— Но ты же сказал, Па… — начал было я.

— Мне все равно, — оборвал он меня, — но моя семья не должна ссориться на людях. Ты слышал, что сказала ваша мать?

Я был в отчаянии.

— Подумай, Па, — я изо всех сил старался говорить спокойно, — если я вернусь на Землю, ни разу не надев скафандр, тебе придется подыскать для меня другую школу. В Лоуренсвиль я не вернусь — меня там засмеют.

— Хватит, молодой человек. Это мы решим, когда будем дома.

— Ты же твердо обещал мне…

— Я сказал — хватит! Дело кончено!

Мистер Латем все это время молча стоял рядом, но тут он поднял брови и тихо сказал Па:

— А я считал, что вы — человек слова.

Я сделал вид, что ничего не слышал, но не мог же я допустить, чтобы папу подозревали в необязательности. Я быстро переменил тему.

— Слушай, Па, может, мы еще сможем выйти все вместе. Что ты скажешь насчет вон того скафандра?

Я указал на вешалку, что была отгорожена барьером с дверцей. Там висели дюжины две скафандров и среди них — маленький; его башмаки едва достигали пояса взрослого скафандра.

— Что? — Па просветлел лицом. — О, это то, что нужно! Минутку, мистер Перрин! Вот же маленький скафандр.

— Мы не сможем взять этот скафандр, сэр.

— Почему это?

— Эти скафандры — личная собственность и не выдаются на-прокат.

— Что за ерунда! Ведь Резерфорд — государственное предприятие. Этот скафандр нужен моему сыну.

— Но это невозможно.

— Я обращусь к директору.

— Попробуйте. Этот скафандр сделали специально для его дочки.

Свершилось. Мистер Латем позвонил директору. Па поговорил с ним, директор поговорил с мистером Перрином, а потом — снова с Па. Директор согласился одолжить скафандр, но он не мог приказать мистеру Перрину взять с собой маленького ребенка.

Мистер Перрин заупрямился и его можно было понять, но Па все же уговорил его. Наконец-то мы надели скафандры, проверили запас кислорода и включили рации. Мистер Перрин напомнил нам, что следует разговаривать на одной частоте и больше слушать его, чем говорить, а то мы рискуем не услышать ничего, кроме самих себя. Потом мы вошли в шлюз, и он строго приказал держаться вместе и не соревноваться в беге и в прыжках. Мое сердце было готово выскочить из груди. Внешняя дверь открылась, и мы вышли на Луну. Это было чудесно, чудеснее, чем мне снилось, но я был слишком возбужден, чтобы анализировать свои чувства. Солнце было ослепительное, я никогда не видел такого, а тени чернильно-черные, в них ничего не было видно. Не было слышно ничего, кроме голосов в наушниках, и это тоже было необычно. Мягкая пыль, словно дым поднималась от наших шагов, а потом медленно оседала. Ничего не двигалось. Более мертвый пейзаж просто невозможно вообразить. Мы шли, держась компактной группой. Я держался поближе к братишке, а то он вдруг обнаружил, что может прыгать на двадцать футов. Я хотел его шлепнуть, но разве можно отшлепать человека в скафандре? Абсолютно без толку.

Потом мистер Перрин остановился и начал рассказывать:

— Мы пришли на Чертово кладбище. Скалы-близнецы позади вас вздымаются на пять тысяч футов, еще никто не смог покорить их. Из-за сходства с человеческими фигурами шпили получили имена, взятые из земных мифов: Вельзевул, Тор, Шива, Сет… — он называл одно имя за другим. — Селенологи еще не пришли к единому мнению насчет того, как возникли эти странные образования. Некоторые полагают, что они появились в незапамятные времена, когда на Луне еще были воздух, и вода и действующие вулканы… — говорил он то же, что можно прочесть в любом номере “Спейсуэйз Мэгэзин”, но когда перед тобой Луна — это совсем другое дело.

Сами шпили чем-то напоминали скалы близ отеля “Сад Богов” в Колорадо-Спрингс; мы были там прошлым летом. Только эти были намного выше и вместо голубого неба над ними простиралась чернота, усеянная колючими звездами. Жутко.

Тут карапуз начал хныкать, и мне пришлось выключить его рацию, чтобы мистер Перрин смог закончить свою лекцию.

С нами пошел еще один служащий с фабрики. У него была хорошая камера и он предложил нам сфотографироваться на фоне каменных шпилей и черного неба.

— Наклоните головы поближе к стеклу, тогда на снимке получатся лица. А теперь улыбнитесь! Готово! К вашему возвращению карточки будут готовы. Десять долларов за штуку.

Я прикинул — одну карточку я повешу в своей комнате, а другую… подарю одному человеку. От прошлого дня рождения у меня оставалось восемнадцать долларов, а два придется попросить у мамы.

Потом мы поднялись по длинному склону и очутились на краю кратера, где раньше стояла первая атомная лаборатория. Он был миль двадцать в диаметре и после катастрофы все его дно было покрыто зеленой стеклянистой массой. Местами из нее торчали камни, а на одном было высечено:

ЗДЕСЬ ПОКОЯТСЯ

БРЕННЫЕ ОСТАНКИ

КУРТА ШЕФФЕРА

МОРИСА ФАЛЬСТАЙНА

ТОМАСА ДЬЮЛИ

ХЕЙЗЛ ХАЯКАВЫ

ДЖОРДЖА ВАШИНГТОНА СЛАППИ

СЭМА ХЬЮСТОНА АДАМСА,

КОТОРЫЕ ПОГИБЛИ ЗА ИСТИНУ,

ЧТО ДЕЛАЕТ ЛЮДЕЙ СВОБОДНЫМИ.

11 августа 1984 года.

Мне стало как-то не по себе и я отошел от кратера. Па и туристы взялись расспрашивать мистера Перрина.

— Никто не знает, что случилось, — ответил он, — все погибли. Сейчас все данные от приборов идут в Луна-Сити, но тогда такого не было.

— А если бы излучение достигло Земли? — спросил кто-то.

— Потому-то лабораторию и построили на обратной стороне Луны, — тут мистер Перрин взглянул на часы. — Пора возвращаться.

Все потянулись к тропинке…

— Бэби! Где Милый Бэби?! — раздался мамин крик.

Я удивился, но еще не испугался. Карапуз только что крутился вокруг, мелькал то тут, то там. Далеко он не отходил: нужно же ему было с кем-то болтать.

Отец крепко обнял маму и поманил меня.

— Дик! — грозно спросил он. — Куда ты девал братишку?

— Я? При чем тут я? Последний раз я его видел на руках у мамы, когда поднимались по склону.

— Говори честно, Дик. Мама отстала, присела отдохнуть и послала малыша к тебе.

— Может быть, но я его не видел.

Тут мама закричала всерьез. Все были на одной частоте, поэтому мистер Перрин подошел к маме и отключил ее рацию; тотчас же наступила тишина.

— Мистер Логан, позаботьтесь о вашей супруге, — велел он. — Когда вы видели малыша в последний раз?

Па ничего не мог сказать; он пытался унять маму и расспросить ее, но и она ничего толком не говорила и только глушила частоту. Пришлось ее снова отключить.

— Кто-нибудь видел малыша? — обратился мистер Перрин к остальным. — Если нет — ничего не говорите. Кто-нибудь заметил, куда он пошел?

Оказалось — никто не заметил. Я был уверен, что карапуз смылся, пока мы пялились на кратер, и сказал об этом мистеру Перрину.

— Похоже на то, — согласился он. — Внимание всем! Я иду искать малыша. Оставайтесь на месте. Повторяю: не двигайтесь с места! Я вернусь через десять минут.

— Почему бы нам всем не пойти с вами? — спросил кто-то.

— Потому что сейчас потерялся один, а тогда будет дюжина, — ответил мистер Перрин и удалился, каждым прыжком покрывая футов пятнадцать.

Па подался было за ним, — но мама вдруг стала медленно падать. Он подхватил ее и нежно опустил в лунную пыль. Тут все разом заговорили, какой-то идиот предложил снять с нее шлем, но Па еще не сошел с ума. Я выключил рацию, чтобы спокойно все обдумать и отошел, впрочем, не теряя группу из вида.

Я посмотрел на тропинку, по которой мы поднялись сюда. Не было смысла осматривать кратер: там карапуз был бы заметен, как муха на тарелке. Но вне кратера можно было спрятать целый полк. Повсюду торчали скалы, лежали каменные обломки величиной с дом, все в дырах, словно сыр; повсюду — складки и трещины. Было видно, как бегал, словно пес за кроликом, мистер Перрин. Точнее, не бегал, а летал, побивая все рекорды. Потом он запрыгнул на огромный камень и огляделся.