По глазам Зека, уже не вылезавшим из орбит, легко было догадаться, насколько он разделяет мнение Вульфа.

– Вот в чем дело, – продолжал Вульф. – В течение двух месяцев, проведенных здесь в этом диком обличье, я собрал достаточно улик, чтобы добиться вашего осуждения на основании трех десятков федеральных законов. Заверяю, что улики сверхнадежные и убедительные и находятся в руках человека, остановить или запугать которого вам не под силу. Придется поверить мне на слово, что, когда улики станут достоянием гласности, с вами будет покончено. А их непременно огласят, если что-то случится с мистером Гудвином или со мной. Думаю, вы мне поверите, поскольку признаёте, что я не уступаю вам в интеллекте, а завершать пять кошмарных месяцев жалким блефом было бы, по меньшей мере, безрассудно. Однако, если вы полагаете, что я блефую, пожалуйста, помотайте головой из стороны в сторону.

Зек не шелохнулся.

– Если думаете, что я располагаю такими уликами, пожалуйста, кивните.

Кивка не последовало.

– Предупреждаю вас, – в голосе Ниро Вульфа зазвенел металл, – что мы с мистером Гудвином не остановимся ни перед чем.

Зек кивнул. Не так, чтобы голова оторвалась, но все-таки кивнул.

– Вы согласны, что в моем распоряжении есть такие улики?

Зек снова кивнул.

– Отлично. Тогда мы сторгуемся. Хотя я чту федеральные законы, ничто не обязывает меня ловить тех, кто их нарушает. Без малейших угрызений совести я оставляю это право за другими. Но я имею важные обязательства перед одним лицом, которые должен соблюсти. Миссис Рэкхем уплатила мне крупную сумму, чтобы я действовал в ее интересах, а на следующий день ее убили. Я, безусловно, обязан разоблачить ее убийцу – не только во имя ее памяти, но и ради самоуважения, – ибо потерпел фиаско. Я никогда прежде не терпел неудач и теперь терпеть не намерен. Мистер Гудвин, как мой помощник, делит со мной бремя неудачи и тоже не хочет примириться с ним.

Зек вновь кивнул, возможно одобряя наши высокие моральные принципы.

– Так что мы можем заключить сделку, – предложил Вульф. – Позавчера вы сказали, что располагаете уликами, которых вполне достаточно, чтобы осудить Рэкхема за убийство жены. Или можете легко их заполучить. Это правда?

Зек кивнул. Акульи глаза впились в Вульфа.

– Очень хорошо. Я вам верю, поскольку представляю, на что вы способны. Предлагаю следующую сделку. Я передам вам улики против вас в обмен на улики против Рэкхема. Согласны?

Зек кивнул.

– Конечно, обмен произойдет на моих условиях. Мне можно доверять, вам – нет. Сначала я получу то, чем располагаете вы. Впрочем, я прекрасно понимаю, что детали такой важной сделки следует тщательно обговорить, поэтому предлагаю обсудить их и покончить с этим делом прямо сейчас. Мы развяжем вам руки и вытащим из вашего рта платок, но прежде хочу еще раз вас предупредить. Вы не должны двигаться, пока мы не закончим. Если вы попытаетесь дотянуться до кнопок или подать любой другой сигнал вашим людям, умрете сразу. Не говоря уже о том, что против вас останутся убийственные улики. Это понятно?

Зек кивнул.

– Вы готовы обсудить условия?

Зек кивнул.

– Освободи его, Арчи! – приказал Вульф.

Поскольку мне нужны были свободные руки, чтобы развязать путы, я отложил «карсон» на полированный стол Зека. Я отдал бы годовое жалованье, чтобы кинуть взгляд на Рэкхема, но это могло все испортить. Так что я отложил пистолет, обогнул стул Зека, опустился на корточки и принялся распутывать узел. Сердце колотилось о грудную клетку, как отбойный молоток.

Я не видел, что? случилось, поскольку мог только прислушиваться. Заметил я лишь одно: руки Зека внезапно конвульсивно дернулись, словно он пытался защититься от Рэкхема, который метнулся к оставленному без присмотра пистолету. В эту секунду еще больше, чем на Рэкхема, мне хотелось бы посмотреть на Вульфа, который обещал броситься под какое-нибудь прикрытие, как только Рэкхем скакнет за пистолетом. Я отчаянно спешил освободить руки Зека, но, хотя Вульф использовал именно тот узел, который мы с ним разучили, затянул он его слишком сильно. Я едва распутал узел и начал стягивать веревку с запястий Зека, когда раздался выстрел, а за ним и второй. Не успел я спрятать бечевку в карман, как тело Зека накренилось на бок, а потом осело вперед. Распростершись на полу, я изогнул шею и, увидев прямо над собой искаженное до неузнаваемости лицо Зека, выдернул у него изо рта носовой платок, потянулся под стол и надавил на одну из кнопок.

Тогда я не знал, да и по сей день не знаю, донеслись ли выстрелы через звуконепроницаемую дверь, или сработал мой сигнал. Я не слышал, как открылась дверь, и почти тут же оглох от беспорядочной пальбы. Немного погодя я осторожно выбрался из-под стола и поднялся на ноги.

Шварц и его напарник стояли в дверях, у одного из них в руках я разглядел сразу два пистолета, а у второго один. Рэкхем лежал распластавшись на полу, лицом вниз. Вульф стоял у края стола, повернувшись к двери с перекошенным от гнева лицом – такого выражения видеть мне еще не приходилось.

– Подонок, – горько произнес я, и, признаться, голос мой дрожал вполне естественно.

– Руки вверх! – выпалил Шварц, наступая.

Ни Вульф, ни я не подумали повиноваться. Зато мой босс заговорил:

– С какой стати? – В голосе его подавленность звучала еще ощутимей, чем в моем, но в то же время в нем слышалось презрение. – Это его они пропустили с оружием, а не нас.

– Следи за ними, Гарри, – бросил Шварц и, обогнув стол, приблизился ко мне.

Не обращая на меня внимания, он склонился над бездыханным телом Зека, провозился с полминуты, потом выпрямился и провозгласил:

– Он мертв.

Гарри, не выдержав, заверещал:

– Господи, неужели и вправду мертв?

– Да, – подтвердил Шварц.

Гарри развернулся, толкнул дверь и был таков.

Шварц секунды три, не больше, провожал его взглядом, потом вдруг подпрыгнул, словно я его ущипнул, быстро зашагал к двери и вышел вон.

Я приблизился к Рэкхему, убедился, что он еще более мертв, чем Зек, и повернулся к Вульфу:

– Что же, похоже, на сегодня с нас хватит. Пойдемте.

– Нет, – мрачно сказал Вульф. – Безопаснее подождать, пока они все разбегутся. Позвони в полицию.

– Прямо отсюда?

– Да.

Я подошел к столу Зека и придвинул к себе один из телефонных аппаратов.

– Подожди. – Никогда еще я не видел его таким мрачным. – Сначала набери номер Марко. Я хочу поговорить с Фрицем.

– Сейчас? Побойтесь Бога!

– Именно сейчас. Должен же я получить удовлетворение, равноценное кошмарным лишениям, которые претерпел? Я должен с телефона Зека сказать Фрицу, чтобы он немедленно отправлялся домой и готовил ужин.

Я вызвал телефонистку.

Три дня спустя, в пятницу днем, я сказал Вульфу:

– Ну теперь-то наконец дело завершено?

– Нет, чтоб меня разорвало, – сварливо буркнул он. – Я еще должен отработать аванс.

Было шесть часов, и он только что спустился из оранжереи, призывая проклятия на голову Хьюитта, который, дескать, не умеет обращаться с цветами. На мой взгляд, Хьюитт проклятий не заслужил. Учитывая два тягостных путешествия, которые выпали на долю наших нежных орхидей, на Лонг-Айленд, а потом обратно, пребывали они в отменной форме, особенно самые капризные – мильтонии и фаленопсисы. Вульф просто пытался внушить, по крайней мере себе, что орхидеи скучали без него.

Фриц хлопотал вокруг него, как мать, которой вернули ребенка, заплутавшего в пустыне и питавшегося мякотью кактусов и хвостами ящериц. За семьдесят два часа Вульф набрал десять фунтов, и ни унции меньше, несмотря на всю суматоху, связанную с переездом. Судя по подобным темпам, он должен был восстановить прежний вес задолго до Дня благодарения. Складки на его лице понемногу разглаживались, бороду и усы он сбрил, конечно, сразу же и вымыл все масло из волос. Я пытался убедить его, чтобы берег форму, но он даже спорить со мной не стал. Лишь дольше обычного торчал на кухне с Фрицем, обговаривая рецепты самых экзотических кушаний.