— Про Диндов не слышал, — покачал головой палач. — Там вроде двоих за раз подвесили над огнем, Квокка да монаха тюремного. Ну, если молва не врет.
Вот здесь Елена уже со всей искренностью выругалась. Строго говоря, у женщины не было особых причин тосковать по пыточных дел мастеру и пронырливому монаху, очевидно из демиургов. Если уж судить честно и беспристрастно, добродушного палача настигла та участь, которой он сам подверг неисчислимое множество людей. Но… все равно было грустно.
— Помянем, — сказал сутенер, высоко поднимая кружку. — За упокой грешных душ.
— Помянем, — согласилась Елена. — За людей, от которых я зла не видела.
— За великих мастеров, — прошелестел голос из угла. — Каких уж нет и долго теперь не будет.
Выпили в молчании, со значением и расстановкой. Пиво с желчью горчило просто чудовищно, однако следовало признать, вкус был интересный. И бодрило пойло как настоящий кофе.
— Это ж целая школа сгинула, — тоскливо и вслух подумал палач, грохнув кружкой по столу. — теперь пока новый самородок народится, пока натаскается…
Он шмыгнул носом, пожевал пухлые губы и уставился на Елену трезвым, по-прежнему внимательным взглядом.
— Ладно, общих знакомых вспомнили. Соглашусь, ты не дура с чистого квартала. Не дура ведь?
Тень в углу что-то скрипнула в ответ.
— Вот и я так думаю, — согласился палач. — Поэтому выйдешь отсюда своими ногами. Если семь грошей, то бишь пол-копы в кошеле найдутся. Признаю, за невежливость ты спросить была вправе. Но бить моих работников тоже нельзя. Люди не поймут. Тем более, не просто шлюху поколотила. Так что штраф внести надо будет. Беру божески, на лечение хватит, тебя по миру не пустит.
Он окинул собеседницу красноречивым взглядом, дескать, вроде ты и баба, но живешь как мужик, следовательно, и спрос такой же. Елена прикинула, можно ли будет провести это у глоссатора как профессиональные расходы, решила, что вполне. Кивнула.
— Деньгу отдашь той, с кем пришла. Теперь говори, что за дело. Но по делу и коротко.
Елена чуть наклонилась вперед, положила локти на стол с видом человека, озабоченного важными занятиями. По заранее отрепетированному шаблону кратко и деловито сообщила суть предложения.
— Так… — палач характерным движением потер костяшки, словно боксер после удара. — А сам почтенный господин адвокат под этим делом крестик нарисует?
В голосе и глазах сутенера отобразился явственный интерес, да и кто такой Ульпиан здесь, похоже, отлично знали. Елена сразу отметила очередное изменение отношения к себе. Прежде она завоевала некоторое… не то, чтобы уважение, скорее признание, но сугубо личное. Теперь же в ней видели часть некой корпорации, пусть маленькой, но важной, с весом и положением.
— Возможно, — развела руками Елена. — Он сейчас ведет такие дела… — она изобразила движением руки что-то ровное, гладкое. — Вода в пруде должна быть тихой. До поры.
— Понимаю, — кивнул палач. — Хоть и не во дворцах живем, а слыхали кое-что. И про земли церковные, и про…
Тень в углу коротко и сухо кашлянула. Сутенер тут же замолк, сделал паузу и продолжил, будто не было последней фразы:
— Поступим так. Молвлю нужное слово, девки тебе все расскажут, что понадобится. Хотя чего рассказывать, дело ясное, святоши наболтали разное. Борются за нравственность, кляузами всех закидали. А юдикаты и рады хоть как-то себя показать, графья то их прижали, не развернешься особливо. Но есть у нас пара грамоток о привилегии в том районе стоять. Грамоты честные, не думай, просто старые очень. Их принесут … тебе, я так понимаю?
— Да. Об остальном позже поговорим. И, — палач нахмурился и поднял раскрытую ладонь, в которую, кажется, могла бы уместиться детская голова. — Сразу передай господину, что дело с ним и дело без него это два разных дела. И две разных цены. Очень разных.
— Передам.
— Значит, порешали. Теперь в чем вопрос?
Елена в первую секунду не поняла, затем поразилась, насколько точно ее слова передали свинопотаму. Действительно, она ведь говорила о деле и вопросе.
Она потерла ладони, чувствуя себя неуютно и неловко.
— Я вот о чем подумала, — сказала она, с неудовольствием замечая, как слабая неуверенность отражается и на словах. Самое грустное, свинопотам тоже отметил это и раззявился в кривой ухмылке.
— Мне нужна хорошая повитуха, — вымолвила она, будто мечом взмахнула.
Тень в углу снова заскрипела, но, кажется, это не была какая-то осмысленная речь, скорее некое выражение эмоций. Щетинистый крутанул голову в одну сторону, затем в другую, будто глядел на женщину попеременно левым и правым глазами.
— Не, ну если скинуть надо прям вот чтобы… — буркнул он, косясь поверх столешницы на плоский, как доска, живот Елены. — Можно наболтать микстурку… Но ты же сдохнешь, травить себя на таком сроке.
Женщина поперхнулась, чувствуя. Как неудержимо краснеет.
— Не… мне, — выдавила она и, сглотнув, продолжила, более уверенно и ясно. — У меня подруга родит. Скоро. Роды будут тяжелые. Нужна повитуха, хорошая. Чтобы знала, как делать, если что-то пойдет скверно.
— Хм… — протянул палач.
Теневой коллега быстро пересек небольшую комнатку и что-то пошептал на ухо, затем вернулся в прежнее положение.
— Девка, да ты рехнулась наглухо? — с неожиданной искренностью и пылом чуть ли не заорал палач. — Да если та подруга цельная баронеска?! Ты хоть представляешь, что будет с тем, кто ее на тот свет с дитем спровадит?!
— Я не рехнулась, — раздельно и четко проговорила Елена. — Университетская медицина ее убьет. Один раз едва не убила. Здесь нужен тот, кто набил руку на самых тяжелых родах. Где найти много женщин, которые часто рожают?
Она еще хотела добавить «в грязи и дерьме», но решила, что это лишнее.
— У вас можно найти, — ответила Елена на свой же вопрос. — Заплачу золотом. Ответственность на мне. Если откажетесь, настаивать не буду, но и вы в городе не единственные.
Она красноречиво замолкла, предоставив собеседникам делать выводы. Молчание длилось долго. Мужчины переглядывались, и у Елены возникло стойкое ощущение, что у них чуть ли не телепатическая связь. Или просто так давно работают плечом к плечу, что понимают друг друга без слов.
— Это нужна живорезка, — прошелестел теневой человек.
— Живорезка? — не поняла Елена.
— Слушай, gariad, ты, я так вижу, не носила, оттого и не понимаешь, — начал сутенер, однако без прежнего задора. — Объясню по-простому. Если роды прям совсем тяжкие, надо резать живот и доставать дитенка. У него шансов немного, но есть, это уж как Параклет судьбу назначит...
… потому что руки дезинфицировать надо, кретины, дополнила про себя Елена.
— ... а мать при этом все. Сразу в рай. И тот, кто пузо распорол, тут же в тюрьму, затем на плаху. Потому что баронеска, не шлюха подзаборная. Соображаешь? И ты в тюрьму. Я же вас обеих и пилить мелкими шматками стану, когда судья начнет допытываться, по чьему хотению извели дщерь благородного роду.
— Значит нет? — уточнила Елена, стараясь держать маску полной уверенности, которую не чувствовала ни на грош.
— Значит, денег тебе придется отсыпать, чтобы повитуха, еще от крови не отмывшись, сбежала на край света и там закопалась в самую глубокую нору. И нам докинуть, чтобы наглухо память отшибло. Крепко подумай, оно тебе надо? И по кошельку ли?
Коррупция, глубокомысленно подумала Елена. Слуги закона. Но… Палач-сутенер безошибочно указал на главное: если роды пройдут неуспешно, поплохеет всем, кто не успеет сбежать на край света и записаться в пираты. Ей, то есть Хель, в первую очередь. Но и повитухе тоже. Поплохеет до смерти, причем страшной. Это сильно меняло планы. Чтобы купить «живорезку» на таких условиях требовалось много денег, куда больше чем рассчитывала Елена. А ведь впереди еще доброе дело. Даже с учетом ста коп от Дан-Шина (которые пока заработаны лишь наполовину) денег может не хватить. Попробовать как-то выклянчить у Дессоль? В конце концов, медицинское наблюдение баронессы стоит подороже обычного постоя с пансионом.