— Джентри? Но ты же сказала, что Майлз не удочерил тебя.

— Ой! Меня так давно зовут Рикки Джентри, что я совсем забыла. Ты имеешь в виду мою настоящую фамилию? Хейнике, как У бабушки… и моего настоящего отца. Но меня никто так не зовет.

— Теперь будут.

Я написал: “Фридерике Вирджинии Хейнике” и добавил: “выплатить по достижению ею двадцати одного года”. Теперь я сообразил что мое первое поручение в любом случае не имело законной силы.

Тут я заметил, что наша церберша пристально на нас поглядывает. Я глянул на часы — мы разговаривали целый час.

Но нужно было заверить передаточную надпись.

— Мэм!

— Да?

— Скажите, пожалуйста, где я могу заверить документ? Есть здесь поблизости нотариус?

— Я — нотариус. Что вы хотите заверить?

— Господи! Чудесно! И печать с вами?

— Всегда со мной.

В ее присутствии я подписал передаточную надпись, а она даже погрешила немного против совести, избрав расширенную формулу свидетельства: “…и лично известный мне под именем Дэниэл Б.Дэвис…” (ведь Рикки достаточно ясно показала, что знает меня, да и Пит красноречивым молчанием подтверждал, что я — полноценный член кошачьего братства). Потом она поставила печать поверх моей подписи, подписалась сама и я облегченно вздохнул. Пусть теперь Белл попробует смухлевать!

Она удивленно посмотрела на меня, однако ничего не сказала.

— Ваша неоценимая помощь предотвратила трагедию, — торжественно объявил я. — Сами знаете, интересы детей — превыше всего.

Она отвергла гонорар и удалилась в домик. А я вернулся к Рикки и сказал:

— Отдай это своей бабушке. Скажи, пусть она отнесет это в местное отделение Американского Банка. Там сделают все, что нужно, — и положил сертификат перед ней.

Она даже не дотронулась до него.

— Это связано с деньгами, да?

— Да. Пока это немного стоит, но со временем…

— Я не возьму.

— Но я хочу, чтобы это было у тебя, Рикки.

— Я не возьму. Не хочу, — голос ее задрожал, на глаза навернулись слезы. — Ты уходишь навсегда, а меня бросаешь. — Она всхлипнула. — Совсем как тогда, когда ты был помолвлен с этой. Ты мог бы взять Пита и жить с бабушкой и со мной. Я не желаю твоих денег!

— Рикки. Послушай, Рикки. Уже поздно что-либо менять. Я ничего не могу сделать, даже если захочу. А этот сертификат — твой.

— А я не хочу с ним связываться. — Она погладила Пита. — Я даже не успела приласкать его хорошенько. И Пит меня бросает… У меня не будет даже Пита.

— Рикки. Рикки-тикки-тави, ты хочешь снова увидеть Пита… и меня?

— Конечно, — ответила она шепотом. — Но я не смогу.

— Сможешь.

— Да? Как? Ты же сказал, что ложишься в анабиоз… на тридцать лет.

— Да. Я должен. А тебе я скажу, что надо сделать, чтобы мы встретились. Будь хорошей девочкой, слушайся бабушку, ходи в школу — а деньги тем временем будут расти. Когда тебе исполнится двадцать один год и если ты к тому времени не забудешь нас — ляг в анабиоз, денег на это у тебя хватит. Когда ты проснешься, мы будем ждать тебя. Мы с Питом обязательно тебя дождемся. Торжественно обещаю.

Она немного успокоилась.

— А вы точно будете там? — спросила она после долгого раздумья.

— Да. Мы даже можем договориться о точной дате. Если ты не раздумаешь, делай точно так, как я скажу. Обратись в страховую компанию “Космополитэн” и распорядись, чтобы тебя положили в Риверсайдский санктуарий, что в Риверсайде… а еще — вели, чтобы тебя разбудили первого мая 2001 года. Я буду тебя дожидаться. Если ты захочешь, чтобы я был при твоем пробуждении — так и скажи им, если нет — я буду ждать тебя в вестибюле. Я знаю этот санктуарий; там тебе будет хорошо. — Я достал еще один конверт, приготовленный еще в Дэнвере. — Тебе нет нужды запоминать все это; здесь все написано. Сохрани его до совершеннолетия, тогда и прочтешь. Но помни: что бы ты ни решила, мы с Питом все равно будем ждать тебя.

И я положил конверт поверх сертификата.

Мне казалось, что я смог убедить ее, но она и теперь не дотронулась до бумаг. Она лишь глянула на них, а потом тихо сказала:

— Дэнни…

— Что, Рикки?

Я еле расслышал ее шепот. Но все-таки расслышал.

— Если я сделаю все это… — сказала она, глядя под ноги — ты женишься на мне?

Мне в голову ударила кровь, в глазах потемнело, но я ответил твердо и громко:

— Да, Рикки. Я только этого и хочу. Именно поэтому я ложусь в анабиоз.

Я оставил ей еще один конверт, с надписью “Вскрыть в случае смерти Майлза Джентри”. Я не стал объяснять, что в нем, просто попросил сохранить. Там были сведения о похождениях Белл, матримониальных и прочих. В руках адвоката это обеспечит Рикки наследство Майлза, даже против его воли.

Потом я снял с пальца кольцо, полученное при выпуске из института (другого у меня не было) и отдал Рикки, так мы и обручились.

— Оно тебе великовато, но ты все равно храни его. Когда ты проснешься, я приготовлю другое.

Она крепко зажала его в кулаке.

— Не нужно мне никакого другого.

— Хорошо. А теперь — попрощайся с Питом. Мне пора ехать. У меня больше нет ни минуты.

Она крепко обняла Пита, потом отдала его мне и твердо посмотрела мне в глаза. Две слезинки катились по ее щекам, оставляя за собой чистые дорожки.

— Прощай, Дэнни.

— Не “прощай”, Рикки. До свидания. Мы будем ждать тебя.

В четверть десятого я вернулся к мотелю. Там я узнал, что рейсовый вертолет уходит через двадцать пять минут, живо отыскал торговца подержанными автомобилями и провернул рекордную по скорости сделку, спустив свою машину за полцены. Я измудрился контрабандой протащить Пита в вертолет (летчики недолюбливают котов) и в одиннадцать с минутами уже был в кабинете мистера Пауэлла.

Тот уже беспокоился, не передумал ли я, а потом вознамерился прочесть лекцию о том, как нехорошо терять документы.

— Это не по правилам. Что я скажу судье? Он может отказаться заверить контракт во второй раз.

Я достал наличные и помахал перед ним.

— Бросьте капать на мозги, уважаемый. Будете вы заниматься мною или нет? Если нет, так и скажите, я тогда отнесу мои деньги в “Центральную”. Я хочу заснуть именно сегодня.

Это подействовало, хоть он и продолжал ворчать. Он упомянул, что компания не может гарантировать пробуждение в точно назначенный день.

— Обычно мы пишем в контракте: “плюс-минус один месяц, на усмотрение администрации”.

— Так не пойдет. Пишите — 27 апреля 2001 года. Я так хочу и мне безразлично, кто это сделает — ваша компания или “Центральная”. Вы продаете, мистер Пауэлл — я покупаю. Если вы не можете продать то, что мне нужно, я найду другое место.

Он переделал контракт и мы подписались под ним.

Ровно в двенадцать я предстал перед врачом.

— Вы больше не пили? — спросил он.

— Трезв, как судья.

— Это не критерий. Посмотрим.

Осматривал он меня еще придирчивее, чем “вчера”. Наконец, он отложил свой резиновый молоток и сказал:

— Удивительно. Вы же совершенно здоровы, не то, что вчера. Просто невероятно.

— Бывает и хуже, доктор.

Я взял Пита на руки и гладил, пока ему делали успокаивающий укол. Потом улегся на спину и позволил обработать себя. Честно говоря, я думал, что меня промурыжат день — другой и был готов к этому. Главное — мне позарез нужно было вернуться в 2001 год.

Часам к четырем я счастливо заснул бок о бок с Питом.

На этот раз обошлось без кошмаров. Было только чувство неизбывного разочарования, а это не так уж страшно. Во сне я шел и шел по бесконечным коридорам, торкался во все двери, уверенный, что одна из них — Дверь в Лето и за нею меня ждет Рикки. А под ногами путался Пит. У котов есть такая гадкая привычка, и свежему человеку трудно бороться с искушением дать пинка или просто наступить на кота.

Перед каждой новой дверью Пит проскакивал у меня меж ступней, первым заглядывал в дверь, видел все ту же зиму и отскакивал назад, едва не сбивая меня с ног.