— Слушай, парень, так ты всех чертежников оставишь без работы.

— Не оставлю. Нашей стране не хватает инженеров, вот эта штука и восполнит дефицит. Лет тридцать спустя такая машина будет у каждого инженера и архитектора. Без нее они просто загнутся, как современный механик — без электрического инструмента.

— Ты говоришь так, будто знаешь наверняка.

— Так оно и есть.

Он осмотрел Пита-Протея — я приказал тому навести порядок на рабочем столе — потом вернулся к Чертежнику Дэну.

— Знаешь, Дэнни… иногда мне кажется, что ты тогда сказал правду… помнишь, когда мы встретились впервые.

Я пожал плечами.

— Назови это предвидением… но я точно знаю. Уверен, так и будет. Разве важно — откуда?

— Пожалуй, нет. И что ты хочешь делать с этими штуками.

Я нахмурился.

— В том-то и заковыка, Джон. Я хороший инженер, вполне приличный механик, но делец из меня никакой, это доказано. Ты разбираешься в патентных законах?

— Нет, я же тебе уже говорил. Для этого нужен узкий специалист.

— Найди мне какого-нибудь, почестнее. И чтоб не надо было подгонять. Мне нужен свой патентный адвокат. Я собираюсь основать фирму и управлять ею, но с финансами связываться не хочу. И у меня совсем нет времени.

— Почему?

— Я собираюсь вернуться туда, откуда явился.

Он уселся и долго молчал.

— Сколько у тебя времени? — спросил он наконец.

— Гм… недель девять, если считать со следующего вторника.

Он снова глянул на машины.

— Я бы на твоем месте пересмотрел сроки. Девять месяцев, если все пойдет гладко, только тогда их можно будет пустить в производство.

— Джон, это невозможно.

— То же самое говорю и я.

— Я имею в виду, что не могу изменить срок. Это мне неподвластно… уже.

Я закрыл лицо руками. Я смертельно устал: в среднем, мне доводилось спать не более пяти часов в сутки. В конце концов, у бизнеса свои законы — с ними можно бороться, но победить невозможно.

Я посмотрел ему в глаза.

— А ты мог бы управлять всем этим?

— Чем? И в какой степени?

— Целиком. Я уже сделал все, что мог и умел.

— Это большое дело, Дэн. Ведомо ли тебе, что я смогу тебя обкрадывать, как захочу? Этот бизнес, может принести миллионы.

— Так оно и будет. Я точно знаю.

— Зачем же делиться со мной? Не лучше ли просто выплачивать мне гонорар?

Я честно попытался обдумать это, но голова адски болела. Однажды у меня уже был компаньон — но нельзя же, черт побери, из-за одного мошенника не доверять всем и каждому. Так можно уподобиться одноглазому отшельнику в глухой пещере. Абсолютной безопасности не бывает; если уж человек живёт, он должен рисковать. И надо же, в конце концов, доверять людям.

— Джон, ты же наперед знаешь мой ответ. Ты-то мне поверил. Сейчас мне снова нужна твоя помощь. Ты мне поможешь?

— Конечно, поможет, — мягко вставила Дженни. — Хотя, честно говоря, я не знаю, что вы обсуждаете. Слушай, Дэнни, эта штука может мыть посуду? У тебя же нет ни одной чистой тарелки!

— Как ты сказала, Дженни? О, конечно, сможет. Несомненно.

— Тогда вели ему перемыть посуду. Смотреть тошно.

— Он еще не запрограммирован на мытье посуды. Но если тебе угодно, я мигом это сделаю. Все это займет часа два, зато он станет лучшей судомойкой в мире. Но сначала надо… ммм, видишь ли, мытье посуды — работа тонкая, не то, что класть кирпичи или водить трактор. Здесь слишком много вариантов и потому работать надо с умом.

— Великий Боже! Наконец-то хоть один мужчина понял, что такое домашняя работа. Дорогой, ты слышал, что он сказал? Ну ладно, возитесь дальше. Посуду я вымою сама. — Она осмотрелась. — Дэн, у тебя, мягко выражаясь, не комната, а свинарник-

Святая правда, я даже не подумал, что Пит-Протей мог бы обиходить меня. Я старался, чтобы он мог делать все, что понадобится покупателям, а сам тем временем заметал мусор в угол, да и то изредка. Я начал учить его всему, что умел Умница Фрэнк. Он был способный ученик, благо ламп Форзена было в нем втрое больше, чем у Фрэнка.

Теперь у меня было на это время, все остальные дела взвалил на себя Джон.

Дженни отпечатала описания, а для оформления заявки Джон нанял патентного адвоката. Не знаю, платил ли ему Джон наличными или заинтересовал в прибылях. Я ни о чем не спрашивал, доверял Джону все дела, вплоть до определения наших дивидендов с будущих прибылей и был совершенно уверен, что он не пойдет по майлзовой дорожке. Теперь я был свободен и мог всерьез заняться своей настоящей работой. Честное слово, до всего прочего мне не было дела; в конце концов, не в деньгах счастье. Я должен был или полностью доверять Джону и Дженни, или подыскать пещеру и стать отшельником.

Но на двух пунктах я настоял.

— Джон, мы должны назвать нашу фирму “Аладдин”.

— У тебя богатая фантазия. Чем плохо “Дэвис и Саттон”?

— Так нужно, Джон, так должно быть.

— Почему? Опять твое предвидение?

— Может быть. На товарном знаке мы изобразим Аладдина с лампой и выходящего из нее джинна. Я сделаю черновой набросок. И еще одно: главная контора должна быть в Лос-Анджелесе.

— Что? Ты спятил, если думаешь сманить меня туда. Чем тебе не нравится Дэнвер?

— Всем нравится. Дэнвер — красивый город, но строить здесь фабрику нельзя. Стоит только подобрать здесь приличное место, как окажется, что эта земля нужна какому-нибудь федеральному ведомству и тебе снова придется искать. А время уходит. Кроме того здесь не хватает рабочей силы, строительные материалы — на вес золота, некоторые детали днем с огнем не сыщешь. А в Лос-Анджелесе — неисчерпаемый рынок рабочей силы, Лос-Анджелес — морской порт, в Лос-Анджелесе…

— А как насчет смога? Его-то к достоинствам не отнесешь.

— Смог скоро победят. Поверь мне. Кстати, разве ты не заметил, что и в Дэнвере взялись его производить?

— Подожди минутку, Дэн. Мне вполне ясно, что тебя не переспоришь — значит это и в самом деле важно. Но у меня должна быть кое-какая свобода.

— Естественно, Джон.

— Конечно, надо быть полным психом, чтобы из Колорадо Переезжать в Калифорнию. Я бывал там во время войны, видел. Спроси у Дженни; она коренная калифорнийка — это ее тайные грех. Ее туда багром не затащишь. А здесь — чудесные зимы, свежий горный воздух, великолепные…

— Я никогда не зарекалась вернуться в Калифорнию, — сказала Дженни, оторвавшись от вязания.

— Что такое, дорогая?

Дженни не любительница трепаться; если уж она заговорила значит, ей есть что сказать.

Она отложила спицы — добрый знак.

— Дорогой, в Калифорнии мы могли бы вступить в Клуб Дубовой Долины; они там купаются круглый год. Когда мы в последний раз ездили в Боулдер, весь бассейн был затянут льдом.

Наконец, наступил урочный день — 2 декабря 1970 года. Я тянул с отъездом до последней минуты. Из-за чудовищной дороговизны деталей я совсем издержался и мне пришлось занять у Джона три тысячи в счет будущих прибылей. Он позволил мне написать расписку, потом порвал ее и бросил клочки в корзину.

— Расплатишься, когда станешь миллионером.

— Это будет лет через тридцать, Джон.

— Неужто так долго?

Я задумался. После первой нашей встречи он ни разу не попросил меня рассказать мою историю. Да и тогда он прямо заявил, что не верит ни единому моему слову — однако, поручился за меня в клубе.

Пришло время рассказать все до конца; я так и сказал ему

— Может, разбудишь Дженни? Она тоже имеет право узнать обо всем.

— Ммм… не стоит. Пусть себе спит, пока не придет время прощаться. Дженни — цельная натура, Дэн. Уж если она любит человека, ей наплевать, кто он и откуда взялся. Если хочешь, я потом все ей перескажу.

— Как знаешь… — и я рассказал ему все в подробностях, изредка прикладываясь к стакану с прохладительным (у меня были причины не прикасаться к алкоголю) и кончил тем моментом, когда мы встретились на горном склоне близ Боулдера.

— Вот и все, — сказал я. — Пожалуй, стоит сказать еще об одном. Мне пришлось падать, правда, невысоко; это значит, что для строительства лаборатории грунт насыпали. А если бы его срыли бульдозером, я бы заживо оказался под землей. Скорее всего, вы бы тоже погибли — такой взрыв может стереть в пыль весь округ, хотя никто точно не знает, что случается, когда две массы оказываются в одной точке пространства.