потом не способен вспомнить, что? говорил. Однако мне не верится, чтобы я мог брякнуть, будто у меня самого есть улики против Зека, позволяющие его шантажировать. Впрочем, в любом случае я наговорил лишнего. – Он разжал кулаки и растопырил пальцы, обхватив ими бедра. – И с тех пор тянется эта тягомотина. Вы сказали, что у вас есть предложение?

– Да. И похоже, без меня вам никак не обойтись.

– В чем оно заключается?

– Я сказал, что оно исходит лично от меня.

– Так в чем оно состоит?

– Вам надо поговорить с Зеком.

– Зачем? Я не поверю ни одному его слову.

– Значит, вы будете общаться на равных. Давайте разберемся. Могла ваша жена доверять вам? Могли ваши друзья доверять вам… Те, которых вы заложили Зеку? Могу я положиться на вас? Сам же я предупреждал, чтобы вы не доверяли мне, не правда ли? Люди способны сотрудничать лишь в двух случаях: когда между ними царит взаимное доверие или когда каждый, ожидая подвоха, держит ухо востро. Если перепутать, получится бардак. Вы с Зеком как раз два сапога пара.

– С Зеком?

– Конечно. – Я развел руками. – Вы в западне. Да еще в какой… Вам из нее не выкарабкаться. Вы даже согласны положиться на меня, обманщика, не заслуживающего никакого доверия, чтобы я вас выручил. Вам ясно, что сухим выбраться из воды не удастся… И неудивительно. Больше всего вы обеспокоены тем, как бы против вас не сфабриковали улики. Вы отчаянно добиваетесь того, чтобы вас не подставили. Что ж, это, пожалуй, выгорит. У Зека есть новый человек, некий Рёдер, который недавно перебрался сюда с Западного побережья. Так вот он разработал совершенно гениальную операцию. Мне поручено помогать в ее осуществлении. Думаю, мне это по силам. Операция продумана до мелочей, а по хитроумию далеко превосходит самые изощренные аферы. Если удастся заручиться помощью человека, обладающего вашим положением, риск будет исключен. Как, впрочем, и любые последствия.

– Нет. Именно из-за этого я и…

– Подождите. Как я уже говорил, это моя личная инициатива. Я не передам вам того, что сказал мне вчера Зек, но советую принять мое предложение. Я могу организовать вашу встречу с ним. Вам не придется заниматься тем, чем вы занимались прежде. Теперь вы миллионер и можете даже ставить свои условия. С другой стороны, тридцать миллионов людей подозревают вас в убийстве жены, так что вы должны идти на кое-какие уступки. Давайте вместе отправимся к Зеку. Вы дадите ему понять, что готовы выслушать его предложения. Если он упомянет операцию Рёдера, пусть объяснит поподробнее. И тогда решите сами, как быть. Я сказал вам, почему не хочу, чтобы вас или еще кого-то подставили, обвинив в убийстве, и уверен, что Зек не сделает этого, если убедится, что вы ему поможете.

– Ненавижу его, – хрипло выдавил Рэкхем. – Он меня пугает, и я ненавижу его!

– Мне он тоже не по нутру. Я ему так и сказал. Как насчет завтра? Допустим, в четыре часа, а без четверти три я заеду за вами?

– Я не могу… завтра не могу…

– Пора кончать с этой ерундой! Или вы хотите вечно прислушиваться к телефону и звонкам в дверь? Покончим с этим раз и навсегда!

Он потянулся к нетронутому стакану, залпом опустошил его, содрогнулся и утер рот ладонью.

– Позвоню вам около полудня, чтобы подтвердить наш уговор, – сказал я и приподнялся, чтобы идти.

Он не стал провожать меня до двери, а я не стал обижаться, понимая его состояние.

Вот так вышло, что, когда Вульф пришел ко мне в офис, пора было изготавливать двойное дно в портфеле. В итоге мы провозились до полуночи, обсуждая все детали и пытаясь предусмотреть любые случайности. Подобным образом надо поступать всегда, хотя все предвидеть невозможно, тем более в столь щекотливом деле, как наше.

На следующее утро, во вторник, возникло как раз такое непредвиденное обстоятельство. Камешек, брошенный из Уайт-Плейнса, угодил в шестеренку хитроумного механизма, сконструированного нами с Вульфом, и конвейер внезапно стал. Я только успел позавтракать с Фрицем, когда зазвонил телефон. Я отправился разговаривать в кабинет. Звонили из конторы окружного прокурора Уэстчестера.

Разговор был краткий. Повесив трубку, я немного посидел и потаращился на телефонный аппарат, а потом скрепя сердце стал накручивать диск, набирая номер «Черчилля». И эта беседа была недолгой. Закончив говорить, я на мгновение задержал палец на нажатом рычажке, а затем позвонил по другому номеру.

На второй звонок трубку сняли и гнусавый голос произнес:

– Да?

– Я хотел бы поговорить с мистером Рёдером.

– Я слушаю.

– Это Гудвин. Мне только что позвонили из Уайт-Плейнса и потребовали, чтобы я немедленно явился к окружному прокурору. Я спросил, можно ли это отложить, учитывая, что на два часа у меня назначена встреча, но мне отказали. Я позвонил в «Черчилль» и оставил записку, что до завтра уехал из города. Надеюсь, что завтра все получится. Дам вам знать при первой возможности.

Молчание.

– Вы меня слышали?

– Да. Желаю удачи, Гудвин.