Говорить я тоже не мог.

Тут из саквояжа выбрался Пит и подбежал ко мне, вопрошая в чем дело. Я не отвечал и он начал теребить мою штанину, требуя объяснений. Я продолжал молчать. Тогда Пит забрался ко мне на колени, положил передние лапы мне на грудь и заглянул в глаза, желая немедленно и без отговорок узнать, что со мною сталось.

Я все молчал и тогда он начал выть. Это заставило Майлза и Белл обратить на него внимание.

— Что ты наделала! — зло сказал Майлз. — Ты в своем уме?

— Не нервничай, толстячок, — отвечала Белл. — Мы рассчитаемся с ним раз и навсегда.

— Что? Если ты думаешь, что я стану соучастником убийства…

— Успокойся! Его, конечно, следовало бы убить… но у тебя на то не хватит мужества. К счастью, в этом нет нужды. Все сделает препарат.

— Что ты имеешь в виду?

— Он теперь наш, душой и телом; будем делать все, что я ему скажу — И не доставит нам никаких хлопот.

— Но… боже мой, Белл, ты же не сможешь накачивать его этой дрянью вечно. Однажды он очнется и…

— Брось рассуждать как адвокат. Я знаю, на что способен препарат, а ты — нет. Очнувшись, он будет делать все, что я скажу. Я прикажу ему не возбуждать против нас дела, и он не станет возбуждать дела. Велю не совать свой нос в наши дела и он оставит нас в покое. Велю уехать в Тимбукту — он так и сделает. Скажу, чтобы забыл, что с ним здесь случилось — забудет… но сделает все, что я прикажу ему перед этим.

Я слушал все это так, словно разговор шел не обо мне. Если бы вдруг закричали, что дом горит, я бы и к этому отнесся так же.

— Я не верю, — сказал Майлз.

— Не веришь? — она странно взглянула на него. — А следовало бы.

— А? Что ты имеешь в виду?

— Не заводись. Препарат уже действует, толстячок. И первое, что мы должны сделать…

И тут Пит завыл. Такое не каждый день услышишь. Можно прожить всю жизнь и не услышать, как воет кот. Это совсем не тот вой, который коты издают перед дракой. Как бы ни был обижен кот, он никогда так не взвоет. Этот вопль можно услышать только тогда, когда кот оценивает обстановку как совершенно невыносимую, но сделать ничего не может.

Такого воя не может вынести никто: вопль скребет по нервам, изнуряет своей непрерывностью.

— Чертов кот! — сказал Майлз. — Надо вышвырнуть его.

— Убей его, — велела Белл.

— Что? Ты слишком решительна, Белл. Дэн носится с этим никчемным животным, как Каин со своей печатью.[18] Давай сунем его обратно. Сюда… — он взял питов саквояж.

— Я убью его, — жестко сказала Белл. — Почти год я хотела Убить проклятую тварь.

Осмотревшись в поисках орудия, она увидела каминную кочергу и схватила ее.

Майлз взял Пита и попытался засунуть в саквояж.

— Попробуем… — начал он.

Но Пит не терпел, когда его лапал кто-нибудь, кроме меня и Рикки. Даже я не посмел бы прикоснуться к нему, когда он вопил — лучше уж играть с гремучей ртутью. Даже если бы он не был так возбужден, он никогда и никому не позволил бы взять себя за загривок.

Он вцепился в майлзову руку и зубами, и когтями. Майлз завопил и выпустил его.

— Стой на месте, Майлз, — завопила Белл и попыталась огреть Пита кочергой.

Ее намерения были достаточно ясны. На ее стороне была сила и она была вооружена. Но оружием своим она владела плохо, а Пит весьма искушен в тактике. Увернувшись, он бросился на Белл и крепко оцарапал ей ноги.

Белл взвизгнула и бросила кочергу.

Я не видел всей картины боя, ибо мог смотреть только перед собой и мне оставалось дожидаться, когда они окажутся в поле моего зрения. Но слышал я все. То они гонялись за котом, то кот за ними. Я слышал грохот стульев, ругательства, вопли.

Я знал, что Пит не позволит захватить себя.

Самое худшее из всего случившегося со мною в эту ночь было, конечно, то, что я не мог ни видеть, ни оценить это величайшее сражение Пита и его величайшую победу. Правда, я все слышал и кое-что видел, но порадоваться его триумфу был не в состоянии.

Сейчас, вспоминая все это, я чувствую волнение, но это совсем не то. Я навсегда лишился радости гораздо большей, чем медовый месяц.

Внезапно ругань и грохот прекратились. Майлз и Белл вернулись в гостиную.

— Кто оставил дверь открытой? — отпыхиваясь спросила Белл.

— Ты сама. Заткнись. Теперь уж ничего не поделаешь.

Майлз раскраснелся. Он пощупал царапины на лице и они ему явно не понравились. Потом он осмотрел свою одежду — пиджак был разорван во всю спину.

— Черта лысого я заткнусь. Есть у тебя револьвер?

— Что?

— Я застрелю этого гнусного кота.

Ей досталось еще больше, чем Майлзу. Пит оцарапал все, что смог достать — ноги, голые руки, плечи. Ясно было, что она не скоро сможет носить снова открытые платья, да и на память кое-что останется. В общем, она выглядела, как дикая кошка после драки со своими соплеменницами.

— Сядь! — сказал Майлз.

Белл ответила ему кратко и, мягко выражаясь, отрицательно.

— Я убью эту тварь, — добавила она.

— Ладно, не садись. Пойди умойся. Потом я перевяжу тебя, а ты — меня. И наплюй на этого кота; мы избавились от него и слава богу.

Белл что-то пробормотала себе под нос, но Майлз ее понял.

— Ты тоже, — ответил он. — Не бесись и послушай меня. Предположим, у меня нашлась бы пушка — я не говорю, что она у меня есть. Что бы ты сделала? Вышла бы на улицу и подняла бы пальбу. Не знаю, убьешь ты кота или нет, но вот полиция непременно будет здесь минут через десять и нам придется отвечать на разные щекотливые вопросы. Что бы ты сказала насчет него? — он ткнул пальцем в моем направлении. — А если ты высунешься на улицу без оружия, этот зверь вполне может убить тебя. — Он нахмурился. — Следовало бы издать закон, запрещающий держать таких тварей. Этот кот представляет общественную опасность. Ты только послушай.

Снаружи доносились вопли Пита. Он бегал вокруг дома и выл, призывая своих врагов надеть доспехи и выйти на честный бой.

Белл, вздрагивая, прислушивалась.

— Не бойся, сюда ему не забраться. Я исправил твой просчет и закрыл дверь.

— Это не я оставила ее открытой!

— Брось, это твоя привычка.

Майлз обошел все комнаты, проверяя задвижки на окнах, потом пропал куда-то, а следом за ним и Белл. Пит продолжал завывать, изредка прерываясь. Я не знаю, долго ли они отсутствовали — время перестало для меня существовать.

Белл вернулась первой. Ее косметика и прическа были безупречны, она надела платье с высоким воротом и длинными рукавами, сменила порванные чулки. Кроме нескольких царапин на лице, ничто не напоминало о недавнем сражении. Грим сотворил чудо: при других обстоятельствах я бы снова влюбился в нее.

Она подошла ко мне и велела встать, что я и сделал. Быстро и умело она обыскала меня, не позабыв проверить карман рубашки и правый грудной карман пиджака, которого у большинства костюмов не бывает. Улов был небольшой: бумажник с небольшой суммой наличными, идентификационная карточка, водительские права, ключи, мелочь, носовой антисмоговый ингалятор, всякий мелкий хлам и конверт с чеком, который она же и отправила. Она повертела чек, прочла передаточную надпись и озадаченно глянула на меня.

— Что это такое, Дэн? Ты застраховался?

— Нет.

Совсем не ответить я не мог, и такой мой ответ был, пожалуй, Наилучшим.

Она нахмурилась и положила конверт в общую кучу. Потом посмотрела на питов саквояж и, должно быть, вспомнила о клапане, который я использовал вместо портфеля. Она взяла саквояж и открыла клапан.

Там она, естественно, обнаружила комплект документов, выданный мне в Компании Взаимного Страхования. Присев, она начала их читать, а я, словно манекен, стоял там, где меня поставили.

Вскоре появился Майлз. На нем был халат, домашние шлепанцы и преизрядное количество марли с пластырем. Выглядел он как заштатный боксер среднего веса после состязания с чемпионом-тяжеловесом. Лысину его украшало нечто вроде марлевого тюрбана; неприкрытой осталась только самая макушка — ее Пит, очевидно, не смог достать.