Девушка старательно демонстрировала свой наряд. Прошлась в одну сторону, потом в другую, несколько раз взмахнула руками, будто желая доказать, что швы выдержат, даже если она ввяжется в драку или займется сбором падалицы в саду. Затем повернулась спиной к публике, чтобы продемонстрировать, как одежда сидит на ней сзади.
В общей сложности она повторила номер модели раза четыре через равные промежутки времени, четко и любезно. Произносила его так, словно сообщала некую тайну своим закадычным друзьям, в которых души не чаяла.
Когда же манекенщица сняла пальто, перекинула его через руку и, вздернув подбородок, улыбнулась зрителям в заднем ряду, кое-кто даже зааплодировал.
Она скрылась за правой дверью, и тут же отворилась левая, выпустив еще одно прелестное создание, на котором я тоже женился бы не раздумывая. Эта была блондинкой, в серой меховой накидке, отороченной ярко-красным. «Три-восемьдесят и четыре-девятнадцать».
Прислушавшись к шепоту соседей, я уяснил, что 380 – номер накидки, а 419 – красного вечернего платья, которое девушка продемонстрировала, сняв накидку. Сверху спереди платье было вполне себе простеньким, прикрывая все, что нужно, а сзади оказалось еще проще – начиналось только от талии, целиком оголяя спину.
Сидевшая справа от меня дама прошептала своей соседке: «Черт подери, у меня как раз есть клиентка, которая бы такое платье с руками оторвала, вот только я не рискну ей его продать».
Хочу сразу же кое-что прояснить. За весь показ перед нами предстало шесть девушек, считая вместе с Синтией Нидер, и я не задумываясь женился бы на каждой. А почему нет? Каждая продемонстрировала около дюжины нарядов. Кто-то из этих прелестниц появлялся на сцене реже, кто-то – чаще. Под конец я был настолько ошеломлен и обескуражен, что просто не знал, как поступил бы на месте оптовиков, которым приходилось выбирать модели. Скорее всего, купил бы все.
Вечером, доложив Вульфу о том, что поездка прошла впустую, я принялся рассуждать:
– Только подумайте, что? было бы, женись я на всех сразу! Мне бы пришлось подыскать квартиру попросторней. Где-нибудь между Пятой и Мэдисон-авеню, в районе Шестидесятых улиц. Представьте себе: очаровательный осенний вечер. Я сижу в гостиной и читаю газету. Потом отбрасываю газету в сторону и хлопаю в ладоши. Заходит Изабель. На ней кухонный передник до середины икры с двойной кромкой. В руках кувшин с молоком и блюдо сэндвичей с ветчиной. Она соблазнительно произносит: «Два-девять-три» – и грациозным движением ставит на стол тарелку и кувшин, не проливая ни капли, а затем удаляется. Появляется Франсина. На ней обтягивающая пижама – накладные плечики… штанишки с заниженной талией. Она приближается ко мне, кружась и четырежды повторяя: «Четыре – тридцать один», прикуривает мне сигарету и, танцуя, уходит. Наступает очередь Делии. На ней стильный кружевной бюстгальтер ручной работы с выступающими…
Вульф фыркнул:
– А потом заходит еще одна, нагая. В руках у нее корзина со счетами, твоя чековая книжка и ручка.
Что тут поделаешь? К прекрасному полу босс относится предвзято.
Однако вернемся к показу. Он длился больше двух часов, и, судя по аплодисментам, прошел весьма успешно. По всей видимости, дела «Домери и Нидер» и дальше будут идти в гору.
На мой взгляд, звездой показа стала Синтия, в чем со мной были склонны согласиться остальные присутствующие. Ее наряды срывали настоящую овацию, в которую, не скрою, вносил немалую лепту и я. Как гость Синтии, я считал своим долгом от души хлопать именно ей.
Из комментариев соседки справа, дамы явно осведомленной, я узнал, что все демонстрируемые наряды Синтия придумала сама. Прочие туалеты создал Уорд Роупер, в прошлом помощник Пола Нидера. По словам авторитетной дамы справа, Уорд был хорошим имитатором, но не более того.
Тем же вечером я все в подробностях изложил Вульфу. Сделал это по нескольким причинам. Во-первых, знал, что боссу будет скучно, а мне хотелось его позлить. Во-вторых, желал показать, что не спал во время показа, хотя толку от этого – кот наплакал.
Поскольку результатов от моей поездки было негусто, сперва я изложил их на одном дыхании:
– Следуя указаниям Синтии, я проник в зал, нашел себе место в пятом ряду, окинул взглядом посетителей, числом около двухсот, однако ни одного бородача не увидел. Затем я сел. Мисс Нидер выходила на сцену четырнадцать раз. Условного знака так и не подала. Когда она появилась после окончания показа, ее тут же окружила толпа. Опять же согласно инструкциям, я не стал пробиваться к ней. Спустился вниз, сел в машину, сказал Солу, что на сегодня у нас больше нет дел, и сунул Хербу Аронсону десятку.
– Что дальше? – проворчал Вульф.
– Дальше надо думать, а это уже ваш удел. Мы не вправе пойти против воли клиента и поставить на уши полицию. Можем обратиться к частным сыскным агентствам, чтобы они прочесали город. Или попытать счастья на очередном показе для оптовиков, который, как вы знаете, состоится в четверг, в десять часов утра. Или же вспомнить, что именно мисс Нидер говорила о личных бумагах дяди.
– Она даже не уверена, существуют ли эти бумаги, – устало отозвался Вульф. – По ее предположению, если они и были, их забрал и спрятал Джин Домери, а теперь в них вцепился мертвой хваткой его племянник Бернард. При всем том она считает, что способна их отыскать.
– Прекрасно. Значит, вы признаёте, что она способна думать. Почему бы вам тоже не пораскинуть мозгами? Пока вы только возражаете, а думать отказываетесь. Вы подумайте.
Этот разговор у нас состоялся перед ужином. Если босс после нашей беседы все-таки решил пораскинуть мозгами, то тщательно это скрывал. Покончив с едой, он вернулся в кабинет и засел за книгу. Ну разве не отвратительно? Как-никак нам поручили расследование.
Вот тогда-то я, дабы сохранить лицо, стал подробно рассказывать о показе в «Домери и Нидер». По крайней мере, это мешало ему читать.
Изложение фактов заняло у меня около часа. Затем я перешел к комментариям: «Только подумайте, что было бы, женись я на всех сразу! Мне бы пришлось подыскать квартиру…» Впрочем, я уже об этом рассказал.
На следующее утро, во вторник, босс все так же бездельничал. Когда мы раскручиваем дело, он обычно за завтраком дает мне задание, а тут ни словом не обмолвился. В одиннадцать утра Вульф спустился из оранжереи, зашел в кабинет, сел за стол, устроился поудобнее, позвонил Фрицу, распорядившись подать две бутылочки пива, и снова взялся за книгу.
Даже когда я показал ему чек от Синтии на две штуки баксов, полученный с утренней почтой, Вульф лишь равнодушно кивнул. Я возмущенно фыркнул и быстрым шагом направился на улицу. Чтобы заняться хоть чем-то, решил сходить в банк и положить деньги на наш счет.
Вернувшись, я обнаружил, что босс, по-прежнему поглощенный чтением, приступил уже ко второй бутылке. Похоже, он все-таки решил отправить меня в четверг на очередной показ коллекции для оптовиков.
В час дня на обед, который мы вкушали в столовой, через прихожую напротив кабинета, Фриц подал куриную печенку, а к ней – половинки жаренных в масле помидоров, украшенных рубленым сладким перцем и петрушкой, за которыми последовали рисовые лепешки с медом. Я особенно не налегал на печенку, поскольку очень уж люблю рисовые лепешки Фрица. Когда в дверь позвонили, я уминал пятую, а то и шестую.
Во время наших трапез дверь всегда открывает Фриц. Кстати сказать, Вульф не приемлет использования атомных бомб в первую очередь потому, что взрыв может отвлечь людей от еды. Поскольку дверь в прихожую была открыта, я увидел, как Фриц идет открывать.
Мгновение спустя до меня донесся его голос. Он убеждал кого-то обождать в кабинете, пока Вульф не закончит с обедом. Что ответил посетитель, я так и не услышал, но различил звуки приближающихся шагов.
Мгновение спустя на пороге столовой показался наш гость, одних лет с Вульфом, крепко сбитый, мускулистый, краснолицый и очень злой. Это был наш закадычный друг инспектор Кремер, возглавлявший отдел по расследованию убийств. Он подошел вплотную к столу и обратился к Вульфу:
