— Это мне не нравится. Я хочу быть хозяйкой своей судьбы. У меня свои собственные желания, Потти. Я знаю, что они у меня есть — я это чувствую.

— Я могу себе представить, что каждый маленький нейтрон в атомной бомбе чувствует то же самое. Он может сделать “БУМ!” или оставаться в покое, как ему нравится, но это ни в малейшей степени не изменяет процесс, бомба взорвется. И к этому я пришел уже давно. Вы видите здесь что-нибудь чрезвычайное, Миди?

Она взглянула на диаграмму и попыталась охватить весь узор.

— Внизу, справа, они как-то сходятся вместе.

— Верно. Вы видите горизонтальную пунктирную линию? Там мы находимся сейчас — и это все уже достаточно плохо. А теперь вы видите эту прямую отвесную линию? Это шестью месяцами позже. Это захватит нас. Вы видите циклы — длинные, короткие, все. Каждый в отдельности или проходит через эту точку, или достигает в ней своего высшего значения.

— Это плохо?

— Три большие линии сошлись в тысяча девятьсот двадцать девятом году, и экономическая депрессия поставила нас на лезвие ножа. Тогда двадцатичетырехлетний цикл стал поддерживающим элементом. Теперь все это сходится в один огромный пучок — в пару кульминационных точек совсем не того вида, которые могли бы нам помочь. Я имею в виду, что гусеницы и грипп едва ли принесут нам много хорошего. Миди, если статистика вообще что-то значит, тогда эта бедная, старая планетка еще никогда не переживала такого возмущения с тех пор, как Ева связалась с Адамом. Я боюсь.

Она внимательно посмотрела ему в лицо.

— Потти… вы не разыгрываете меня?

— Видит небо, как бы я хотел, чтобы все это было шуткой. Нет, Миди, с цифрами спорить нельзя, халтурить нельзя. Я не знаю, как это сделать. Это — Год Невезения.

По дороге домой Миди долго молчала. Когда они приблизились к Западному Лос-Анджелесу, она спросила:

— Потти?

— Да, Миди?

— Что мы можем сделать против этого?

— Что можно сделать против урагана? Закрыть уши. А что можно сделать против атомной бомбы? Попытаться действовать быстрее, чем атомная бомба и не быть там, где она взорвется. Что можно сделать еще?

— Да, — она несколько мгновений помолчала. — Потти, вы скажете мне, когда надо будет бежать?

— Если я сам буду это знать.

Он проводил ее до двери и повернулся к выходу, когда она сказала:

— Потти.

— Да, Миди? — он посмотрел на нее.

Она взяла его голову в ладони и притянула к себе. Потом страстно поцеловала его в губы.

— Ну — это была статистическая единица?

— Н-н-нет.

— И все — тоже будет так! — сказала она с мягким нажимом. — Потти, мне кажется, я могу изменить твою кривую.

В то время, как Год Невезения двигался по стране все дальше и дальше, Брин испытывал меланхолическую радость от того, что все новые данные подтверждали его выводы. Необъявленная мировая война разворачивала свои кровавые фронты в полудюжине мест по всему земному шару. Брин не обозначил ее; заголовки были достаточно ясны для каждого. Он сконцентрировался на фактах поменьше, что появлялись на внутренних страницах газет — фактах, которые для остальных ничего не значили, но все вместе ясно свидетельствовали о неуклонной тенденции.

Он отмечал биржевые курсы, количество осадков, ожидаемый урожай пшеницы, но прежде всего обращал внимание на сообщения о кислотных дождях.

Попытка замолчать серию раздеваний дала основание для закона “о непристойном обнажении”. Теперь пришло сообщение о Церкви Объединения Всех Душ в Спрингфилде: пастор провел церемонию обнажения. Вероятно, в первый раз за тысячу лет, подумал Брин, за исключением культа звезд в Голливуде. Высокочтимый господин утверждал, что церемония проводится так же, как при “танце высшей жрицы” в древнеегипетском Карнаке.

Весьма возможно, но у Брина были сведения, что “высшая жрица” работала исполнительницей стриптиза в ночном клубе. Во всяком случае, святой отец не был арестован. Две недели спустя сто девять церквей в тридцати трех штатах предлагали такие же аттракционы. Брин занес их на свою кривую.

Течение реки Колорадо стало еще медленнее, чем прежде, уровень воды сильно упал. Несмотря на это, люди в Лос-Анджелесе стали совершать медленное самоубийство, поливая лужайки, когда переполнились резервуары. Региональная комиссия по водоснабжению попыталась хоть как-то ограничить это безрассудство, но ее приказы легли под сукно столов полицейских властей пятидесяти городов, и водопроводы работали с полной нагрузкой.

Четыре Национальных Конвента партий — Южан, Преданных Республиканцев, еще одних Преданных Республиканцев и Демократов — привлекли лишь незначительное внимание, потому что все ждали конвента партии Ничего-Не-Знающих. То, что “Американский Форум”, как официально именовались Ничего-Не-Знающие, строго говоря, был даже не партией, а воспитательным и просветительным обществом, ни в какой степени не умаляло его влияния. Откуда они брали деньги? Их источники были настолько темны, что Брин вынужден был копаться в пыльных архивных документах за декабрь 1951 года. На этой неделе ему дважды звонили со службы и спрашивали, не хочет ли он прийти — один раз его шеф, другой раз — швейцар.

У него не было сил занести Ничего-Не-Знающих на кривую. Они вызывали у него дрожь в коленках. Перебрав сообщения о них, он пришел к выводу, что паблисити их снизится, как только количество членов достигнет головокружительной цифры.

Вулкан Кракатау взорвался восемнадцатого июля. Трещина Сан-Андреас, возникшая после землетрясения 1933 года, до сих пор была нестабильной — незаживающая рана, пересекающая весь Западный берег. Мон-Пеле и Этна разразились извержением, но Мауна-Лоа до сих пор был спокоен.

Летающие тарелки, казалось, ежедневно садились в каждом штате. Правда, ни одну из них не удалось рассмотреть вблизи. Или Министерство безопасности скрывало такие сообщения? Конфиденциальная информация тоже не удовлетворяла Брина. Стоимость спиртного иногда сильно повышалась. Но морской змей Венчур Бис существовал на самом деле; он его видел. Что же касается пещерных людей в Теннеси, он так и не смог установить, насколько правдивы сообщения о них.

Тридцать одна авиакатастрофа только в США за последнюю неделю июля… было ли это событием? А эпидемия неополиомиэлита, распространившаяся от Сиэтла до Нью-Йорка? Была ли она началом пандемии? Диаграмма Брина говорила — да. Но как быть со взрывом чумы? Могла ли диаграмма знать, что один из славянских биохимиков в свое время вывел весьма действенного возбудителя? Дьявольщина!

Конечно, диаграмма не исключала “свободного желания”. Каждое утро миллионы “свободно желающих” затопляли центр мегаполиса Нью-Йорк. Вечером они устремлялись обратно — все вместе образуя гладкую, предсказуемую кривую.

Спросить лемминга! Допросить лемминга! Допросить всех леммингов, живых и мертвых! Заставить их голосовать! Брин отбросил свой блокнот в сторону и позвонил Миди.

— Моя привилегированная статистическая единица тут?

— Потти! Я только что подумала о тебе.

— А, у тебя выпал свободный вечерок!

— Да, но не только поэтому. Потифар, ты уже видел Большую Пирамиду?

— Я еще не был у Ниагарского водопада. Я ищу настоящую женщину, чтобы отправиться туда.